– Я…

– Помолчи, а? Ты уже достаточно сказал и сделал. Ложись спать, утром поговорим, если захочешь.

– Святой отец, можно мне исповедоваться?

– А ты этого хочешь? Думаешь, что можно совершать грех, облегчать душу и идти дальше по трупам? Не получится. Не зря я тогда назвал тебя путником, у тебя волчья натура. Может оно и к лучшему в этом мире, не знаю. Но никогда не проси меня отпускать грехи. Каждый сам в ответе за свою душу, и здесь я помочь тебе ничем не смогу.

С этими словами старик демонстративно повернулся ко мне спиной. Почему-то, мне самому было неприятно. Ну, утро покажет, что будет дальше.

Мужчина стоял, скрестив руки на груди. Его тонкие черты лица искажала ухмылка.

– Эль, ты обдумал мое предложение?

– Я не знаю, как поступить, Луций. Понимаешь, Лана… Кажется я люблю ее.

– Любишь? Ты? – он засмеялся. Тонкий мелодичный смех резал душу, словно стилет. – А что ты вообще понимаешь под словом «Любовь»? Имеешь ли ты право на это чувство, Эль? Для Него ты никто, один из тысяч. Не забывай, что именно я смог отдернуть полог неведения, продемонстрировав тебе глубины человеческих эмоций. Ты думаешь, что она ответит тебе взаимностью?

Я молча слушал его. Он был прав, как обычно. Она не сможет ответить мне тем же, поскольку для нее чувства пока наглухо закрыты. Лана попросту исполняет приказы, а все, что идет вразрез с ними вызывает у нее только страх и панику. Почему я вообще рассказал ей о планах Луция? Нет, она не предаст нас, в этом я уверен

– Ты прав. Я выполню свою часть уговора.

Луций раскинул руки, словно пытался обнять весь мир.

– Отлично! Тогда дело за малым. – в его голосе засквозил смех. – Ты видел Его «Творение»? Это же пустышка, Эль. В нем нет ничего, что было бы достойно уважения. И знаешь, что самое главное? Именно ему доступны в полном объеме эмоции.

Внезапно его голос перешел на крик. Тонкое лицо исказила гримаса ненависти.

– Ты понимаешь, что это значит, Эль?! Оно способно любить, чувствовать боль, радоваться или страдать! То, что было сокрыто от нас доступно ему в полном объеме! Мечтаешь о Лане?! И что дальше с ней ты будешь делать?! Ты способен чувствовать вожделение или страсть?! Для тебя это набор букв, не более. То, что ты называешь любовью, в настоящий момент представляет собой смесь жадности и себялюбия. Ты попросту хочешь обладать ею, словно вещью. Чтобы она всегда находилась возле тебя. Не более. И ты отлично знаешь, кто в этом виновен!

– Луций, пообещай мне… если у нас получится, ты сможешь пробудить во мне и в ней настоящие чувства. Я знаю, у тебя хватит на это сил.

Он открыто улыбнулся. Я знал, что его слово нерушимо.

– Даю слово, Эль. Я выполню твою просьбу. Вот только смотри, чтобы сам об этом не пожалел.

Я открыл глаза. Светало. Доминик сидел на своем лежаке, в который раз перечитывая Библию. Значит пора вставать.

Все домашние дела в виде разжигания камина и готовки завтрака прошли без разговоров. Старик молчал, а я сам не начинал беседу. А что говорить, если у меня нет оправданий? Да и нужны ли они вообще?

В ворота громко постучали. Когда я их открыл, то увидел местного начальника стражи с группой народа. Они кричали, показывая на меня пальцем. Сзади послышались шаркающие шаги, подошел Доминик.

– Святой отец, извиняйте за вопросы, однако, стало быть, вы вчера последний, кто посетил Стремора. Итого, я не в коем случае не хочу вас обвинять, но все указывает именно на вас и этого, гм, молодого человека.

Доминик поднял голову и взглянул на толпу. Он медленно обвел ее взглядом, посмотрел мне в глаза, затем снова обратил свое внимание на стражника.

