– А тебе-то, откуда об этом известно? – изумленно спросил я.

– О, мне известны очень большие секреты, – заверила Луиза.

– А кто были те девушки?

– О, надежные девушки!

(Не была ли сама в их числе?)

– Что же потом?

– Все пошло как надо. Сексуальная энергия юноши была, как говорится, направлена в русло. Притих и ведет себя примерно. Как солидный взрослый человек. Я думаю, он испытывает к Владимиру Николаевичу огромную благодарность и чрезвычайно ему предан. И Владимир Николаевич доверяет Евгению самые ответственные поручения… Да что там, сам Аркадий Ильич использует Евгения для кое-каких особых поручений!.. Ты, конечно, Аркадия Ильича знаешь!

– Знакомый семьи, – пробормотал я. – Массивные очки…

– Напрасно иронизируешь. Очень умный человек, прекрасный собеседник. И о тебе, кстати, очень хорошо отзывается.

– Где-то я уже это слышал… – пробормотал я. – Что ж, значит, ты и его знаешь?

– Еще бы!

– Он, может быть, тоже у тебя бывает?

– Это было бы чудесно! Но, к сожалению, Аркадий Ильич очень занятой человек.

– Чем же он занят?

– Господи, – словно недоумевая по поводу моей неосведомленности, пожала плечами Луиза, – да абсолютно всем!

– Всем абсолютно?.. – рассеянно сказал я.

Кроме массивных очков, похожих на отцовские, я ничего о нем не помнил и не знал. Но она, похоже, знала куда больше моего.

– А ты все-таки помалкивай о том, что я тебе рассказала о Евгении, – напомнила Луиза. – Во-первых, он в любимчиках у Владимира Николаевича. А во-вторых, в отместку может сам к тебе привязаться, рад не будешь.

– То-то я слышал, как Всеволод пообещал его зарезать, если тот будет соваться в его дела, – кивнул я.

– Иначе с Евгением и нельзя, – вполне серьезно согласилась Луиза. – Только дай Евгению повод, он тебя наизнанку вывернет – ужаснешься! Но если начнет цепляться, тоже пригрози, Сереженька. Хотя… Он хоть и пугливый, но если прицепится, и это не поможет… Ты лучше мне скажи. Уж я его успокою.

– Чепуха! – беспечно отмахнулся я. – Пусть расследует.

– Потом не пожалей. Мое дело предупредить. Он у нас адски въедливый. Обожает разнюхивать, выведывать о людях подноготную. Вроде домашнего следователя-прокурора. Способности! Уверен, что за любой мелочью скрываются бог знает какие мерзости. Он, правда, почему-то называет это психологией. И себя считает великим психологом. Мастер сочинять невообразимые версии! Но что удивительно, как правило, умудряется их обосновывать, действительно доказывает… Я, кстати, недавно поручила ему изучить одно дело. Как раз сегодня у него должен быть готов доклад.

– Доклад? – удивился я. – Какой еще доклад?

– Это я так в шутку называю. Очередное расследование. Попозже доложит! Это весьма забавно. К тому же, как ты мог заметить, в нашей компании у него с Всеволодом что-то вроде соперничества. Каждый по-своему старается блеснуть своими способностями и проницательностью…

– Я и его, Всеволода, когда-то знал, – задумчиво проговорил я. – Такой правильный и наивный был мальчик…

– Был наивный и правильный, а теперь тоже изощренно-творческая личность! – улыбнулась Луиза. – Весьма своеобразный молодой человек. Говорили, доводится Владимиру Николаевичу каким-то родственником. Чуть не побочный сын… Правда, подобные слухи теперь ходят и о Евгении. Все оттого, что Владимир Николаевич, действительно заботится обо всех, как о родных… Между прочим, – продолжала она, кивая в сторону Всеволода, – он у нас самый настоящий живой труп.

– В каком смысле? – изумился я.

– В смысле – мнимоумерший.

– Как-как? – переспросил я, думая, что ослышался.

Само слово покоробило.

– Нет, не то чтобы в прямом смысле, как в фильмах ужасов, вурдалак или вампир, – засмеялась девушка, забавляясь моим смятением. – Только фигурально выражаясь, конечно. Как в классической русской литературе.

Луиза махнула Всеволоду, чтобы тот подошел.

– Расскажи Сереженьке!

