Ведь действительно, знаменитая битва, о которой фильмы снимают и книги пишут, произошла на Чудском озере, и логичнее было бы именовать славного победителя Александром Чудским. Но почему-то мало кто задумывается над тем, каким образом герои получают свои имена.

Церковные хроники уделяют этой битве куда больше внимания. В них, в частности, сказано, что «…множество кораблей подошло к Неве под командованием ярла Биргера, покуда Александр долго молился в храме Святой Софии и был благословлен архиепископом Спиридоном на брань сию… Выйдя из храма, Александр укрепил дружину исполненными веры словами: „Не в силе Бог, а в правде. Иные – с оружием, иные – на конях, а мы Имя Господа Бога нашего призовем!“ И было чудное предзнаменование: стоявший в морском дозоре воин видел на рассвете 15 июля ладью, плывущую по морю, и на ней святых мучеников Бориса и Глеба, в одеждах багряных. Александр, ободренный, мужественно повел с молитвой дружину… И была сеча великая с латинянами, и перебил их бесчисленное множество».

Впечатление от победы было тем сильнее, что она произошла в тяжелую годину невзгод в остальной Руси. Традиционно считают, что сражение 1240 года предотвратило потерю Русью берегов Финского залива, остановило шведскую агрессию на новгородско-псковские земли. В Новгороде долго помнили Ледовое побоище немцев: вместе с Невской победой над шведами, оно еще в 16 веке вспоминалось на ектениях по всем новгородским церквам.

Так что Александр – теперь уже Невский – отвел от Новгорода серьезнейшую опасность. Но благодарность никогда не была отличительной чертой новгородцев. В том же году они разругались с собственным спасителем, и тот был вынужден уехать из Новгорода и стать князем в Переславле-Залесском, как решил его отец. В принципе, Александра это тогда устраивало: по характеру он отнюдь не был агрессивен и оборону предпочитал нападению, а на Переславль пока никто нападать не собирался.

Увы, этого никак нельзя было сказать об оставленном им Новгороде: на вольнолюбивый город надвигались ливонские немцы. Рыцари осадили Псков и вскоре взяли его, воспользовавшись предательством среди осаждённых. В город были посажены два немецких фогта, что стало беспрецедентным случаем в истории ливонско-новгородских конфликтов.

Положение между тем ухудшалось с каждым днем: ливонцы завоевали и обложили немалой данью одну из пяти новгородских областей, примыкавших к Финскому заливу – Водь, населенную довольно многочисленным тогда народом угро-финского происхождения. Настолько многочисленным, что им заинтересовались европейские государства, называвшие эту область Ватландией и начавшие усиленное распространение там христианства, для чего Папа Рисский даже назначил особого епископа.

В завоеванной области была построена крепость Копорье (одновременно ливонцы взяли и разорили город Тёсов и земли по реке Луге), после чего начались систематические нападения на новгородских купцов всего лишь в тридцати верстах от Новгорода. Удар был нанесен по самому чувствительному месту вольнолюбивой республики – ее кошельку, посему новгородцы воззвали о помощи и попросили у Киева… правильно, князя.

Ярослав прислал было к ним младшего сына – Андрея, но тот по каким-то причинам новгородцев не устроил. Скорее всего, они прекрасно помнили военные победы прежнего своего князя – Александра – и в качестве надежного защитника желали именно его. Уговаривать пришлось несколько месяцев: Александр был незлопамятным, но, как бы сейчас сказали, принципиальным. По-видимому, пересилило чувство патриотизма: уступать хоть и склочный, но русский Новгород иноземцам не хотелось еще больше, чем снова становиться новгородским князем.

В 1241 году Александр со своей дружиной прибыл в Новгород, где все еще пребывал его брат Андрей – фигура чисто декоративная, но тоже имевшая под своим стягом дружину. Совместными усилиями братья двинулись на Псков, осадили его, а затем взяли приступом. При штурме погибло около семидесяти новгородских рыцарей и множество простых воинов. Но по свидетельству немецкого летописца, шесть тысяч ливонских рыцарей было взято в плен и замучено. Обычно летописцы склонны преуменьшать цифры потерь близкой им стороны, так что данный источник можно считать относительно надежным.

