– Но если я не ошибаюсь, он умер в конце восьмидесятых. Уже в то время он мог хотя бы приехать навестить своих родственников.

– Да, и это еще одна драматическая история моей семьи. Это было, если не ошибаюсь, в году так шестьдесят пятом. Известная вам Маргарита Дмитриевна в то время преподавала в университете политэкономию и чтобы полностью искоренить прошлое, ну и, разумеется, чтобы сделать карьеру, отреклась от живущего заграницей отца. В то время все, проживающие за бугром, автоматически причислялись к стану врага. Тем более, что Дмитрий Оганов никогда не скрывал своего негативного отношения к советскому строю. Об этом печатали французские газеты. А за ее поступок, Маргариту Дмитриевну конечно похвалили. Даже превозносили ее, словно она совершила подвиг. В общем, Павлик Морозов, только в юбке. Поэтому прадед и не приехал.

– Вот тебе раз. Выходит, от него отреклись дважды. Вначале жена, затем и дочь. Тогда непонятно неприятие твоего отца, как выходца из народа. Почему вдруг вспомнила о своей родословной. Голубая кровь взыграла?

– Не знаю. Но мне кажется, она поняла, что совершила чудовищную ошибку в своей жизни. И отрекаясь от нас, она словно обрекала себя на одиночество. А одиночество это очень серьезное испытание. Но ни у меня, ни у отца на нее обиды не было. Просто было по-человечески ее жаль. Она была несчастным человеком.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес Олег. Эта история не оставила его равнодушным, – И что, он больше не давал о себе знать?

– Было одно письмо. Незадолго до смерти. Прадед писал о превратностях судьбы, о жизненных круговоротах, в которые попадают люди. О том, что все могло бы быть иначе, если бы не гражданская война и тому подобное. В конце же была приписка, что они (то есть его родственники), обретут богатство, если правильно распорядятся его картинами. В общем, полный бред. Картины проданы. Богатство – сами видите, – Анатолий грустно усмехнулся.

– Да, наверное, – Олег хотел попрощаться.

– Кстати, пару дней назад приходил один молодой человек. Также интересовался картинами Оганова. Оставил свой телефон. На всякий случай. Если хотите, я вам его отдам.

– Но зачем? Я ведь хочу купить, а не продать картину.

– У него, как и у вас, одна картина. Он ищет пару. Возможно, вы договоритесь.

Олег взял бумажку и, поблагодарив, направился к выходу.

– Кто там, – раздался за дверью чей-то женский голос.

– Моя фамилия Ордынцев Сергей Павлович. Следователь. Я звонил вам полчаса назад.

Ордынцев развернул служебное удостоверение.

– Да. Проходите, – полноватая женщина средних лет, с заколотыми в тугой узел темными волосами, одетая в яркий атласный халат, указала рукой внутрь квартиры, – Знакомьтесь, мой муж, Джеймс Кларк. Он американец.

– Очень приятно, – Ордынцев пожал протянутую руку.

– Располагайтесь, – женщина провела следователя в гостиную, – присаживайтесь.

Американец предусмотрительно извинился и оставил их вдвоем.

– Вам стало что-нибудь известно об отце? – руки женщины нервно теребили носовой платок.

– Ольга Львовна, если не ошибаюсь? – уточнил Ордынцев.

– Да.

– Должен вас огорчить. Но пока о вашем отце нет никаких известий.

– Зачем же вы тогда пришли? – в словах Ольги Львовны чувствовалось разочарование.

– Органы склоняются, что у вашего отца произошла потеря памяти. И вероятно он где-то обитает, не помня, кто он и откуда.

– Чушь! – глаза женщины метали молнии, – проще всего сослаться на потерю памяти у пожилого человека. Но я никогда не поверю, чтобы отец ни с того ни с сего, вдруг потерял память. И то, что ему 73 года, ни о чем не говорит. Он писал статьи по искусству. Составлял каталоги. Знаете, какая нужна память, чтобы упомнить названия тысяч работ и почти столько же фамилий художников. У него переводы на восемнадцати языках мира. И вообще….

Ольга Львовна отвернулась, не желая показывать выступившие слезы.

«Не похоже, что она претворяется, – отметил про себя Ордынцев, – наверняка она не имеет отношения к исчезновению отца».

