– Иван Петрович, – Детектив приподнялся и с пренебрежением пожал пухлую ладошку. Однако рукопожатие было сильным, волевым; Шмыге даже показалось, что его пальцы попали в щель между дверью и косяком. – Только я к экстрасенсам не имею никакого отношения.

– Гоша… Игорь служит полковником на Большой Бронной…

– Лапусенька, полковник – это звание, а служу я в ведомстве, о котором мало кто из приличных людей знает. Сейчас оно относится к министерству юстиции. Занимаюсь, так сказать, воспитанием заблудших душ.

На Большой Бронной располагалось лишь одно здание, в котором с утра до вечера воспитывали заблудшие души – главное управление исполнения наказаний Министерства юстиции. И «воспитатели» были люди серьезные, влиятельные и весьма богатые. Шмыга об этом знал. Наверное, к приличным людям он не относился.

– Не буду вам мешать. Сделаю кофе. Вы какой предпочитаете?

– Просто кофе, – пожал плечами детектив. – Одну ложку сахара.

Полковник вышел, подвязывая поясок халата.

– Итак, подытожим, – встал Иван Петрович и прошелся по гостиной. Выглянул в окно. Машины разъехались, осталась одна милицейская «Волга». – Вы опасаетесь за свою жизнь, вы боитесь за жизнь своего возлюбленного – детектив искоса взглянул на Снегиреву, однако та не шелохнулась, – поэтому на первом этапе моя задача разобраться, обоснованы ли ваши страхи. Я берусь за ваше дело. Подписываем договор, вносите аванс и начинаем работать.

– Как это… работать? – спросила она и снова потянулась за сигаретой.

– Я спрашиваю, вы отвечаете с максимальной искренностью; я говорю, что вам надо делать, вы исполняете.

– Смело. А вдруг вы потребуете от меня… ну, скажем, сделать не совсем приличные вещи, – в ее темных глазах сверкнули озорные искры. – И вообще, мне не нравится такой подход, – решительно заявила она.

– Ну, да, вы женщина волевая, самостоятельная, как я успел заметить. Привыкли все контролировать, а тут вдруг надо отдаться на волю незнакомого вам человека, которого в глубине души вы продолжаете считать шарлатаном. Я не собираюсь вас ни в чем убеждать. Но только на таких условиях я могу гарантировать безопасность вашей жизни.

– И какое будет ваше первое приказание, о мой повелитель? – иронически спросила она, хотя было видно, что решение она приняла.

– Вам надо расстаться с Игорем Васильевичем.

– Что?! – от изумления она, кажется, потеряла дар речи, ее хорошенький рот приоткрылся, а глаза округлились настолько, что она стала походить на совушку. Милую, симпатичную, встрепанную совушку.

– Вы не ослышались. Воздержитесь, пожалуйста, от контактов с вашим женихом… – и, наслаждаясь впечатлением, добавил: – На время моего расследования.

– И как долго вы будете… расследовать? – выговорила, наконец, она.

– Не знаю, как пойдет, – равнодушно сказал детектив и вынул из папки бланк договора.

– Но это невозможно! – понизив голос, воскликнула она. – Гоша всегда рядом, всегда сможет меня защитить. Вы не представляете, какая за ним сила!

– Защитить? – удивленно переспросил Иван Петрович. – Вряд ли ему под силу, – и с сомнением покачал головой, – переместиться из своего кресла в кабинете на Большой Бронной на Дмитровское шоссе и подхватить троллейбусную рогатину в тот момент, когда она слетела… Нет, не думаю. Да и сегодня, ваш жених сладко спал, когда в нескольких метрах от него разрубили топором голову совершенно невинному человеку.

– Что?!

– Разве вы не обратили внимание на толпу милицейских на лестничной площадке, когда открывали мне дверь?

Вошел Гоша с мельхиоровым подносом в руках. Он умел превосходно сервировать – три крохотные чашечки с кофе, взбитые сливки, масло, нарезанное толстыми желтыми кругляшками, бутерброды с ветчиной, украшенные зелеными веточками петрушки. Но поставил не на обеденный стол, а на тумбу у входа.

– Лапусик, у соседей, кажется, что-то случилось. Пришел участковый, хочет с тобой поговорить, – озабоченно проговорил он.

