Денег мне хватило на вполне приличный ужин. Салат столичный, ромштекс с гарниром и двести граммов водки. На десерт запланирован пломбир и чашка кофе. Я предусмотрел и чаевые. Столь щедрый заказ, наверное, и подтолкнул официантку, что обслуживала меня на мысль о том, что я богат.

– Я через полчаса освобождаюсь. Мужчина не желает скоротать вечерок в компании симпатичной девушки?

Черт меня дернул и я отвечал: «Отчего же, нет?»

– Тогда подожди меня на набережной, – тут до меня дошло, что «симпатичная девушка», это она сама.

Холодный ветер отрезвил меня. Но, как оказалось, не на столько, чтобы сбежать тотчас.

Девушка взбежала по сходням и схватила меня за руку.

– Пошли быстрее. Тут близко.

Зачем так спешить? Хорошо бы после сытного ужина пройтись. Это мое мнение. У девушки иное, и она тянет меня куда-то в сторону рынка. Хорошо, у меня уши не заложило. Позади шаги.

Вырываю руку и резко оборачиваюсь. Позади двое. Два парня. Малорослые, но кряжистые. У одного руки чуть не до полу. Не человек, а горилла.

«Шалите, пацаны, я не пальцем делан. Я и не таких видал». Это были последние приличные слова, которые вылетели из моего рта. Тогда я не знал, как по-научному называется русский мат. Теперь знаю – это была абсенная лексика.

Со словами так часто употребляемыми трусами: «мы чего? мы ничего», «горилла» и его подельник скрылись за углом.

Девушка официантка, подрабатывающая таким незаконным способом, куда-то скрылась.

Мне не удалось в тот вечер скоротать вечерок с проституткой и пособницей уличных разбойников. Как и не пришлось испытать на себе «чары» тогдашней официантки Борису Бродову.

– А где Борька? – спрашивает Коля Пулкиннен.

– Проветривает мозги на набережной, – что может ответить учитель своему бывшему ученику?

Мороженое и кофе подавала другая официантка. Боря немного опоздал к десерту и скушал растаявшее мороженое и остывший кофе.

Домой возвращались за полночь. Бывший куратор класса довел честную компанию до начала улицы Савушкина, пожелал всем спокойной ночи и пошел по мосту через Черную речку к себе на проспект Смирнова. К жене и ребенку.

«Вот и кончилось у ребят отрочество. Впереди молодость. Всем им скоро предстоит уйти служить в армию. Мне бы следом, чтобы и там быть им куратором», грустно думает майор в запасе.

Дома Виктора ждет жена. Не потому, что у неё бессонница. Напротив, глаза слипаются. Для кого суббота выходной. Лежат себе на диване и плюют в потолок. А для женщины это трудовой день. На работе так не устанешь, как дома в субботу. Она переживает за мужа. Ему пить нельзя. Контузия все-таки была. О себе Ольга не думает. О том, что она больна, как бы забыла. Эффект занятости. Остановись человек, и нахлынут болезни. Это как езда на велосипеде.

Звякнул в скважине ключ. Муж пришел. И чаще забилось сердце. Сколько живут вместе, а все как в первые годы. Когда Витя уезжал на учения, Оля места себе не находила. Напрасно он как-то сказал: «У нас в армии есть такой термин ППП. Предполагаемый процент потерь. Так я должен так выучить своих бойцов, чтобы этот ППП равнялся нулю». А когда Оля спросила, какой средний процент таких потерь, то Виктор без обиняков ответил: «От четырех до семи процентов из числа занятых на маневрах. Тогда у Ольги сердце так защемило, что хоть плач.

– Ты, почему не спишь?

– Отгадай с трех раз, – улыбнувшись, отвечала жена мужу. А у мужа одно на уме – её здоровье.

– Плохо себя чувствуешь?

– Я всегда себя плохо чувствую, когда тебя долго нет. Разве это тебе не известно, – Ольга обняла мужа.

А она, кажется, пополнела. Не веря своим ощущениям, думает Виктор.

– Должна бы привыкнуть. Ты на весы давно вставала?

– Опять он за свое. Ты готов взвешивать меня, как порося на откорм, – Оля отодвинулась.