– А этот ваш муж, Джеймс, чем он занимается?

– Он дантист. В который раз приезжает, чтобы уговорить меня уехать в Америку.

– И что вас удерживает?

– Я не уеду, пока не разыщу отца. Живого или мертвого, – слова звучали твердо, не допуская никаких сомнений в своих намерениях.

– Но ведь на это, возможно, уйдут годы, – сочувственно произнес Ордынцев. Ему было искренне жаль женщину, хотя он как следователь не имел права на проявление чувств. Ольга Львовна не ответила.

– Скажите, Сергей Павлович, – после некоторой паузы, обратилась она к следователю, – есть ли вероятность.… Бывают ли случаи, когда люди все же находятся? Мы слышали, что таких людей направляют в институт имени Сербского. Но я наведываюсь туда каждую неделю.

– В год на территории России пропадает около двухсот тысяч человек. Примерно половина из них находится. Живыми или мертвыми. Так что шанс есть.

– А вы сами верите, что отец найдется?

– Скорее нет, чем да, – немного подумав, ответил Ордынцев.

– Тогда я не понимаю, что заставило вас сюда явиться.

– Скажите, вам известна фамилия Янгель?

Женщина задумалась.

– Вроде бы что-то было на слуху.

– Случайно не в криминальной хронике? – Ордынцев задал этот вопрос не случайно. Если женщина знает эту фамилию из сообщения по телевидению, это одно. Ну, а если Янгель бывал в их доме, это другое.

– Не думаю. Я не интересуюсь подобными программами.

– Может, он был знакомым вашего отца?

– Да. Что-то припоминаю. Как его зовут?

– Марк Давидович.

– Теперь вспомнила. Это один из приятелей отца. А почему вы спросили о криминальной хронике? С ним что-то случилось?

– Да. Он пропал. Неделю назад, при невыясненных обстоятельствах. Как и ваш отец.

– И вы, конечно, полагаете, что они где-то попивают пиво в укромном местечке, или у него, как и у папы отключилась память? В России что, началась эпидемия амнезии, – язвительно заметила Ольга Львовна.

– Многие именно так и считают.

– А вы?

– Я другого мнения.

– Ну, слава Богу, – всплеснула руками Ольга Львовна, – хоть у кого-то в МВД мнение, отличное от других.

– Да. И, по-моему, в МВД я единственный, у кого такое мнение.

– И вы начнете расследование?

– Да. Собственно я уже его начал. Только… Неофициально.

– Что?

– И я хотел бы просить вас, Ольга Львовна, чтобы наш с вами разговор, остался между нами.

– Но почему, – искренне удивилась женщина, – разве нельзя провести официальное расследование?

– Формально – нет оснований. А потом, если все же есть этот кто-то, кто помог вашему отцу и Янгелю исчезнуть, то не хотелось бы этого кто-то спугнуть.

– Понимаю, – задумчиво произнесла женщина, – может быть кофе?

– Не откажусь.

– Ну, тогда продолжим нашу беседу в столовой.

– У меня к вам необычная просьба, Ольга Львовна, – обратился Ордынцев к женщине, смакуя мелкими глотками ароматный напиток. Они сидели в столовой в обществе Джеймса, который, ломая русскую речь, пытался рассказать анекдот.

– Да, я слушаю.

– Не могли бы вы мне показать, что есть самое ценное в коллекции вашего отца.

Ольга Львовна посмотрела на Кларка, словно ищи у того поддержки.

– Я понимаю, поднял вверх руки следователь, – просьба необычная. И вы вправе мне отказать.

– Это связано с расследованием?

– В общем – да.

– Но я не знаю. Каждая вещь из коллекции папы по-своему бесценна.

– Давайте на время оставим духовную оценку вещам и будем оценивать их реальную стоимость.

– Ну, хорошо. Только поймите меня правильно, некоторые вещи держаться в секрете и о них знает лишь ограниченный круг лиц. Поэтому…

– Я все понимаю. Можете не волноваться.

– Идемте за мной.

Ордынцев плохо разбирался в искусстве. Для него было все равно, что Ван Дейк, что Ван Гог. Брюлов или Тициан. Ольга Львовна пыталась как-то хотя бы немного просветить следователя, но потом, когда Ордынцев поинтересовался, кто же из них дороже, все же оставила эту затею.