– Не переживай Платончик, это моя головная боль. Уж не думал ты, что я стану возлагать на тебя невыполнимых задач, и просить изображать из себя Джеймса Бонда?
– Я рад, что это не так, – выдохнул Платон, который в эту минуту почему-то вспомнил Итона Ханта из «Миссия невыполнима».
– Расскажи, как ты провел эту неделю? Что делал? Может быть, что-то невольно узнал?
– Ух, хороший вопрос, так сразу и не ответишь. За исключением последних четырех дней, что я провел на больничном дома, у меня была весьма насыщенная программа, от которой едва разум не помешался.
– Я вся внимание.
– Едва только мы с тобой приехали на работу тогда, на меня целый шквал проблем накинулся, а потом еще Соколов пришел и сообщил, что тебя увозят на диагностику, причем, как я понимаю, произошло это уже после того, как тебя увезли.
– Возможно, я тоже сначала опешила, когда один из бойцов бывшей «Контры» уселся за руль, но решила затаиться, что еще оставалось?
– Один из бойцов бывшей «Контры»? – удивился Платон. – Я думал, это не те люди, которых используют в качестве водителей.
– И ты не ошибался. Вопрос в особенностях самой машины. Я не успела тебе рассказать, что этот автомобиль был из числа уникального спецзаказа, предназначавшегося исключительно для «Контры». Никто, помимо их и, теперь тебя, не может управлять этими машинами – система не позволит.
– А что, есть еще такие автомобили? – не поверил ушам Платон.
– Да, их всего семь, по числу оставшихся бойцов, за исключением Соколова, который, как понимаешь, сюда не влезет.
– Обалдеть! Никогда бы не подумал!
– Хорошо, давай не будем отвлекаться, продолжай.
– Потом еще много чего было, самым интересным из которого, безусловно, оказалась встреча с Михаилом Олеговичем Макаровым.
И он во всех подробностях поведал историю с грузовиками, доверху груженными дьявольским грузом.
– Причем все они предназначались для «Нового Света». Можешь мне объяснить, что все это значит?
– Думаю, ты и сам уже догадался – под «Новым Светом» строят самую большую лабораторию для производства наркотиков на Востоке. В этом и был смысл всего проекта – думаешь, Меленкова сейчас больше всего заботит улучшение жилищных условий для тысяч очередников? Нет. Более того, проект «Нового Света» предлагался правительством гораздо раньше, но «Голиаф» отверг его, и лишь теперь, когда такой проект мог послужить первоклассным щитом для сокрытия чудовищной цели, к нему вернулись вновь. После осуществления плана Меленкова сильно истощаться ресурсы половины мира, а торговля наркотиками, как известно, испокон веков является самым выгодным предприятием, поэтому Меленков и потребовал от Комитета личного участия в дележке золотого пирога. Считай, треть транзита Золотого полумесяца встанет на рельсы «Нового Света».
– О Боже, – выдохнул Платон. – Я просто не могу слов подобрать, это чудовищно.
– Да, бесчеловечно, – согласилась Настя, – но в этом теперешняя суть Толи, он поставил перед собой цель, и отныне ее могут оправдать любые средства. Быть может, в глубине души он до сих пор верит в то, что, избавляя мир от ига Комитета, он делает дело всей своей жизни на благо человечества, хотя, если честно, теперь мне с трудом в это вериться. Меленкова необходимо остановить, иначе осколки его идей беспощадной гранатой разлетятся по всему миру. Рассказывай, что с тобой было дальше.
– Ко мне, кстати, Соколов представил охрану.
И Платон подробно рассказал о Юре, о том, как он помог ему вылечиться и встать на ноги.
– Кстати, почему ты мне ничего не рассказала о своем сыне? У тебя же есть сын – изобретатель Алмазов!
– Как ты узнал?
– Случайно, от Юры, когда просматривал чудо-пистолет, который у него был.
– Опиши-ка мне этого Юру.
Платон никогда не был хорошим рассказчиком, если надо было вспомнить чей-то портрет, но здесь постарался, как только мог, и, кажется, достиг своей цели, поскольку Алмазова остановила его и сказала, что достаточно.