Виктор не стал настаивать. Ночь все-таки за окнами.

– Чаю хочу, – сказал он.

– В ресторане не могли напоить, – притворно сердится жена и идет на кухню готовить чай мужу. Не принято перечить мужчине. Ольга мудрая женщина, она не станет спорить с мужем по мелочам.

То ли за поздним ужином, то ли за ранним завтраком у Виктора с Ольгой состоялся такой разговор.

– Проводил в большую жизнь питомцев? – спросила жена без иронии.

– Они не космонавты, а я не земля, – Виктор подумал, что Ольга намекает на песню.

– Ты не в духах, – обиделась Оля.

– Прости. Немного устал. Парни взрослые. Они же уже рабочий класс. А еще выпили.

– Тебя посадят за растление малолетних.

– Они сами кого хочешь растлеют.

– Как-то нескладно звучит, – замечает Ольга и подливает горячего чая мужу.

– Сам чувствую.

– Интересно, какая ждет их каждого жизнь? Кем станут?

– Мне тоже интересно. Но поговорим о нас. Дочку я определил на две смены в пионерский лагерь. Лагерь хороший. От УВД города.

– Милицейский что ли? – настороженно спрашивает Ольга.

– Ты милиции боишься? Зато порядок обеспечен. Нам с тобой надо подумать об отпуске. Предлагаю на три недели поехать в Крым. Море, воздух, фрукты.

– Море и воздух? С этим согласна, а что касается фруктов, то там они дороже, чем тут. Курорт. Понимать надо. В Крыму пляж песочный. Я люблю гальку. Поехали в Абхазию. Там все дешевле.

Откуда жене это известно? Задается муж вопросом и получает ответ.

– Не ты один думаешь об отпуске. Я кое-кого пораспрашивала. Советуют ехать в Гагры.

В согласии об отпуске супруги отошли ко сну.

– Ты проводишь Аню в лагерь? У меня на работе запарка. Начальство гонит. Все рвется получить переходящее Красное Знамя. И нам премии.

– Соберешь ты. Провожу я, – согласие в семье майора в запасе товарища Прозорова.

Две недели писал разные бумаги Виктор. Две недели жена его Ольга трудилась в поте лица, стремясь перевыполнить план по выпуску «специзделий». В переводе на нормальный язык, авиационных прицелов. Дочка пребывала в летнем городском лагере.

Примета времени. Летние лагеря отдыха для детей, оставшихся в городе.

Обычно мы с матерью на два месяца уезжали в деревню к матери сослуживца отца.

На этот раз я поеду один.

– В былые времена дети дворян лето проводили в поместье. Общались с деревенскими ребятами. Приучались к крестьянскому труду. У нас с матерью поместья нет. Но есть Прасковья Павловна и её подворье. Она тебя научит работать по-настоящему. Потому что нет ничего благороднее, чем труд на земле. А то в городе развелось тунеядцев, – так наставлял меня отец перед тем, как посадить в междугородный автобус сообщением Ленинград-Псков.

Запомнил, с каким сарказмом мама заметила: «Ты еще ребенку напомни об Указе Президиума Верховного Совета РСФСР о борьбе с «паразитическими элементами».

Я еду в автобусе один! Мало ли что, папа напутствовал меня строгими наказами и попросил какую-то тетку не спускать с меня глаз. Я один! И тем я горд!

В Пскове меня встречает мать сослуживца отца. Я представлял её злой старухой. А встретила меня женщина не на много старше мамы, и одета она была по-городскому. Одно отличало её от городских модниц – на ногах резиновые сапоги.

До деревни едем на грузовике. Прасковья Павловна пытается посадить меня в кабину. Я против: «Что я маленький? Не выпаду». Детская самонадеянность.

Первые километров пять мы едем по асфальтированному шоссе. Но вот машина сворачивает на проселочную дорогу. По обе стороны лес. Настоящая чаща. Мое воображение рисует страшные картины. Позже Прасковья Павловна мне расскажет, сколько ребят, да и взрослых погибли или были искалечены «следами войны». Лес был нашпигован минами и не разорвавшимися снарядами. Мужики пытались выплавить взрывчатку. Для рыбалки. И часто становились инвалидами. А то и погибали.