Прошла почти неделя, прежде чем Олегу удалось договориться о встрече с «„нужным“» человеком. Это был пожилой, седовласый мужчина, с открытым добродушным лицом, умными, улыбающимися глазами. Звали его Данилов Петр Анатольевич. Работал он экспертом в области изобразительного искусства и был очень известным и уважаемым человеком в городе. Конечно, он был не единственным, кто разбирался в подлинниках, но все же его часто приглашали в состав экспертных комиссий многие известные музеи России, для проведения экспертизы того или иного произведения. Они договорились встретиться возле здания, где располагалась лаборатория, в которой работал Данилов.
Ну, что у вас там, молодой человек, – Петр Анатольевич улыбаясь, взял под руку Олега, слегка кивнув вдруг откуда-то взявшимся двум парням в камуфляже. Повинуясь, те снова растворились в тени.
– Охрана, словно это стратегический военный объект, – подумал Олег, разглядывая установленные по периметру здания видеокамеры.
Они вошли в небольшое, хорошо освещенное помещение, с расположенным посредине огромным столом. Это была приемная Данилова, дальше нее он своих клиентов не пускал.
– Показывайте, что там у вас, – эксперт добродушно улыбался.
Олег извлек из футляра для чертежей картину и разложил ее на столе.
– Любопытно. Довольно таки малоизвестный художник. По крайней мере, в нашей стране.
– Да. Он жил во Франции.
– Гм. Интересная работа. И выполнена достаточно профессионально. Хотя сюжет довольно странный, вы не находите? – обратился он к Олегу. Тот в ответ пожал плечами.
– Хотя вы правы. Не нам судить об истинных замыслах художника.
Данилов подтянул лампу на гибком штативе поближе к полотну и немного нахмурив брови, произнес:
– Ну что ж. С большой долей вероятности могу сказать, что это не подделка. Хотя работа неизвестная, но этот художник не того уровня, чтобы подделывать его работы. Впрочем, я говорю о настоящем времени. Возможно, когда-нибудь его работы будут стоить миллионы, и украшать знаменитые музеи мира.
– Тоже самое мне говорила и старушка, продавшая картину. Только она утверждала, стоят миллионы картина уже сейчас.
– Да? – Данилов удивленно вскинул брови, – но это и не удивительно. Каждый владелец хотя бы небольшой коллекции картин уверен, что именно его картины стоят целого состояния. Ну, а эта ваша старушка….
– Она представилась, как дочь самого Оганова – Маргарита Дмитриевна.
– Ну, теперь понятно. Она, конечно же, считает своего отца гениальнейшим из художников. И поверьте, никто ее не убедит в обратном.
– Ну что ж, молодой человек, – Петр Анатольевич повернулся лицом к Олегу, – заключение можете забрать послезавтра. Тариф вы мой знаете. Всего доброго.
Маргарита Дмитриевна Оганова тяжело опустилась на мягкое кресло. Вот и все. Она продала последнюю картину своего отца. Даже письма его, которые ее мать хранила всю свою жизнь, она отдала какому-то журналисту за бесценок. За исключением одного. Самого дорогого. Но…. Все кончено. Жизнь прожита и впереди ее больше ничего не ждет. Лишь пустота. И одиночество. Всю жизнь они с матерью жили надеждой, что, в конце концов, их семья воссоединится, и они будут вместе жить дружно и счастливо. Она и ее родители. Но нет. Этому быть не суждено. Судьба повернула иначе. И уже нет ни отца, ни матери. И она возможно уже скоро присоединится к ним на небесах. Она единственная хранительница их семейной тайны. Правда есть еще внук. Но…. Так сложилось, что из-за смерти дочери, при родах, она видит в нем причину этого несчастья. И не может ему этого простить. Хотя возможно это и не справедливо. Но его ждет сюрприз. Она оставит завещание. После ее смерти, он прочтет это письмо и узнает правду. И возможно станет счастлив, потому, как….
В этот момент ее размышления прервал дверной звонок.
– Кто там?
– ГОРГАЗ. Откройте, пожалуйста. Плановая проверка на утечку газа.
Пожилая женщина тяжело вздохнула и поплелась открывать дверь.