Толстая рыжеволосая женщина с отекшими ногами сидела в тени навеса маленького торгового павильона на тюках упакованного в целлофан постельного белья и проворно пересчитывала мятые десятки. Затем ловким движением перетягивала их тонкой резинкой, и прятала в широкий поясной кошель.

За прилавком стояла миловидная девушка в обтягивающем джинсовом костюме с быстрыми глазами, которые никогда прямо не смотрели на покупателя, а, шмыгнув по лицу, норовили уйти в сторону и вниз.

– Мужчина, вам помочь? Бязь, хлопок, ситец… лучший подарок любимой женщине. Все наше, отечественное, – заученно повторяла она. – Что вас интересует? Носки белорусские, стопроцентный хлопок, вот ноские, с добавлением вискозы. Эти по двадцать пять, эти по сорок… могу уступить, но немного…

Иван Петрович прижимаясь к шаткому прилавку – народ валил узким проходом, толкотня была невыносимой, да еще сентябрьское небо над Митино пылало нещадным июльским жаром, несло запахом перегоревшего масла от чадивших узбекских жаровен с шаурмой, пирожками, курицами гриль… – все-таки нашел в себе силы пошутить:

– Меня интересуют такие носки, которые самоликвидировались бы при загрязнении.

– Как это? – сбилась миленькая продавщица.

– Сбросил с ноги, а они пшик – и в легкий дым обратились. Любимой женщине – настоящий подарок. Не придется их изо всех углов выметать и нести в ванную, как дохлую мышь за хвост.

Девушка посмотрела на него и детектив увидел, что глаза у нее очень даже симпатичные – синие, яркие, точно первые васильки.

Толстуха за ее спиной пробасила:

– Слушай больше. Придуркам дома не с кем поговорить, вот они на рынок прут. Не обращай внимания!

– Точно не с кем, – охотно согласился Шмыга, – поэтому ищу Тамару Петровну Казанцеву. Поболтать с ней охота.

– Я – Тамара. Тебе чего? – приподнялась хозяйка. На рябоватом лице ее, скуластом, решительном, только точеный носик, чуточку вздернутый к верху, выдавал сходство с дочерью. Во всем остальном ни намека, что гордая московская аристократка на личном «Ситроене» чем-то была похожа на крутую торговку с Митинского рынка. Но почему он решил, что Снегирева ведет свой род от Рюриковичей? Ох уж это провинциальное воображение, которое в каждом москвиче или петербуржце видит отпрыска старинных княжьих родов!

Баба смотрела на него с насмешкой, и Шмыга подумал, что откровенного разговора не выйдет. Но тем не менее информация необходима сегодня, сейчас. Он оставил Наталью Сергеевну запертой на все замки, положив ключи от ее квартиры себе в карман. Но эти меры, принятые скорее всего из-за полного непонимания происходящего, не исключали возможность внезапного нападения на клиента. Мог взорваться бытовой газ этажом выше или этажом ниже, мог лопнуть телевизионный кинескоп совершенно безопасной конструкции, а ванная оказаться под напряжением именно тогда, когда она решит принять душ…

Брать на испуг базарную торговку, челночницу, не имело смысла. Она такого повидала в своей жизни, проталкиваясь с сумками через несколько границ, отбиваясь и от ментов, и от бандитов. Детектив пожалел, что отказался от корочки общественного помощника прокурора, которую предлагал ему Толич.

Пришлось решиться на неожиданный ход.

– Здравствуйте, мама! – стеснительно и с подкупающей улыбкой сказал он.

– Сыночек объявился! – жизнерадостно захохотала толстуха. – Иди, родной, я по будням не подаю. Еще прилично одет…

– Мы с Наташей подали заявление в ЗАГС.

Еще немного, и он бы стал носком ботинка чертить по пыльной земли от наигранного волнения, ибо мгновенно вжился в роль.

– Меня зовут Иван.

Тамара Петровна присела, запястьем оттерла пот со лба.

– Неужто передумала? Есть у ней жених, знаю только не Ваней, Игорем его зовут.

– Вы можете сами поговорить с Наташей. Игорь Васильевич был просто другом, другом и остался. Она не могла вам раньше сказать, поскольку мы проходили трудный и сложный период отношений…