– Нет, ему не обязательно это знать. Не качай права, а прямо ответь, чего желаешь.

Брант усмехнулся. Он блефовал, как и король. Важно было понять, на что готов последний, ради жизни своего наследника. Потом уже можно было выдвигать свои требования.

– Возрождения моего ордена.

– Ты ополоумел? Вспомни, сколько населения погибло, когда шла Большая Охота! Мы едва вырезали твою братию. Их ты называешь своим орденом?

– А по-твоему, вы избавились ото всех? Мои люди сейчас процветают. Но постоянная потребность прятаться тоже надоедает. Решай, Хенсельт. Вроде, справедливый договор. Жизнь твоего заморыша на жизнь моих людей. Думаю, обмен того стоит. Он ведь у тебя один, наследников больше не предвидится.

Правитель поднялся и подошел к Бранту. Он внимательно смотрел в его выцветшие глаза, но воин не отвел взгляда. Хенсельт сдался первым, в который раз проиграв эту Битву Воли.

– Я согласен.

Через довольно продолжительное время показалась и деревня. Обычное село, с любопытными детишками, косящимися жителями и недоверчивой стражей. Благо, вопросов ко мне пока не возникало, видимо старика здесь уважали. Но и расходиться никто не желал, напротив, сзади потянулась толпа любопытных.

– Расслабься, Эль. Никто тебя здесь не тронет. По крайней мере, до тех пор, пока сам не учудишь чего-либо. Вот, кстати и мой дом.

Мы вышли на пригорок. С одной стороны, на удалении, стояла изба кузнеца. Невзирая на ранее время, над ней уже вился дымок, и слышались звонкие удары молота. Перед нами же находился небольшой храм. Колокольня его, похоже, знавала лучшие времена. Однако, вокруг было довольно чисто и ухожено. Небольшой огородик застилали рядки каких-то цветов. Старик покряхтел, вытаскивая из-за пояса ключ, отпер ворота. Они заскрипели под своим весом и распахнулись.

– Ты живешь здесь?

– Делю с Богом один дом на двоих. – засмеялся Доминик. – А зачем мне тратить свои силы на постройку собственной избы, если практически все свое время я провожу здесь? Народ знает, где меня найти. Пошли за мной.

Мы пересекли церковный холл. На меня смотрели своим странным взором образа святых, расставленные вдоль стен. Впереди стоял большой алтарь. Не нравится он мне. На поверхности камня были искусно выделаны желобки, которые заканчивались подобием чаш. Видимо, ранее здесь приносились жертвы. Сейчас же поверхность алтаря устилали разнообразные растения. Некоторые из них были сухие, но большая часть собиралась явно недавно. Старик свернул к небольшой каморке, которая была не запертой. Там я увидел большой лежак из свежего сена, камин с выдвигающейся решеткой и грубый стол. На стенах, вдоль всего помещения были приколочены три широкие полки, плотно заставленные различными посудинами из обожженной глины. В углу была аккуратно сложена посуда.

– Ну, стало быть, разводи огонь. Отдохнем маленько, а потом буду я службу править. Хворост на улице сложен.

Старик присел на лежак, взял книгу в руки. Я, помедлив, вышел во двор. У самого крыльца, под небольшим навесом были сложены штабелем дрова. Взяв несколько поленьев, я отнес их к камину, затем высек кресалом искру. Очень скоро языки пламени начали лизать заставленный хворост. Я прикрыл решетку.

– Ты читаешь Библию, Эль?

Я пожал плечами. Что мне отвечать, если я не помню этого. Может да, а может, я впервые вижу эту книгу. Доминик подал мне свой фолиант. Ничего не понятно. Черная вязь букв слаживалась в полную бессмыслицу. Начала болеть голова.

Старик участливо вздохнул.

– Ты не знаешь письма. Ничего, всему в жизни можно научиться. Что ты знаешь о Библии?

– Это священная книга.

– И все? А кто назвал ее священной? Эх, многие в этом мире воспринимают ее лишь как неукоснительный свод правил. Мало кто задумывается, что же она представляет собой на самом деле.

– А что она представляет?