– Ты хочешь знать, кто виновен в случившемся? Тогда, мальчик. Я отвечу тебе. – его голос взвился. – Я отвечу всем вам. Виновник в этом только я. Я виноват в том, что поспешил к нему в дом и смазал нарывы. Если бы не это, ему не стало бы легче, и он не доковылял бы до камина, чтобы подложить хвороста. В таком случае, головешка бы не выпала из него, и не затерялась бы под лежаком, что стало причиной воспламенения. Но прежде, чем судить меня, ответьте только на один вопрос: виновен ли я в том, что потерял всю жизнь, помогая односельчанам бороться с недугами. Если и впрямь, вы считаете меня убийцей, да будет так. Я готов сложить свою голову ради ваших принципов, но я не позволю схоронить вместе со мной человека, который даже не заходил в тот дом.

Он твердо взглянул на меня. Я не понимаю. Сперва он описал, чем закончится болезнь той пары, чем фактически загнал меня в угол. Затем он не разговаривал со мной, а теперь готов отдать свою жизнь ради моей сохранности. Что-то за этим кроется.

Толпа начала отводить глаза, потихоньку расходиться. Стражник, видимо не ожидавший подобного ответа, остолбенело стоял на пороге жилища. Затем он тряхнул головой:

– Спасибо, святой отче, что рассказали о случившемся. Больше вопросов, стало быть, не имеется. – с этими словами он развернулся и потопал вниз по тропе.

Старец закрыл ворота и молча пошел внутрь дома. Он не сказал мне ничего, да и я сам молчал. Просто не о чем было вести беседы. Все мои вопросы остались глубоко в душе. Я не решился их озвучить в этот момент. Мы вернулись в нашу каморку, Доминик начал готовиться к утренней службе.

– Я…

– Помолчи, Эль. Ты ведь не думал, что я возьму на душу грех еще и за твою смерть? Но это нисколько не уменьшает твоей ответственности за то, что ты сделал. Ты пока ничего не понял? Попытайся попросту забыть о своей алчности, а подумать о будущем этой деревни. Кузнеца у нас нет, сыновей у него не было, поэтому он не смог передать им тонкости сей науки. Погибнет деревня без него, понимаешь? Да еще ты забрал две человеческие жизни, попросту страшась за свою шкуру. Это было совершенно неправильно, не тому нас Господь учил и учит.

Я молчал, слушая священника. Он был абсолютно прав. И мне это совершенно не нравилось.

– Ты сможешь научить меня этому ремеслу? Я бы смог заменить кузнеца. Хоть на время.

– А я похож на кузнеца? Да, такого комплимента я еще не слышал. Если ты действительно желаешь получить об этом знания, тогда придется тебе учиться на собственных ошибках. Все книги ведь сгорели в том пожаре.

Да, это и впрямь глупая идея. Не знаю почему, но мне очень хотелось заполнить пробелы в памяти новыми знаниями. Вот только в настоящий момент это является невыполнимым заданием.

Доминик развернулся и пошел к алтарю. Очень скоро начали приходить люди, жизнь возвращалась к обычному для себя течению. Однако, мысли не давали мне успокоится. Село действительно обречено. Если не попытаться что-либо изменить, то толку от моих действий будет маловато.

Брант сидел на опушке леса и невесело смотрел на своих подчиненных Мрази по большому счету. Эти люди продадут за копейку мать родную, не говоря уже о короне. Люди стекались со всех сторон, но больше сил уходило не на разведку, а на утихомиривание конфликтов внутри отряда.

Все просто надоело. Хотелось лишь одного – побыстрее выполнить контракт и получить долгожданную свободу своим последователям. Набор свежих рекрутов происходил постоянно. При этом воин руководствовался старым своим принципом – не забирал никого насильно. Толку из тех, кто так и норовит дезертировать.

Местность для лагеря была подобрана с учетом стратегии Теней. Отряд ничем не выделялся, и мало кто из живущих смог бы отыскать в густых дебрях эту поляну.

Хенсельт поступил умно, тут не поспоришь. Первым же долгом он отослал Ферра подписывать военный договор с Арагоном. Нет, он не ощущал особой неприязни к молодому принцу, но его агрессивность действовала Бранту на нервы. Всегда нужно соблюдать спокойствие, и не действовать сгоряча. Именно этому он всегда учил новобранцев Тени. Будучи откровенным, этот паренек не протянул бы и нескольких минут против обученного соперника. Турниры были и остаются лишь модной забавой для аристократов.