Первая мировая война действительно сыграла чрезвычайно важную роль в истории двух народов. Она не только привела к социальной революции в России, но и к воссозданию польской государственности. С тех пор взаимоотношения двух народов преломлялись через взаимоотношения двух государств.
Но до этого был и относительно краткий, но значимый период самой мировой войны, внесший нечто существенно новое во взаимоотношения русских и поляков. Он породил новые чувства и надежды, что перед лицом общей немецкой опасности, «исторического врага всего славянства», как это подчеркивалось в военной пропаганде и находило отклик у обоих народов, будут забыты взаимные обиды и наступит наконец примирение. «Тевтонская угроза», казалось, действительно сблизила два народа и на время сплотила их, погасив старинную вражду. Этому способствовала реальная перспектива распространения на польские земли в составе Российской Империи немецкого национального гнета, который по жесткости не шел ни в какое сравнение с «умеренной русификацией» в Царстве Польском. В этом поляков убеждала и жестокость немецкого оккупационного режима.
Приведем лишь одно из свидетельств того времени. Газета «Петроградский курьер» от 17 сентября 1914 г. поместила сообщение своего специального корреспондента Ю.Волина из Вильны:
«…Поляк, которому удалось выехать из Млавы после занятия города пруссаками, говорил мне:
— Заигрывание пруссаков с поляками кончилось. Очевидно, германские власти убедились, что поляков на удочку не поймаешь. Да, и в самом деле, разве не издевательством звучат слова прусской прокламации к полякам, в то время, как всякому поляку известно, что нигде угнетение польской национальности не достигало таких пределов, как в Германии, где польская речь изгнана из школы и даже из костела.
— Теперь, — продолжает мой собеседник, — германцы сбросили маску и идут к полякам уже не в овечьей шкуре, а в своем естественном волчьем виде. Прокламации к полякам, распространявшиеся немцами в первые дни войны, теперь совершенно выведены из употребления и заменены кулачной расправой.
Близ Млавы, в местечке Вулька, германский отряд превратил костел в конюшню, предварительно, конечно, ограбив ценное.
В самой Млаве «хозяева на час» проявили грубость и бесчеловечность, достойную Прейскера, и издевались одинаково над поляками и евреями».[642]
С началом войны перелом в отношении к России наступил как в среде польской интеллигенции, так и у простых поляков. Причем, распространялся он на польские земли в составе не только Российской Империи, но и ее противников. Газета «Свет» от 22 августа 1914 г. сообщала: «…Генрик Сенкевич написал пламенное воззвание к австрийским и прусским полякам, заклиная их не идти против русских. Отпечатанное в огромном количестве экземпляров воззвание великого польского писателя уже проникло за границу. Успех его ошеломляющий».[643]
Еще более важными представляются нам свидетельства массовых настроений среди поляков. Так, в газете «Новое время» от 11 октября 1914 г. была напечатана заметка В.Розанова «Сегодняшний день. (Сбор в пользу Польши)», где описан весьма символический эпизод:
«…Недели две назад я шел из Эрмитажа с одним доктором варшавской гимназии, который в отставке и на пенсии занимается там (в Эрмитаже) монетами Петра Великого. Разговорились о текущих событиях, и я спросил недоверчиво и подозрительно, прочно ли и главное чистосердечно ли хоть сейчас отношение поляков к русским? Подняв голову, старик ответил мне буквальными словами:
— Я видел сам теперь, что когда по варшавским улицам проходили русские полки, то из домов выбегали польские женщины и целовали солдатам руки.
Еще взглянув на меня:
— Вы понимаете, что это значит?
Я добавлял себе: «при известной всему свету гордости польской женщины».
«Неужели?» — несколько раз переспросил я старика-ученого. И когда он твердо подтвердил слова, какое-то теплое чувство паром наполнило грудь, и я был близок к тому, чтобы чуть-чуть поплакать. Действительно, есть так, мы мирны.
О том же спросил я Ю.Д.Беляева, только что вернувшегося из Польши.
— Да! Да! Все — забыто! (т. е. прежнее). Никакого — разделения!