– Историю с мнимоумершим? – самодовольно кивнул тот. – Я это отлично описал!.. Это надо читать. Это целая повесть. К сожалению, нет с собой текста…

– Ничего, милый, – успокоила его Луиза, – ты замечательно рассказываешь.

Всеволода не нужно было долго уговаривать.

– Я человек свободный и творческий, – начал он. – Под крыло к Владимиру Николаевичу, в сотрудники с броней, отказался наотрез. Это значит с состоянием творчества навсегда распрощаться. Хотя Владимир Николаевич, конечно, предлагал. Даже шутил: «Тебе, мол, Всеволод, что в армию заметут, беспокоиться не нужно. К твоим услугам вся литература. В том числе классическая! Только выбери подходящий сюжет..» – «То есть?» – удивился я. «Кто там у нас из любимых персонажей, – хитро подмигнул он, – нырял в другую жизнь, чтобы не погибнуть в этой? Состояние творчества – вот все, что нужно для решения проблем…»

– Я такие вещи ловлю на лету, – похвастался Всеволод. – Мгновенно все ущучил, выхватил подходящую комбинацию. Вот хоть «Живой труп»… Тут, однако, целое мировоззрение…

– Неужели? Прямо мировоззрение? – недоверчиво усмехнулся я.

– А ты как думал, Сереженька! – Всеволод окинул меня с головы до ног взглядом безусловного знатока. – Человек, способный погружаться в состояние творчества, способен распоряжаться по своему усмотрению и всем миром. Состояние творчества, вдохновение, понимаешь ли, – это своего рода нирвана, высшее счастье, доступное избранным…

Слишком уж часто этот «творческий человек» похвалялся своей способностью погружаться в особые состояния, но и я, пожалуй, размышлял о чем-то похожем!

– Моя заветная идея, – мечтательно продолжал он, – чтобы литературный сюжет развертывался сразу в двух плоскостях – в воображаемой литературной реальности и реальной жизни. Причем взаимоуравновешено. Это особый дар. Это высший пилотаж!.. Вот, скажем, сам Лев Николаич мечтал изменить свою судьбу, жизнь, может быть, воспользовавшись собственным сюжетом, превратиться в «живой труп», абсолютно свободную личность. Но не получилось. Духу не хватило? Стариком ушел из дома. Но это не то, не то…

– Где ты, а где Лев Николаич, – заметила Луиза.

– А у меня духу хватило! – заявил Всеволод. – Тем самым я восстановил гармонию – уравновесил вымышленную и истинную реальности. Вы хоть понимаете, о чем я вам толкую, люди?

– Не беспокойся, – потрепала его по щеке Луиза. – Мы все прекрасно понимаем. И никто на твои литературные лавры не посягает. Верно, Сереженька?

– Ради бога, – не стал спорить я.

– Я – универсальный человек! Я создам слово, которое создаст новую реальность, – твердил Всеволод.

– Он решил все описать, – улыбнулась Луиза, наклоняясь ко мне.

– Не все конечно, – кивнул Всеволод. – Только самые жестокие и прекрасные моменты нашей жизни. Я напишу новую Библию! Супер-Библию! И уже много кое-чего написал!

– А зачем? – спросил я. – Какой смысл?

– Какой тебе нужен смысл? – Всеволод смотрел на меня почти с жалостью. Но потом решил снизойти к моей персоне и просветить мою беспросветную темноту. – Тебе, Сереженька, скажу. По секрету. Насчет смысла вообще… Мы делаем лишь то, что делаем, понимаешь? Вот и все. Смысл тут ни при чем. Только непосвященные могут питать иллюзии, что действуют ради какой-то цели или смысла жизни. Только умники, вроде Евгения, следователи-любители и психологи, расшифровывая всякие тайные интриги и обстоятельства, думают, что раскапывают истину и смысл. На самом деле никакого смысла в жизни вообще нет! Нет, и все тут. Поэтому лично мне – необходима некая новая святая книга. Другая Библия. Персонифицированная Судьба. Это и есть мое открытие!

– Ради бога, – повторил я.

Луиза засмеялась. Мне показалось, что на этот раз она явно потешается над Всеволодом. Между тем, он снова точь-в-точь повторил мой собственный заветный вывод, к которому я пришел давным-давно. Было бы по меньшей мере странно, если бы я вдруг пустился бы доказывать, что знал это и без него. К тому же, будучи произнесена Всеволодом, заветная мысль поблекла. Утратила свою неповторимость и непреходящую фундаментальность, что ли…