И здесь тоже не обходилось без ритуалов и обрядов, которые так обожают индийцы. В выбранный в соответствии с астрологическими данными день гуру вводил кандидата в круг, начерченный на песке и окруженный таинственными надписями на санскрите. Не выходя из этого круга, тот должен был молиться Кали четыре дня, питаясь только молоком. Кроме молитв ему еще предстояло упражняться в удушении жертв, которых привязывали к специфической формы столбу, вкопанному в землю в этом же круге.

И только на пятый день духовный лидер секты торжественно вручал новоиспеченному тугу омытый в святой воде и смазанный маслом румал – священный платок для удушения во имя Кали.

Под конец церемонии инициации новому члену секты давали кусок неочищенного сахара, который он сразу же съедал под сопровождение напутствия гуру. А напутствие состояло в призыве принести великой богине как можно больше жертв.

Кстати, сахар у пхасингаров был в фаворе. После ритуала жертвоприношения (а любой по правилам задушенный человек – это и есть жертвоприношение) они обычно устраивали церемониальное пиршество. Собравшись где-нибудь в шатре, посвященные рассаживались на расстеленных одеждах в кругу (непосвященные вне круга). В середине круга лежала освященная мотыга, жертва для богини Кали – слиток серебра и неочищенный сахар. Тот из присутствующих, кто в этот момент занимал самое высокое место в иерархии секты, выкапывал в земле ямку, сыпал в нее немного сахара, после чего, окропив святой водой сосуд с сахаром и мотыгу, раздавал сахар всем присутствующим. Считалось, что тот, кто съест этот сахар, навсегда станет рабом богини Кали.

Подобных любопытных подробностей из жизни тугов доктор Чидамбарам знал множество. Я пока еще не уяснил, как вся эта информация может мне пригодиться в расследовании дела, но чувствовал, что что-то важное я уже узнал. И еще я думал о том, что если моя гипотеза о недавнем появлении тугов в Бангкоке верна, то они могли наследить и здесь, а потому попросил моего собеседника узнать, не было ли в недавнем прошлом в Индии случаев загадочных убийств, которые могли совершить пхасингары.

Мы договорились еще раз встретиться вечером на огненной пудже* Ганга Арти на Дасашвамежх гхате, чтобы полюбоваться этим зрелищем, и еще раз переговорить. Пандит удалился, а я остался сидеть на ступеньках гхата.

– Жареные орешки, жареные орешки! – индийский шкет, одетый в какое-то рваньё, предложил мне пополнить запас белка в моем теле.

Я купил кулечек и стал поглощать жареный арахис в месте, где поджаривают совсем другой белок – человеческие тела. «Не самое лучшее место для приема пищи», – подумал я и отправился в ресторанчик на крыше одного из домов на набережной. Хотелось полюбоваться видом на Ганг. Но дойти туда мне было не суждено.

Кроме ресторана в этом доме было много чего еще (магазины, офисы), в том числе и гест-хаус на третьем и четвертом этажах. На лестничной площадке четвертого этажа стояла молодая и очень привлекательная индианка в непривычной для Варанаси (а более привычной для клубов Бомбея) одежде – джинсах и легкой футболочке, подчеркивающих волнующие изгибы ее тела.

– Вы не могли бы мне помочь? Я не могу открыть дверь в свой номер, – на безупречном английском языке сказала она.

– Конечно, – в тот момент я не видел причин не помочь такой красивой девушке. Более того, мне очень сильно хотелось ей помочь. И даже усилившееся жжение отпечатка трезубца на ладони не могло меня остановить.

Мы прошли к двери в ее номер. Мне бы тогда подумать, отчего это вдруг индианка с внешностью фотомодели проживает в таком захолустье? Мне бы подумать, отчего жжение в ладони становится почти невыносимым? Но жареный арахис (приготовленный, видимо, специально для меня по специальному же рецепту) уже начал свое действие, и мозг мой был изрядно затуманен.

Я легко открыл дверь и, не соображая почему, вдруг оказался в номере. Моя способность к самоконтролю была утеряна. Девушка тем временем, подтолкнув меня к кровати, стала раздеваться, при этом неотрывно смотря мне в глаза. Я тонул в ее глазах и тонул в ее сознании, обещавшем мне невиданное доселе наслаждение. Где-то в самом уголке моего сознания билась мысль, что здесь что-то нечисто, что нужно бежать отсюда, но я был уже не в состоянии этого сделать.

Примечания к главе одиннадцатой

Пуджа – в Индуизме бескровное жертвоприношение.

Огненная пуджа Ганга Арти – очень красивый ритуал на берегу Ганга, посвященный Шиве, Сурье (Бог Солнца), Агни (Бог Огня) и Ганге (богиня великой реки).

Я возлежал на парчовых подушках на полу в резной, в тайском стиле, беседке из золотого тикового дерева, расположенной на возвышении. Внизу полуденное солнце заливало золотом Ганг. Вокруг беседки был разбит маленький сад, опять же в тайском стиле с многочисленными бонсайчиками, орхидеями, водопадиками и маленькими глиняными фигурками смеющихся монахов. Откуда-то звучала музыка в стиле нью-эйдж*, казалось, со всех сторон долетали ее звуки. Передо мной танцевала полностью обнаженная женщина красоты, как в таких случаях говорят, просто неописуемой. Ее коричневое тело двигалось настолько грациозно, что даже я, не слишком большой любитель женских танцев (любых – от восточных до стриптиза), получал огромное наслаждение от любования ее движениями. У меня перехватывало дыхание от вида огромных темных сосков ее полных грудей, размеренно колыхавшихся в такт музыке. Меня неудержимо манило дотронуться до них, сжать, прикоснуться языком к ложбинке между грудями и спуститься ниже к пупку, в который, согласно классическим канонам, могли вместиться несколько унций оливкового масла. Чуть ниже пупка начинался рисунок из хны, дорожка из цветов вела к самому красивому цветку из виденных мною до этого. Это был центр притяжения. Водоворот, попав в который назад уже не выбраться…

Внезапно беседка наполнилась дымом, скрывшим всё вокруг. Когда дым рассеялся я увидел перед собой довольно улыбающееся лицо Паши, с неизменным чиломом в зубах.

– Ну, ты бы хоть подумал, откуда на берегу Ганга садик в тайском стиле?

Легко сказать – подумал. Способность осмысливать происходящее только-только возвращалась ко мне. Я осмотрелся. В маленькой комнате с огромным, дико визжащим вентилятором на потолке, кроме большой двуспальной кровати, застеленной бельем не первой свежести, не было ничего. В углу, прикрыв лицо руками, сидела завлекшая меня девушка, успевшая к тому времени одеться.

– Кто она? – спросил я Пашу.

– Ганика*. – ответил он запустив воздух очередную порцию совсем не табачного дыма.

– Какая ганика? Откуда здесь ганика? Мусульмане уничтожили их всех… – удивился я.

– Ага. А англичане уничтожили всех пхасингаров… – И в очередной раз затянувшись, Паша, сделав умное лицо, глубокомысленно произнес: – В Индии невозможно что-либо уничтожить навсегда…

– Она что-нибудь говорит? Кто ее нанял? – спросил я своего друга.