– На этот вопрос может ответить только Господь. – старик улыбнулся. – Может, это летопись мироздания. Может свод канонов, которые необходимо строго соблюдать. А может… – он немного помешкал. – Возможно это попросту хроники проклятых. Летописи пишут победители, Эль, запомни это. В Бытие сказано, что на заре веков миром правил только один Бог. Но нашлись те, кто бросил ему вызов. Все они были сброшены с небес на землю, в вечное заточение. Но слишком мало об этом сказано, понимаешь. Несколько строк в одной главе о большой войне за пределами нашего мира. Почему так? Победители всегда рассказывают о своих победах часами, получая при этом многочисленных поклонников. А здесь…

Я смотрел на него, не отрывая глаз. Почему он начал этот разговор? Внезапно Доминик поднял глаза на меня, в них блеснула влага.

– Не слушай старика. Одиночество, Эль. Оно сжигает изнутри каждого, рано или поздно. Я слишком долго был один в этих стенах, вот и приходят на ум сомнения. Наверное, это мы прокляты в этом забытом месте. Все может быть, все возможно…

Дни потянулись вереницей. С самого утра я разжигал огонь и варил похлебку из запасов Доминика. Затем он проводил службу, а я помогал расставить нужные книги по залу. Никто мне не задал ни одного вопроса, что честно говоря, очень радовало. Вечером, мы проводили время вдвоем за беседами и изучением письма. Сны перестали меня посещать, видимо слишком много проблем свалилось на голову.

Старик рассказывал мне притчи из Библии, которые сводились у меня до уровня восприятия сказок. Ну не может существовать неопалимый куст и разумные люди не стали бы поклоняться золотому тельцу. При этих рассказах возникало ощущение, что я что-то упускаю. Очень важное для меня, но скрытое пеленой неведения.

Так было до одного злополучного дня. Мы с Домиником кушали, когда в ворота начали ломиться. Старик встал, открыл их и начал разговор с неизвестным. Я не слышал, о чем они говорили, но вернулся он обеспокоенным.

– Вставай Эль, поможешь мне. Кузнец с семьей заболел, надо бы его проведать.

Мы взяли походный рюкзак с припасенными травами и вышли. Доминик не стал запирать ворота. А зачем, если все друг друга знают? Дорога к кузнецу не заняла слишком много времени, но когда я открыл перед стариком дверь, то остолбенел. Вонь стояла такая, словно бы здесь недавно кто-то умер. Кузнец и его жена лежали рядом под какой-то шкурой, но не отозвались на оклик священника. Доминик вошел внутрь и рывком сдернул с них покрывало.

Люди были живые, но их тела покрывали гнойники и нарывы. Смрад усилился, начало подташнивать.

– Вон отсюда! – гаркнул старик и быстрыми шагами вышел во двор, увлекая меня за собой. – Ну вот, дошел и до нас. Мор, Эль, черная болезнь, как еще его называют. Жаль Стремора, да и жена у него была неплохая. Постоянно раньше помогала мне убираться.

– Неужели мы ничем не можем им помочь?

– Ничем. – отрезал Доминик. – Они уже в том состоянии, когда и сами умрут и полдеревни за собой утащат. Но, немедля после их смерти, придет и твоя очередь. Сам посуди, жили люди себе, никуда не лезли. Затем явился ты, и следом за тобой в деревню вошла зараза. Я-то знаю, что ты не болен, но тебе от этого не легче. Бежать тебе нужно будет, вот только не успеешь…

Бормоча себе под нос, лекарь пошел обратно к храму. Бежать? Куда? Нет, если уж так, то я не могу позволить парочке больных заразить село. Обойдемся без помощи Доминика.

Я аккуратно приоткрыл дверь в кузню. Они лежали обнявшись. О том, что они еще живы, свидетельствовало лишь слабое дыхание. Извините меня, если можете… На один грех в моем списке будет больше. Я приоткрыл задвижку горнила, вынул оттуда головешку и кинул ее прямо под лежак. Сухое сено начало дымиться, а я бросился к храму. Когда я вошел в него, то Доминик молился, стоя на коленях перед алтарем. Я присоединился к нему, повторяя слова, заученные по ночам. На улице послышался топот ног, человеческие крики. Старик вскочил и распахнул ворота.

Огонь охватил кузницу до самого дымохода. Сельчане начали было тащить воду, но вскоре поняли глупость своей затеи. Было некого спасать, а дом находился вдалеке и пожар не мог перекинуться на другие избушки. Доминик посмотрел мне в глаза, затем повернулся и пошел в каморку. Он лег, закрыл глаза.