Даня молчал, слушая мои слова. Его лицо выражало что-то непонятное – то ли сожаление, то ли беспокойство. Я не знала, о чем он думал. Осуждал? Понимал? Жалел? Ненавидел? Что? Что происходило в его мыслях?

Я не знала, как объяснить ему, что происходит в моей душе. Чувства долго боролись с желаниями. Я очень любила его, но ощущала, что делаю что-то не так. Сколько всего он знал обо мне, сколько всего видел, хотя и столько же было для него тайной, похороненной мною в недрах собственной памяти. Как порвать с ним – вот сейчас встать и уйти, не найдя подходящих слов? Что-то держало меня, не давая броситься к шкафу и начать собирать вещи. Я провела рукой по Даниным волосам.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Давай проведем этот день вдвоем. – Я словно надеялась, что еще что-то можно исправить, найти выход. Меня поразило его молчание, глупое смирение, как будто он отпускал меня, даже не пытаясь удержать. Неужели он не любит меня? Неужели ему все равно, здесь я или нет? Сколько раз он уже так делал, легко давая мне свободу и так же легко принимая? Значило ли это, что ему все равно? Тогда что тут пытаться спасти? – Только ты и я, позавтракаем круассанами и кофе, а на обед купим бутылку шампанского и фрукты, прогуляемся по парку…

Но мы остались дома. Даня, словно колдун, заманил меня в свои объятия и не отпускал. Мы раскрыли окна, включили музыку, завтракали и обедали, не выбираясь из постели. Поужинали, сидя за маленьким столиком на балконе в красивой романтичной обстановке, которую влюбленные обычно выбирают для первых свиданий, но для нас это было горькое прощание. Время до расставания медленно, но верно начало свой отсчет. Уже было слышно, как оно с треском врывается в нашу жизнь, круша все, разрушая, словно землетрясение, не оставляя ничего, никакой твердой почвы под ногами. Руинами и грудой ненужных камней казалась мне моя жизнь.

Через две недели мы отменили свадьбу, я временно переехала жить к родителям и в один из дней отправилась на Покровку, чтобы подать документы на визу в Новую Зеландию – убежать дальше было просто невозможно. Даня ни о чем не знал. Он ушел в тень, затаившись и выжидая.

Никто не принимал и не понимал моего отъезда. Когда я совершала глупости, влюблялась в первого встречного, уезжала с ним отдыхать через несколько дней после знакомства, как это было с итальянцем Марко, а потом и вовсе планировала выйти за него замуж, почему-то меня никто не останавливал. Возникало ощущение, что мои действия не воспринимали всерьез. «Маша? Да разве она уедет из Москвы? Ни за что… Это ее очередная странность. Вы же знаете Машу – она всегда возвращается» – наверное, так рассуждало большинство друзей и знакомых. Но стоило мне со всей серьезностью заявить, что я хочу уехать куда-то одна, как все тут же бросились меня отговаривать. Мама и вовсе обвинила в неблагодарности: она потратила два года на планирование нашей свадьбы, а я не только передумала выходить замуж, но и решила, как преступник, сбежать с места правонарушения.

Что я такого сделала? Все, что мне было нужно, – это разобраться в самой себе. Я поняла, что не знакома с девушкой, смотревшей на меня каждый день из зеркала. Я не знала, чего она на самом деле хочет.

По всем московским представлениям о жизни, я должна бы считать себя счастливой. Словно кто-то спрашивал: «А что тебе еще надо?» Жених, квартира в центре столицы, возможность ходить по магазинам, встречаться с подругами… Что еще мне было нужно? Я понимала, что не могу выйти за Даню после всего, что было до него и во время наших отношений, словно сами эти отношения застряли где-то в перерывах «между». Мне нужно было что-то большее, чем «наконец-то вместе, наконец-то счастливы», хеппи-энд свершился…

Я сбежала с собственной итальянской свадьбы, испугавшись, осознавая, что не люблю Марко, и вернулась в Москву, где был Даня, принявший меня такой, какая я есть. Безоговорочно. Словно и не было перерыва длиной в пять лет. Казалось, что все эти пять лет, что мы жили под одной крышей как друзья, он просто выжидал правильного момента, той самой минуты, когда я подойду к нему и попрошу остаться со мной навсегда. Разве после этого что-то должно было измениться? Но в меня откуда-то закрались страх и неуверенность, а еще стыд. Имела ли я право воспользоваться его свободой? Нет. Нельзя выпрыгивать из одних отношений и тут же влезать в другие, тем более с бывшим возлюбленным, и надеяться, что прошлое забудется, а совершенные ошибки растворятся, как песчинки сахара в стакане горячего чая, и никогда не всплывут на поверхность.

Единственным человеком, который не упрекал меня ни в чем, не пытался отговорить от задуманного, была Лера. Вот что больше всего я ценю в друзьях – это тактичность. Когда я сказала ей, что уезжаю, Лера не стала отговаривать меня или пытаться выяснить почему. Она приняла это, как есть. И приехала проводить в аэропорт.

Несмотря на то, что решение об отъезде было принято мной самостоятельно, я по-настоящему нервничала. Многое из того, что должно было свершиться вот-вот, я делала впервые в жизни. И более того – одна. Я никогда не летала так долго на самолете, не жила дольше пары месяцев в другой стране, не знала, как это – оказаться абсолютно одной в чужом месте, ведь во всех моих путешествиях со мной были либо подруги, либо любимые и нелюбимые мужчины.

– Понимаешь, люди приходят и уходят из твоей жизни не просто так, – говорила я Лере, докуривая, наверное, десятую сигарету.

Лера спокойно пила кофе и, казалось, анализировала каждое мое слово. Подруга явно переживала за меня и принятое мной решение, но пути назад уже не было. Поэтому я продолжала развивать для самой себя и Леры теорию о закономерности всего происходящего и о том, что все это должно быть к лучшему.

– Когда я сбежала от Марко, – продолжала я, – и вернулась к Дане Германову, думала, что лучшего варианта для меня просто быть не может. Что вот оно, то самое счастье, которое постоянно было вокруг меня. Наверное, уже тогда надо было задуматься, что вернулась я в тот день к закрытой двери, а ключей у меня не было.

– Ну это же еще не знак.

– Знак, Лер, еще какой. Мой собственный дом, а войти не могла.

– Ты просто сейчас так говоришь.

– Ну может быть, но не в этом же дело. А в том, что ничего не получилось. Почти два года мы провозились с Даней, размусоливая наши отношения, раскладывая по полочкам, что было, что будет, чем дело закончится. И к чему все это? Свадьба, хлопоты, моя мама чуть с ума не сошла от этих приготовлений. Точнее, это я сходила с ума, когда она мне звонила по пятьдесят раз на дню с вопросами: а можно ли пригласить тетю Зою, которая приезжала к нам как-то летом, когда я была еще трехлетним ребенком, а она нянчилась со мной. Какая, к черту, тетя Зоя? У Дани, конечно, с этим все проще было, родственники в ограниченном количестве. Но и то, откуда ни возьмись, вырисовался его отец. С документами полез, что раз уж сын женится, то нужно контракт и прочее.

– Ты, кстати, деньги-то от него за половину квартиры получила?

– Да, отдал. Теперь наша бывшая квартира оформлена полностью на него. А мебель я оставила. Не хочу никаких лишних напоминаний о прошлом.

– Так что, значит, все?! – Лера как будто только поняла, что мое решение расстаться с Даней окончательное и бесповоротное.