Однако Макар долго молчал, супил напряжённо свои густые брони, неловко поводил плечами, словно ему пиджак был тесен и безвольно опускал глаза. А потом вздохнул, набрался смелости и сбивчиво поведал ей всё о себе, что могло заинтересовать симпатичную женщину. Выводок детей, уже немаленьких, Феню совершенно не пугал, самое главное, чтобы с ними сложились у неё тёплые и доверчивые отношения. Лишь меньшенькой дочери ещё могла потребоваться забота – непосредственное внимание наречённой мачехи. А сможет ли она заменить полностью Макару жену? Это Феню тоже немало беспокоило, и вот Макар, словно услышав её внутренние сомнения, изрёк:
– Я тебя не буду обижать, Феня. Из меня драчун не получился, – несколько шутливо прибавил Макар, искательно глядя на женщину. – Детей, конечно, я люблю всей душой. Думаю, они тебе много хлопот не прибавят. Шура, как я обещал ей, продолжит ученье в школе. А пока она у меня и за мамку, и за хозяйку, прилежная и способная девочка, но гордая немного.
– От трудностей я никогда не убегала, Макар, так что мне ничто не страшно, хотя очень боюсь, что не угожу чем-либо детям или тебе. Я предчувствую, как они начнут меня сравнивать с матерью, да и ты, наверное, тоже? И если сразу не поладим, тогда у нас согласной жизни не получится.
Макар грустно покачал головой, оценив по достоинству мудрые и взвешенные слова женщины, которая должна заменить ему жену, а детям мать. И разве при этом он обойдётся без сравнения? Потом неожиданно для себя, тряхнув головой, предложил Фене выпить за их обоюдное желание начать совместную жизнь.
– Феня, давай, моя радость, за счастье наше, чтобы не вставало на пути никаких преград, – при этом он заметил, как она наклонила слегка вперёд голову, подняла удивлённо на него глаза, точно открыла для себя в его словах нечто важное, без чего отныне она не сможет существовать. Ведь Макар для неё открывался новой гранью, новой сутью своего исконного естества. Наверное, он может быть ласковым и нежным. Как хорошо, что Макар не суетливый, вполне обстоятельный, рассудительный человек, чем ей очень близок по её духовному складу характера.
– Как удачно ты сказал! Лишь бы мы сами не возводили эти преграды, – проникновенно, с настроением под влиянием горькой, приятно кружившей голову, ответила она и подняла вторую предложенную им стопку того же самогона, чуть наморщив лоб, перебарывая неприятие спиртного.
– Да, будем всегда старатся обходить их и не лезть напролом. Мне уже не терпится перевезти тебя. На этой неделе надо управиться с переездом. Как ты на это смотришь?
На его предложение Феня кротко промолчала, лишь робко как-то качнулa головой, но как оно выйдет на самом деле ещё неизвестно: примут ли дети будущую мачеху? Надо бы заранее их повидать, а не въезжать нежеланной тёткой, которой мужик только и нужен. И никак не обойтись без этих личных отношений супругов, и получалось, что ради этого и сходятся разнополые люди, а значит, ей пришёл срок попробовать забытое бабское счастье… От этой мысли делалось как-то весело и в то же время страшно и даже не по себе. Она опомнилась, когда увидела протянутую руку со стопкой крепкого самогона, наречённого ей мужчины и смутилась от своих греховных мыслей, потянулась своей к нему и они чокнулись, медленно выпили, чтобы совместная жизнь не была горькой, как эта водка, подумала она.
– Завтра я приеду за тобой, – вдруг отрезал он с выдохом горечи выпитой стопки самогона.
– А что так скоро?! – испуганно воскликнула она. – Надо сперва, чтобы твои дети меня увидели. Может, они не примут? Вот тогда это будет больше, чем беда.
Макар как будто не хотел признавать этого непредвиденного затруднения, и потому на секунду глубоко задумался. А потом опомнился: как бы Феня не истолковала превратно его нежданную тихую грусть. Ещё не хватало, чтобы она подумала, будто он стал вдруг вспоминать покойную жену и сравнивать её с ней, Феней?
– Вот хорошо, что ты вовремя подсказала, прямо сейчас и поедем, чего нам тянуть резину?! – радостно воскликнул хмельным тоном Макар, кротко, просветлённо глянув на милую женщину, сидевшую в домашнем с вышитыми узорами на рукавах и по вороту и груди платье, ладно облегавшем её плотную фигуру.