Если так, то в самом деле что-то пасхальное… Да, друг друга обымем…»[644]
Однако общественные настроения вещь очень непостоянная. Меняется ситуация, их породившая, — и на первый план выходят факторы более фундаментальные, а потому более устойчивые — социокультурные различия, противоречия национальных интересов и т. д.
Вот какой диалог со старой польской учительницей из Австрийской Галиции в апреле 1915 г. приводит в своих воспоминаниях военный врач Л.Н.Войтоловский:
«— Пани Мыслинска! Могу я к вам обратиться со щекотливым вопросом? Сможете — отвечайте по совести… Как отнесется Галиция к возможности быть завоеванной нами?
…Она помолчала, окинула меня пристальным взглядом и решительно заговорила:
— Я знаю, что вы — не из Пуришкевичей… Тут один ваш офицер сказал мне: «Я пятнадцать лет прослужил в Польше и в течение пятнадцати лет поляки шипели мне в спину: «Сволочь!..» Можете быть уверены: пока существует русская армия, никакой автономии вы не получите». «Мы отдали на растерзание тело всей Польши. Что же еще нам сделать, чтобы заслужить ваше расположение?» — спросила я его. «Ассимилироваться с нами!»
То есть променять нашу тысячелетнюю культуру на вашу пятисотлетнюю татарщину?.. Так? Потому что какая же у вас цивилизация? Петр Великий обрезал вам бороды и кафтаны и одним взмахом своей тяжеловесной дубинки превратил долгополого холопа в раба, одетого по-европейски… Все по приказу свыше… Другой культуры в России нет.
— Вы разве не читали тех «милостей», которые обещаны Польше?
— Ага! Вы сами потешаетесь над ними. Да кто же им верит? Сколько раз я слыхала от ваших же офицеров: «Бросьте пустые бредни! Не мечтайте о польском королевстве. И никакой вы автономии не получите. Разве может ваше правительство дать вам больше того, что оно дает собственному народу? Если конституция считается вредной для нас, то чем же Польша лучше России?..» Помилуйте, что должны испытывать мы, слушая такие речи, мы, прожившие столько лет в условиях политической свободы? То, что русской Польше кажется благом, для нас — величайшее несчастье».[645]
Революция 1917 года разрушила Российскую Империю, на обломках которой было воссоздано Польское государство, а вместе с ним немедленно возродились не только национально-государственные интересы, но и воспоминания об историческом величии Речи Посполитой, ее территориальном размахе на восток, великодержавная идеология и геополитические претензии на «Великую Польшу от моря до моря». Эта идеология сразу же нашла воплощение в государственной политике, в том числе в вооруженной экспансии на восток. В условиях распада российской государственности, жестокой Гражданской войны, борьбы с большевизмом при поддержке стран Антанты казалось, что такие планы вполне осуществимы. Сложные межгосударственные и межнациональные отношения наложились в той ситуации на особый социально-политический контекст, в котором Советская Россия выступала под знаменем пролетарского интернационализма и мировой социалистической революции, а Польша — под знаменем национальной идеи и социального консерватизма западного образца. В определенный момент справедливые притязания поляков на национальное самоопределение перешли в свою противоположность, обернувшись стремлением ущемить право на самоопределение других, восточно-славянских народов.
В польско-советской войне 1919–1920 г. интересы и претензии сторон нашли свое идеологическое и пропагандистское оформление. Так, поляки свои притязании на восточно-славянские земли обосновывали идеей борьбы за свободу других народов, упоминая свое недавнее угнетенное положение. «Солдаты! — взывала одна из листовок, обращенная к красноармейцам. — Понеся множество жертв, Польша, став теперь свободным государством, вправе требовать, чтобы мир был справедливым, чтобы между Польшей и Россией не было угнетенных народов, которые в будущем могли бы быть яблоком раздора. Польша хочет, чтобы была признана независимость всех народов, и тем самым показывает, что не хочет вмешиваться в дела русского народа. Борющаяся за свою свободу Польша умеет уважать свободу других…»[646]