У дерева не спросишь, каково
там, за границей крыш, за струйкой дыма,
где даже смерть не значит ничего —
за самым краем… и созвездья мимо
плывут окна – в означенный предел.
Стенания всё глуше. Только ветер
разносит звук, который долетел
до этих мест. И звук за всё в ответе.
За неимением других координат,
взгляд устремляется туда – неумолимо,
страдая только от былых утрат,
стирая страх слезой. Слеза учтиво
стекает на платок, покуда ты
глядишь туда, откуда возвращаться
несвойственно – не растеряв черты
и прочее богатство домочадца,
скопившего за свой недолгий век —
немного, но достаточно для смерти! —
чтобы однажды утром без помех
отправиться туда с письмом в конверте
незапечатанном – известен адресат —
и лично в руки передать посланье
со всем почтением. Но, бросив взгляд назад,
увидеть вдруг границы проживанья,
т. е. квартиры, где короткий срок
с подругой милой продлевал старенье —
своё? или её? Порой жесток
бывал в словах, но это от волненья
перед грядущим. Кажется, давно
всё это было, и с другим подруга
дни коротает, пьёт моё вино,
и жизнь идёт, как часики, по кругу,
считая дни, но повода вернуть
бесценный дар ещё не представлялось,
как и туда – с изнанки заглянуть,
не завершив дела – не удавалось.
Ну, может быть, немножечко – за край,
когда обжил больничную палату,
когда судьба сказала – Выбирай —
свой белый лист иль белые халаты.
Я выбрал лист и сигаретный дым,
что по стене сползает осторожно
в пространство, что останется густым,
когда вернуться только невозможно,
по крайней мере, постучавшись в дверь —
лишь в памяти иль проще – на бумаге,
когда к числу действительных потерь
добавится чуть-чуть солёной влаги
и некой правды, что не так горька,
как некогда. Знакомое пространство
сужается. И жизнь так коротка,
что в ней не смысл уже, но постоянство.