Вдохновленные успехами новгородцы вторглись уже непосредственно на территорию Ливонского ордена – самого мощного в те времена военного объединения на севере Европы – и начали разорять поселения эстов, данников крестоносцев. Вышедшие из Риги рыцари, уничтожили передовой русский полк Домаша Твердиславича, вынудив Александра отвести свои отряды к границе Ливонского ордена, проходившей по Чудскому озеру. Обе стороны стали готовиться к решающему сражению.

Оно произошло на льду Чудского озера, у Вороньего камня 5 апреля 1242 года. На восходе солнца началась знаменитая битва, слывущая в наших летописях под именем Ледового побоища. Немецкие рыцари выстроились клином, а точнее, узкой и очень глубокой колонной, задача которой сводилась к массированному удару по центру новгородского войска.

Русское войско было построено по классической схеме, выработанной еще Святославом. Центр – пеший полк с выдвинутыми вперед лучниками, по флангам – конница. Новгородская летопись и немецкая хроника единогласно утверждают, что клин пробил русский центр, но в это время ударила по флангам русская конница, и рыцари оказались в окружении.

Как пишет летописец, была злая сеча, льда на озере стало не видно, все покрылось кровью. Русские гнали немцев по льду до берега семь верст, уничтожив более 500 рыцарей, а чуди бесчисленное множество, в плен взято более 50 рыцарей.

«Немцы, – говорит летописец, – хвалились: возьмем князя Александра руками, а теперь самих Бог выдал ему в руки».

По данным ливонской хроники, потери ордена составили 20 убитых и 6 пленных рыцарей, что может согласовываться с Новгородской летописью, которая сообщает, что ливонский орден потерял 400—500 «немец» убитыми и 50 пленными – «и паде Чюди бещисла, а Немець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новгородъ».

Учитывая, что на каждого «полноценного» рыцаря, имевшего едва ли не генеральский статус, приходилось 10—15 оруженосцев, слуг и рыцарей более низкого ранга, можно считать, что данные Ливонской хроники и данные Новгородской летописи хорошо подтверждают друг друга. Русские плохо разбирались в немецком «Табеле о рангах» и могли приравнять знатного рыцаря к обычному воину. Враг с оружием в руках – это враг, остальное не волновало ни князя, ни его дружину, ни летописцев.

Немецкие рыцари были разгромлены. Ливонский орден был поставлен перед необходимостью заключить мир, по которому крестоносцы отказывались от притязаний на русские земли, пленники с обоих сторон были обменены.

Три года спустя литовская армия предприняла попытку напасть на новгородские земли, но при известии о том, что против них выступил князь Александр с дружиной, литовцы тут же начали отступление. На свою беду, они хотели увезти все награбленное, так что Александр нагнал их и разбил в битве у озера Жизца. По сказанию летописца, литовцы впали в такой страх, что стали «блюстися имени его».

Шестилетняя победоносная защита Александром северной Руси привела к тому, что немцы, по мирному договору, отказались от всех недавних завоеваний и уступили Новгороду часть Латгалии (исторически Латгалией называлась территория Латвии к востоку от Даугавы, от границы племени ливов до славянских границ – прим. автора).

Западные пределы Русской земли были теперь надежно ограждены, но оставалась непрерывная и опасная угроза с Востока. И вот тут начинается та часть жизни Александра Невского, о которой известно чрезвычайно мало, ибо громких военных походов практически не было, но во время которой князь сумел сделать для Руси не меньше, чем за предшествующие годы. Если не больше.

В 1246 году отец Александра, Ярослав, выехал в Орду за так называемым «ярлыком на княжение», который должны были получать от ордынских ханов все русские князья. Там, в Каракоруме, Ярослав был предательски отравлен, причем виновник так и остался неизвестным. Почти одновременно с Ярославом был убит князь Михаил Черниговский, обвиненный в неповиновении Орде.