На его бойкую тираду Феня смущённо улыбнулась. Она с должным пониманием простой женщины восприняла желание Макара спрямить путъ-дорожку к их ожидаемому счастью в совместной жизни. Её затянувшееся молчание, вызванное некоторой растерянностью и таким неожиданным, даже в чём-то сумасбродным предложением, Макар воспринял, однако, как безоговорочное её согласие. И тогда он побежал на двор, чтобы сообщить Староумову о принятом ими обоюдном решении.
Кладовщик курил у калитки, степенно рассматривал на другой стороне улицы добротные подворья с полутораэтажными домами, с надстроенными деревянными верхами на кирпичной основе ещё, видно, относящиеся к старым временам, но уцелевшим в них людей? Но таких было не очень много…
– Старый, поди, хутор. Какие крепкие казачьи куреня, и никто их не тронул, – заметил он, увидя сияющего от счастья Макара. – Вот даже и церковь уцелела, небось век стоит, но безбожники с купола крест всё-таки сорвали. Сколько их таких теперь на Руси? А в ней-то, как в матушке-Руси, основа всей русской жизни… чего нынче власти не понимают.
– Слышь, Иван я тоже люблю старину, это ещё успеем обговорить. Тут у меня решение вызрело… надобно её брать и ехать ко мне с ходу, – заговорил несколько сбивчиво от волнения Макар.
– Ну, слава тебе Господи, уладилось! А я ненароком боялся, что телком окажешься и без моей помощи не договоришься. А теперь пойдём с устатку на дорожку пропустим по стопке, да и лихо махнём по дорожке указанной, – ласково и удоволенно изрёк Староумов.
…Чем ближе к хутору подъезжала линейка, тем на сердце у Фени становилось донельзя тревожно. Больше всего она боялась, что дети Макара не примут её, а местные досужие бабы станут из-за этого её обсуждать. Но она умела скрывать чувства, сохранять выдержку и терпение. И даже бровью не повела, что в роли будущей мачехи eй чрезвычайно жутко вступать в хату мужика, у которого трое детей, оставшихся по воле судьбы без любящей матери, которую должна им заменить. Причём она никогда не думала, что придёт день и ей предстоит выбирать суженого, предложенного ей по стечению какой-то странной оказии. До этого дня ей не приходилось бывать в новом посёлке, где подворья колхозников ещё хорошо не обустроены. Многие белостенные хаты с малыми в крестовину оконными ликами стояли открытыми всем ветрам, так как были ещё не огорожены заборами и плетнями из лозы и жердей. Перед многими хатами пока ещё не росло ни одного деревца, и оттого перед всеми стихиями природы выглядели совсем беззащитными. Правда, такие были не все, стоявшие, однако, крепко, основательно на отведённых для них наделах земли.
Подворье Костылёвых начинало свой отсчёт хат сверху улицы, от колхозной усадьбы. Перед двором, обнесённым забором из жердей, на лавочке, сколоченной из старых досок, сидел старик Пантелей, дымя самокруткой. А неподалёку, на куче песка, играли дети. Это были младшие Зябликовы Боря и Витя, да Костылёвы Назар с четырёхлетней Ольгой, курносой в отца. Как только детвора завидели подъезжавшую ко двору запряжённую парой гнедых лошадей линейку, она тут же бросила возню в песке, встала и смотрела на бригадира с гостями.
Во дворе у Зябликовых – соседей Костылёвых – в это время никого не было. Екатерина с дочерью Ниной в огороде по картошке полола сорняк, а Фёдор Савельевич со старшим сыном Денисом ещё с утра отправился рубить по балкам хворост и жерди для забора.
Феня несмело сошла с линейки и тут как тут перед ней оказались дети. Она старалась угадать Макаровых и скоро, но, правда, не очень уверенно, указала на Ольгу, а вот Назара из детворы выделила не сразу, она посмотрела на русого мальчугана, в загоревшем лице которого что-то было схожее с девочкой. Скорее всего губами и несколько широковатым носом.
– Я думаю, этот твой, на тебя похож, – тихо сказала она Макару и тот сдержанно кивнул, глянув как-то заискивающе и долго на сына, чтобы тот не осуждал отца.
