Он снова ничего не мог понять: все смешалось, параллельные миры, наслоившееся друг на друга, приоткрывали завесу, где время переставало существовать так же, как и расстояния. Многомерность мира, определяемая принятыми величинами, представилась в новом качестве и воспринималась как некая цельная данность от всё-таки неведомых высших сил. А живая девушка была тем самым проводником, который уводил его в эту данность. Кто она, эта девушка. Неужели – она? О которой мечтал, которая была, и которая пропала. И вот снова возвращается его недолюбленая, выскользнувшая любовь.

Она – перед ним?! Нет, это невозможно. Никто не может разрушить границы физического мира. И этот поводырь во мраке в виде светлого чувства любви утерян, подменён пошлым трах-бабахом.

То, что даже не выплыло из глубин сознания – родилось там, соотносясь и с миром запредельно далёким и той реально интерпретацией из чудесной мелодии и слов-символов как отправных точек, путеводных нитей в неведомые глубины подсознания.

Она играет с водой, как маленькая девочка.

Она танцует незамысловато естественно, зная, что любое её движение – часть танца. И жизнь – не более чем замысел её и тайного духа, с которым-то и состоит в главной интимной связи.

Она всегда лукавит, подбирая человеческий материал для воплощения замысла.

Она… Нет, она не может быть той, чей образ рождает мелодия, слова, мечта и воспоминание.

Она – случайное совпадение. Мы живем и любим по теории вероятности.

Нет, он не силах перенести это смешение ощущений. Настал момент выбора. Он хочет просто-напросто грубо овладеть её. Пусть бьётся и кричит…

И Василий крутанул краны на закрытие. Но получилось так, что сначала завернул до отказа барашек крана на холодной воде – струя кипятка ударила по нежной коже Леры.

Она взвизгнула, и не оттого, что его окоченевший братан с размаха вошел в мягкое лоно. Кипяток из трубы, чуть охлажденный, мог кого угодно обварить с головы до пят, но не Леру. Подобно факиру прошептала заветное слово, чем воскресило бесчувственность кожи. Не искушая силу магии, молниеносным движением руки выбила из рук гибкий душа и отшвырнула Васю прочь от себя.

Душ, упавший на пол, забился в конвульсиях, выбрасывая фонтан жара. Василий шмякнулся об стенку. Стена дрогнула, и словно грянул гром: кафельная плитка, как скорлупа яйца, треснула и рваными кусками рухнула. Вся эта декоративная облицовка, словно дождь из ледяных осколков, сыпанула на Васю. Вслед за этим съехало с кронштейнов зеркало, закрепленное над умывальником, качнулось и рухнуло, двукратно дробясь на осколки: об белоснежную фаянсовую твердыню раковины, об стены и пол. Некоторые осколки рикошетом скользнули по голому телу Васи, оставляя кровавые полосы. Пол тут же обагрился кровью.

Лера мигом закрыла второй кран на смесителе и со сладостным ужасом воззрилась на последствия забавы, так неожиданно закончившейся. Вася с искаженным от боли лицом стоял окаменевшим истуканом, по щиколотку заваленный расколовшей плиткой с ошметками штукатурки и сверкающими стразами разбитого зеркала. Он смотрел на Леру отсутствующим взглядом. Из многочисленных ссадин и порезов сочилась кровь, точно такого же цвета, как и её автомобиль. Её любимый цвет.

– Больно? – шепотом спросила Лера.

– Чуть-чуть, – также тихо ответил Вася.

– Бедненький! Ты становишься красным перцем! Как же тебя перевязывать? У нас и бинтов столько нет. Давай я заговорю самые большие ранки. – Она осторожно выскочила из ванны и вплотную приблизилась. Пальцами тронула полоску крови и быстрым шепотом огласила заговор. Слова как язычки пламени прижгли рану. Кровь и в самом деле остановилась. Лера обняла Васю. Губы встретились, и поцелуй с привкусом крови отвлек и унёс от случившегося бедлама, словно ничего и не было: ни обжигающей струи, ни стеклокерамического дождя – осталось то изначальное, с чего и начали. Лера отстранилась, чтобы взглянуть в глаза.

