Недоверие к союзникам в массовом сознании советской армии и общества основывалось на твердом и отнюдь не беспочвенном убеждении, что «у нас такие союзники, которые в одинаковой степени ненавидят и Германию, и Советский Союз». Вспоминая исторический опыт взаимоотношений, население задавалось вопросом: «На протяжении многих десятилетий Англия проводила политику против России, а в послереволюционные годы являлась одним из главных организаторов интервенции против Советской страны. Можно ли быть уверенным, что теперешний союз СССР с Англией является достаточно прочным?»[631] Характерно, что этот вопрос был задан летом 1944 г. в Архангельске — городе, хорошо помнившем английскую интервенцию на севере в 1918–1920 гг. и одновременно являвшимся тем центром, через который в СССР северным морским путем в течение всей войны шли поставки по ленд-лизу, принимавшим в своем порту английских и американских моряков.

Тем не менее, «…к союзным народам и армиям сохранялось благожелательное отношение и уважение до конца войны. Однако это был очень тонкий и неустойчивый слой массового сознания. В его основе лежал ограниченный узкоклассовый подход… Что касается советских руководителей, то они в полной мере сохраняли недоверие и подозрительность в отношении союзников… В этой настороженности и подозрительности угадывались семена холодной войны».[632] Кстати, весной 1945 г., когда советские войска уже брали штурмом Берлин, в разговорах между собой солдаты не исключали возможности продолжения боевых действий … против союзников, «любить которых особенно не за что». «Вариант дальнейшего похода на Европу — война с нынешними союзниками — не казался невероятным ни мне, ни многим из моих однополчан, — вспоминал поэт-фронтовик Давид Самойлов. — Военная удача, ощущение победы и непобедимости, не иссякший еще наступательный порыв — все это поддерживало ощущение возможности и выполнимости завоевания Европы».[633] Характерно, что подобные настроения не только «носились в воздухе», но и озвучивались на самом высоком уровне. Так, на одном из совещаний у И.В.Сталина маршал С.М. Буденный объявил большой ошибкой то, что Красная Армия остановилась на Эльбе и не двинулась дальше в Западную Европу, хотя в военном отношении, по его мнению, это было несложно.[634]

Противоречия между союзниками все острее давали о себе знать уже в ходе самой войны, по мере приближения Победы, а после ее достижения кризис антигитлеровской коалиции проявился в полную силу. 2 сентября 1945 г. Вторая мировая война завершилась подписанием капитуляции Японии, значительный вклад в разгром которой внес Советский Союз, выполнив свои обязательства перед союзниками. А уже в середине сентября — октябре 1945 г. в объединенном комитете начальников штабов и объединенном разведывательном комитете США планировалось нанесение ядерных ударов по территории СССР «не только в случае предстоящего советского нападения, но и тогда, когда уровень промышленного и научного развития страны даст возможность напасть на США…»[635] А президент США Г.Трумэн в меморандуме государственному секретарю Д. Бирнсу от 5 января 1946 г. заявлял: «Русским нужно показать железный кулак и говорить сильным языком. Я думаю, мы не должны теперь идти с ними ни на какие компромиссы».[636] Наконец, идеологическим манифестом противостояния и нарастающей конфронтации бывших союзников стала речь У.Черчилля «Мускулы мира» в Вестминстерском колледже американского г. Фултон 5 марта 1946 г., где он заявил о создании в Европе «железного занавеса», призвал западные страны бороться с «экспансией тоталитарного коммунизма» и провозгласил использование силы основным методом в отношениях с СССР.[637] В Москве это выступление было воспринято как политический вызов, и уже 13 марта 1946 г. в интервью газете «Правда» И.В.Сталин дал ему резкую оценку, заявив, что это «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государства», и что, «по сути дела, г-н Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны».[638]

Едва по всему миру успела отгреметь «горячая» война, как разгорелась война «холодная». «Враги второй очереди», по предвоенному определению Всеволода Вишневского, во второй половине 1940-х годов превращаются в главных врагов.[639] Теперь перед советскими пропагандистами, по свидетельству Ильи Эренбурга, ставилась задача «воспитать ненависть к нашим сегодняшним недоброжелателям и нашим завтрашним противникам, — воспитать эту ненависть у огромного количества людей. Какова должна быть основная мишень? Ясно, — Америка и американский образ жизни, который американцы стараются навязать миру».[640]

В стране постепенно формировался новый (или, скорее, обновленный) образ внешнего врага, который практически без изменений просуществовал до середины 1980-х гг., а отдельные его компоненты сохранились вплоть до распада СССР и окончания «холодной войны».

История русско-польских отношений развивалась в русле общих закономерностей взаимодействия народов. Но в результате многовековых перипетий общей истории «ни с одним из славянских народов отношения русских не были так сложны и противоречивы, как с поляками».[641] В них переплелись этническая близость и этнокультурные и религиозные различия, военные противостояния и длительное существование в рамках общих государств (Речи Посполитой и Российской Империи), национальный гнет и национально-освободительное движение, и др.

Оба народа имеют единые славянские корни, территориально являются соседями, принадлежат к христианской культуре. Не менее значима была и длительная история совместной борьбы с общими внешними врагами (татарами, турками, немцами и др.). Этим обусловлена их близость, взаимное тяготение и интерес.

Но немало в истории их взаимоотношений и таких обстоятельств, которые вызывали настороженность друг к другу, отчуждение и антипатию. В основе последних лежали религиозные различия, конфессиональные противоречия, территориальные претензии друг к другу, история межгосударственных войн и ряд других явлений. В их истории был период в несколько столетий подчинения Польшей восточно-славянских православных земель с социокультурной и конфессиональной экспансией на восток. Был и период обратной волны с востока на запад, с несколькими разделами Речи Посполитой, с включением собственно польских земель в состав Российской Империи, прекращением существования польской государственности. Более века русские и поляки жили в едином государстве, что, с одной стороны, способствовало интенсивности контактов, лучшему узнаванию друг друга, двусторонним миграциям и многочисленным родственным связям; а с другой, — породило ряд новых факторов отчуждения и взаимной вражды. В ряду последних — польские восстания и их подавление царским правительством, а также интенсивная русификация. Таким образом, к началу XX века накопился немалый исторический груз взаимных претензий и обид, а взаимоотношения двух народов были весьма противоречивы.

Не менее сложным и болезненным для взаимоотношений двух народов стал XX век, особенно насыщенный событиями и противоречиями. Три поворотных пункта, три исторические развилки всемирной истории отразились и на русско-польских взаимоотношениях. Это — Первая мировая война, приведшая к революции в России, Вторая мировая война с последовавшим вовлечением в сферу влияния СССР стран Восточной Европы и «перестройка» в Советском Союзе с дальнейшим распадом «социалистического лагеря». Мы рассмотрим только первую половину столетия с акцентом на первые две исторические развилки.