Опа-дри-ца-ца Обнаженная ваза ночи, — Из ножен мрака – Луна, Брожение пламени, средоточье, Огнем печали – полна… Гнезда ласточек перед ливнем, — Секунданты сердца – глаза, Отсчитывают секунды расстрельным, Надбровными дугами – гроза. Клокочут тучи нижними юбками, Шипят по-жабьи на котурнах свинца, Заливаются по-бабьи слезами-проститутками, Зазывают в чуланчик – опа-дри-ца-ца… Обнаженная ваза ночи, — Огнем обожжена, – Луна, Белилами разрумянена, дольче, Обнаженная слеза-Луна. Гнедые крылья-пряди в лицо дождю, Черные стрелы-пики в перси огню, На оторочке вечности нацарапать ЛЮБЛЮ!.. Прокламацией беспечности, шаржем фентеблю? Послушайте меня, ваза, — Я Ваш кувшин… Если захотите – Ваш джин, В будуаре Вашей женственности найдется мне место? Всем далеко небезынтересно! А пока снимем китель со струн повседневности, Заправим дизель в машину времени, И марш! Марш! Марш! К сентябрю — ощипывать индюка из вежливости, Что? Приуныли, смотрю?! Любовь поэта — не кенгуру, не борщ с котлетой, Любовь поэта – ХРЕНЬ помозолистей этой, «Которой Оленька обмеряет зарю…» 15Люблю – это трубы, рев волн о фальшборты, Любовь – это фабрика и наука штыка! Любовь – красная армия и медсестра! 20.06.2011 Товарищ барышня16 Товарищ барышня! Послушайте!.. Да, бросьте Вы свою папироску, Околели подмостки моей души! Товарищ барышня! Товарищ ваза! Товарищ Луна! Мой недельный отпуск Пиррову ужину в зубы. Громогласным ливнем, (лысым младенцем Петрарка), Подайте мне этого декадентишку на блюде! Это не сложнее, чем препарировать фаршированную игуану… Выпотрошить поэта — ножом и вилкой. Постойте! Не чокайтесь, товарищ барышня. Не голосите дрезиной нервов, эх, не надо, не надо! Плакать пихтовой елью — оправитесь коньяком… Товарищ барышня! Послушайте! Да, бросьте Вы лихорадить зонтом, Тарахтеть по раскуроченным нервам моей души! Товарищ барышня! Товарищ ваза! Товарищ Луна! Папилломы столетий отожму ради Вас Я. Бурелом зубочисток-кольев порастыкаю в заморские фрукты, Товарищ весна! 21.06.2011 Бабье лето Из лейки солнца радужные ресницы, опавших листьев цветные дорожки, поливает, купает в закатной мыльнице осень, шляпками кивают лукошки. Футбольный мяч полдня скатился в аут, словно гамак повис меж ветвей, за линией горизонта «guten Abend», разбежался и прыгнул в окно, — это был пенальти… Зубные щетки усов мне улыбнулись, провожая за каштаны прямых штанов, я поймал упругий шарф её волос, пронеся поцелуй мимо шайки шакалов. В одежду от Ямамото 17 укрыл её грезы, лохмотьями поцелуев прильнув к груди, наклеил листовки на улыбки шимпанзе, шайтаном взвыв на деревянном подиуме. Я украл безмятежность неба у серых туч, раздул белым пламя невестиной фаты, скрепил золотой печатью обета сургуч, и за железный занавес, – играть с Буддой в футбол… За взведенными курками ненастья – бабье лето плотоядно вздыхает осенними красками, из разверстых пастей недолгим ультрафиолетом, разбрызгивая блики цветными кляксами. И попятился я в теплый октябрь – вздыхать, ронять зернышки птичьих жалоб в уста… сетовать ситцевыми нательничками, ступками растолковывать серебряных любовей погосты. От Фрау к Францу, от Франца к Фелициии 18 и в облака заливаясь фиолетовыми петициями, к взморью, взлетев щеглом, транжирю тыквенные семечки, затворнику несу весточки в одинокую келью. Калейдоскоп благовестий отхлынул, остроконечными звездами избороздил лбы серафимов, дугами исполосовал клубы памятной литургии, ладаном очертя – «был». Рельеф губ созерцая купольный, раззвонился молебеном дольним, и бежать пустился безвинным, собирать в поле горошины… 07.10.2011 вернутьсяЯмамото – кутюрье современности, прославившийся тем, что одевал своих моделей в лохмотья и мешковину вернутьсяУ Франца Кафки есть монография «Письма к Фелиции» |