– Значит, ты хочешь познакомиться с моим сыном?
– По-моему, я этого не говорил, но, правда, очень хотел бы, даже Юру просил.
– У тебя будет такая возможность, поскольку именно от моего сына теперь многое зависит и именно он может достать мне всю необходимую информацию, – призналась Алмазова.
– Мне странно это слышать, – сказал Платон, – сколько мы говорили с тобой, речь о детях никогда не заходила. У тебя есть еще?
– Нет, один сын. Он родился после того, как Толя пропал в армии.
– Ты хочешь сказать…
– Да, это сын Меленкова. Неудивительно, что он стал гениальным изобретателем – представляешь, какие у него гены? – не без гордости в голосе сказала Алмазова. – Более того, это не единственный его талант, но обо всем прочем потом. Вас я все равно предполагала познакомить.
– Что ж, жду с нетерпением.
– Скажи мне, ты с кем-нибудь делился полученной информацией?
Платон вздрогнул, боясь этого вопроса больше всего, и поначалу даже хотел наотрез помотать головой, но в итоге передумал. Собравшись духом, он рассказал Алмазовой о разговоре, произошедшим с Макаровым-старшим, за который уже сотню раз мысленно проклинал себя.
– Ты доверяешь ему? – только и спросила Настя после недолгого раздумья. В ее, таком человеческом голосе не слышалось и нотки упрека.
– Да, – признался Платон, и тут же добавил, – но это не оправдывает мою слабость.
– Не кори себя, — Алмазова подумала, и решила не добивать его своей критикой, – ты принимаешь решения, находясь в обстановке чрезвычайно опасной и непредсказуемо взрывной – неудивительно, что ты можешь допустить ошибку, учитывая то, что все это так неожиданно свалилось на тебя. Но, как я понимаю, ничего страшного пока не произошло, и, возможно, твой друг даже сыграет нам на пользу. Главное, чтобы он не наделал глупостей раньше времени. Можешь в этом поручиться?
– Я… не знаю, – признался Платон, – я вообще не хотел бы его задействовать, хотел бы, чтобы все сказанное мной забылось как страшный сон, да и вообще…
– Знакомая песня, держу пари, что и по поводу встречи со мной ты неоднократно думал так же.
– Да, думал. Но мне уже нет пути назад.
– Это неправда, – возразила Настя, – ты всегда сможешь уехать куда подальше пока все не началось.
– Нет, – покачал головой Платон, – уже не смогу.
– Что ж, я рада. И повторю, не уничтожай себя за то, что втянул в это дело близкого тебе человека. Думаю, ты все таки сделал правильный выбор, тем более, как ты говоришь, Михаил Олегович теперь спит и видит как бы помочь нам разобраться во всем этом?
– Да, он очень хочет помочь, – по-прежнему с грустью ответил Платон.
– Вот и хорошо, я думаю, судьба не зря выбрала его.
– Это не судьба, это сделал я, – упорствовал он, словно пытаясь доказать Алмазовой чудовищные последствия своей ошибки.
– Неважно, то, что должно произойти, перевернет весь мир, миллионы человеческих судеб, и только единицы, как всегда, способны остановить или хотя бы отсрочить неизбежное. Но давай вернемся к реальности. Ты что-нибудь еще хотел мне рассказать?
Платон покачал головой и ответил, что больше ему поведать нечего.
– Хорошо. Как Соколов? Ты же видел его сегодня?
– Да, – удивился он, – а как ты узнала? Впрочем, неважно. Соколов в порядке, как всегда, собирается куда-то уехать на выходных из страны?
– Куда? Надолго?
– Да понятия не имею. Случайно перехватил из телефонного разговора, пока Соколов сидел у меня в кабинете. Он говорил, кому не знаю, что на выходных его в стране не будет.
– Хм, интересно-интересно. А Меленков что, собирался куда-нибудь?
– О таком не слышал, – пожал плечами Платон, – но даже если собирался, он же мне не докладывает о своих передвижениях.