Глава 3
Старший следователь Сергей Павлович Ордынцев, сидел в своем кабинете, подперев голову руками. И эту голову (и как он критично отмечал – не самую глупую) посещали отнюдь не радостные мысли. И виной всему стало как ни странно его собственный день рождения. Казалось бы, должен радоваться, как никак твой праздник. Но нет. Кроме огорчения и горьких мыслей этот день ничего не принес. Он и раньше-то относился скептически к подобным мероприятиям и почти никогда их не отмечал. Но сейчас был повод над этим задуматься. Как никак юбилей, пятьдесят лет. С утра, как полагается, начальник поздравил. Часы подарил от имени и по поручению.… В общем, от коллег по работе. Хорошие часы такие, настоящие «командирские». Ордынцев давно мечтал купить себе такие, но как-то все было не досуг. Все откладывал на потом, а тут на тебе, подарили. Приятно. После работы, как принято, посидели с товарищами по службе в кабинете. Приглашал всех к себе домой, но куда там. У всех дела. Жены, дети, внуки, подруги…. Да и посидели то всего минут сорок. Пока бутылка водки не закончилась. Сергей, конечно, достал из тумбочки другую, (все таки готовился, закуски накупил два внушительных пакета) но все как-то дружно засобирались и, пожелав на последок ему всех благ, быстренько удалились. И Ордынцеву ничего не оставалось, как забрать спиртное и продукты, и отправиться домой.
Пустая квартира встретила его гнетущей тишиной. Не раздеваясь, он прошел прямо в кухню и, усевшись на скрипучий табурет, наполнил до краев одинокий стакан.
– За твое здоровье, Серега, – с горькой ухмылкой произнес он тост сам себе, – Поздравляю. Вот тебе уже и полтинник.
Поставив опорожненный стакан на стол, он вдруг задумался. Ему уже пятьдесят! А ведь это уже полвека. И это означает, вершину жизненного пути он уже перемахнул. Теперь дорожка вниз, под уклон. И как бы он не упирался – на закат. Жизни на закат. И время будет все быстрей и быстрей ускорять свой бег…. Ордынцев горько усмехнулся. Кажется, в таких случаях говорят – пора подводить итоги. Чего он достиг в жизни, чего добился. А итоги, как ни крути, не утешительные. Однокомнатная квартира тринадцать метров, не видавшая ремонта от времен царя Гороха. Звание – майор. Ну и что. В его годы ровесники давно уже в полковниках ходят, а кто и в генералах. Зарплата? Лучше о ней и не вспоминать. Едва хватает на продукты и «„коммуналку“». Что еще? Ах да. Ни семьи, ни детей. Раньше об этом как-то не думал. Вернее откладывал на «потом». А вот теперь даже горько стало. Пришел бы сейчас домой, а тут тебе и стол накрыт, и жена веселая с ребятишками встречает. Но нет ничего этого. Пусто. Хотя могло быть. Могло. Ведь были у него женщины в жизни, были. Да только не сложилось. Поживут, поживут у него некоторое время, а потом исчезают, не выдержав такой жизни. А кто ж выдержит? Он то сутками на дежурстве, то на всяких оперативных мероприятиях. Домой приходил, только чтоб отоспаться. А утром снова на службу. Характер тоже видать – не подарок. Кому такой нужен? Да и сам в то время, по правде говоря, не особо-то переживал, когда уходила от него очередная подруга.
«Ничего, – думал он, – свято место пусто не бывает. Одна ушла, на ее место всегда придет другая.»
И действительно приходили. До поры, до времени, конечно. Потом перестали. Конечно, он понимал, что уже не мальчик. Но главная причина, была даже не в возрасте. Дело было в другом. За последние десять лет, жизнь изменилась настолько, что Ордынцев иногда диву давался. Если раньше женщина хотела просто выйти замуж, за кого угодно, лишь бы не остаться в старых девах, и лишь бы быть как все. А если попадался еще и не пьющий, то это было просто счастье. То теперь, слабый пол предпочитал мужчин только состоятельных, с деньгами и всеми сопутствующими им атрибутами богатства. И что самое парадоксальное, что возраст, род занятий и вредные привычки женскую половину мало интересовали. Будь ты хоть убийца – рецидивист, ассенизатор или представитель секс меньшинств. Предпочтение отдавалось лишь толщине кошелька. Да и взгляды у женщин стали какими-то другими. На мужчин смотрели так, словно разглядывали на рынке товар. Ордынцев не раз замечал, что стоит ему приодеться в свой парадный костюм, (купленный по случаю распродажи в фирменном магазине), женщины сразу же обращали на него внимание. Многие даже многозначительно улыбались. Но если он был в своей обычной униформе – потертом выцветшем пиджаке, и таких же, потерявших форму брюках, в которых он каждый день отправлялся на работу, его сразу же переставали замечать. Редкая женщина, да и то лишь вскользь, окидывала его взглядом, и тут же отворачивались, словно взглянув на залежалый товар.