– Теперь и ты вся в крови. В моей крови. Тебе не страшно? – Вася подивился; от вида кровавой Леры поползли мурашки

– Мне также страшно, как тебе больно. – Она снова прильнула к нему. Взяла в ладони его лицо и осыпала горячими прикосновениями чувствительных губ. Поцелуи сопровождались увещеванием:

– Я снова оказалась права! Говорила, что здесь невозможно жить. Ну как, как – подумай! – здесь проживать по-настоящему и в полную силу. Здесь только прозябать, вечно чего-то опасаясь. Это жалкое подобие жизни! Помнишь ли наш разговор, когда я предлагала переехать, снять квартиру? Тогда мне не удалось тебя убедить. Ты заладил: здесь мама и папа когда-то свили гнёздышко, и птенчик Васёк выкатился отсюда как свежеиспечённый колобок. Ко мне на зубок наконец-то попал. Но я тебя съесть не хочу, хотя и вкусный ты очень, особенно сейчас – кровавый биф!.. – Она провела языком по груди; обмакнув в кровь, втянула побагровевшее гибкое жало в рот. – Я хочу, чтобы мы изменили судьбу: не мы должны пахать, точно каторжане, – на нас должен работать этот мир. Неужели ты не понимаешь? И надо всего ничего. С самого начала делать все правильно. Стоит один раз сделать не так, или думать об одном, делать другое – ты сходишь с дистанции, где финишем – твое счастье. Знай же, что никогда не упадёт тебе в руки счастье! Госпожа Удача давно спилась. Не жди подарков и не надейся на колесо фортуны. Успех просчитывается так же, как ты делаешь расчеты на прочность сварных швов металлоконструкций. Изначально нужна жесткая решительность и умение никогда не оглядываться назад. Давай попробуй выйти из квартиры сегодня, чтобы никогда сюда не возвращаться. Будем учиться сжигать мосты.

Василий отпрянул.

– Как это так? – спросил он.

– Просто! Забираем самое необходимое и временно снимаем квартиру, пока не купим новую. А чтобы купить новую – придется напрячься. И ты получишь то, что просишь у дуры-удачи. Просишь мысленно, подсознательно.

– Но у меня здесь много, что имеет ценность: книги, диски, пластинки, аппаратура.

– Смешной ты какой! У меня всё ценное во мне и на мне! Учись!.. Слушай, ты снова истекаешь кровью. Это от твоего упрямства. Пойдем-ка наложим бинты, заклеим пластырем… Мамочки! Ты всё еще хочешь меня! Ты обалдел. Вдруг это будет твой последний раз?.. Ты хочешь заниматься любовью, когда из тебя брызжет кровь?!

– Ты не позволишь мне умереть. Ты же колдунья.

– Поднимай выше!.. Хотя ты всё равно не знаешь иерархии высших сил. Умереть я тебе не дам в обычном понимании, но и не позволю делать по твоему, жить по твоему разумению. Ты прежний – умрешь. Ты сейчас совсем как кровавый монстр. Тебе не хватает одной ярости. Тебя разве не берет досада, что дом твой разрушен, и одного моего желания достаточно, чтобы ты упал без чувств. Упал на эту груду строительного мусора. Упал, как валится дерьмо из задницы. Ты – дерьмо!

– Я дерьмо?! Ну, держись! Последние силы употреблю, чтобы ты на всю жизнь запомнила этот кровавый секс! – Он резко повернул её спиной к себе, но Лера выскользнула из объятий и сама обвила его шею цепкими руками, вслед за которыми притянулось тело и сомкнулись два входа: поцелуем на губах и вхождением в ногах. Её никогда никто не имел.

Не разжимая губ, слегка ослабив поцелуй, шикарная крэш-девушка вибрацией горла стала утверждать превосходство и победу:

– Соглашайся быстро: сюда мы больше не вернемся спать. Мы переделаем эту квартиру под модный бутик, под… я ещё подумаю – под что. Я буду хозяйкой собственного предприятия. Ты будешь донором, оставаясь на прежней работе.

– Ты будешь пить мою кровь?

– Нет. Я буду собой замещать твою бурую жидкость, которую ты называешь – кровь. Я сделаю так, чтобы зарплата твоя увеличилась вдвое. Сейчас у тебя зарплата чуть больше тысячи евро, в скором времени будет две тысячи евро, а там – и до трех дотянем… Следующий день пусть будет как Новый год. С новым отсчетом, целями, задачами. Скажи, согласен? Ты же знаешь, я – девушка решительная. Если что не по мне, то меняю или ухожу. Не приспосабливаюсь. Могу временно принять чужие условия, чтобы нанести чуть позже сокрушительный удар. Итак, я жду ответа из одного слова: ДА или НЕТ.