– А все-таки, – напомнил я, – что это за история – с мнимоумершими?
– Вот-вот! – воскликнула Луиза. – Расскажи Сереженьке. А то морочаешь голову каким-то смыслом жизни.
– Тсс! – Всеволод заговорщицки поднес палец к губам, словно нас здесь мог кто-то подслушать! – Это совершенно особого дело! И особого рода литература. Я уж не говорю, изящный и абсолютно надежный способ избавиться от армии. Не нужно ни справки подделывать, ни взятки давать. Если и откупишься, потом все равно трястись: заберут-не заберут…
Около года тому назад, еще до того до вызова в военкомат для освидетельствования, собеседования и тому подобного, Всеволод провернул эту необычайную комбинацию со своим «исчезновением». То есть буквально применил на практике классический сюжет о «живом трупе». С учетом особенностей нашего времени, конечно. Идею, которую Владимир Николаевич подбросил как бы в шутку.
Во-первых, Всеволод убедил мать, чтобы та пошла в милицию и заявила, что некоторое время назад у нее пропал сын. Дескать, ушел из дома и не вернулся. В милиции попросили оставить заявление, но бешеной энергии по розыску не развили. Может, и так отыщется. А нет – значит не судьба. Следов же никаких, верно? Мало ли их сейчас пропадает – человеков – прямо посреди бела дня. Может, злые горцы выкрали паренька, увезли в рабство, или врачи-убийцы расчленили на органы и продали, или там маньяки-людоеды съели. Или просто сквозь землю провалился человек. В иное измерение. Мало ли что. Всякое бывает. Дельный совет в милиции дали. Не терять времени, поискать по моргам и больницам. А телефоны в любом справочнике. Их там, неопознанных, битком-набито. Мать поблагодарила и, не откладывая дела в долгий ящик, отправилась в морг и на первом же опознании – опознала «сыночка». Кто бы мог подумать. Якобы помер от передозировки. На основании ее опознания составили соответствующие бумаги, отправили соответствующие уведомления в инстанции, в том числе в военкомат, тело кремировали, а дело в милиции закрыли. В результате этих нехитрых процедур, Всеволод перестал существовать для государства. То есть освободился от воинской повинности.
– Но это… – покачал головой я, поморщившись, – само по себе довольно хлопотно и… противно! Матери в морг ходить, а тебе где-то скрываться, жить в подполье, выдавать себя за другого и так далее… Сколько лет так придется мыкаться?
– Ты чего? – фыркнул Всеволод, удивляясь моей тупости. – Зачем скрываться и жить в подполье?
– Ну как же, а вдруг тебя обнаружат…
И верно – ничего этого не требовалось.
Самое забавное и остроумное во всей комбинации было как раз то, что мнимоумерший ничуть не скрывался, не прятался по родственникам и знакомым. Наоборот, преспокойно гулял где хотел, жил точно так же, как и до того. В своей собственной квартире. С прежним паспортом. Все зацепки, которые могли привести к разоблачению, тут же сгинули в недрах громадной бюрократической системы. Плюс ее космическая неповоротливость. Ищи иголку в стоге сена! Этим Всеволод и воспользовался… Даже умудрился поучиться в каком-то художественном коммерческом колледже. Колледж, правда, быстро бросил. Что за радость учиться у идиотов и бездарностей? Только деньги сосут. Слава богу, армии бояться не надо. А в соответствующем возрасте, когда уже не призывают, достаточно будет лишь явиться в милицию, заявить об очередной бюрократической «ошибке»…
– А ты не думал, что еще придется попотеть, чтобы доказать чиновникам, что ты действительно живой? – пошутил я, восхищаясь его изворотливостью.
– Может быть, может быть, – не стал спорить Всеволод. – Что-нибудь еще придумаю. Можно, к примеру, устроить большой скандал. Еще их, чиновников-бюрократов проклятых, обвинить в бездушии, всегдашнем формализме. Потребовать материальной компенсации за моральный ущерб. Хорошенькое дело, жить-поживать – и вдруг обнаружить, что ты – мнимоумерший!
– Значит, все так просто…
– Просто как все гениальное! На то она и творческая энергия! – самодовольно кивнул Всеволод. – Если есть желание, можешь повторить. Я не возражаю. Мы тогда особый клуб создадим – общество мнимоумерших. Я в нем буду председателем. Ну, как ты?
– Спасибо, подумаю.
– Я тебя проконсультирую. Как опытный мастер. В этом деле прежде всего – состояние творчества. Своего рода медитация. Плюс необходима хоть одна мощная художественная подробность. Для абсолютной достоверности. Все должно происходить в соответствии с законами изящного жанра. Это самое трудное. В моем случае заставить пойти на опознание в морг младшую сестру. Она у меня крошка и глупышка…
Тут Всеволод кивнул куда-то в сторону. Я машинально взглянул и увидел совсем молоденькую девушку, лет пятнадцати, не больше. «Ее зовут Стася!», – вспомнил я.
Раскосые синие глаза. Может быть, чуть-чуть грустные. Смотреть в них все равно, что смотреть в речную глубину. Можно увидеть все что угодно и ничего не увидеть. Прямые брови и реснички, такого же пепельного, только более интенсивного оттенка, порхали, разлетались, словно крылышки маленькой и чуткой речной стрекозы… И имя какое хорошее!
Она сидела на напольной подушке, подобрав под себя ноги, играла несколькими приятными плюшево-ворсистыми плодами киви, – просто наблюдала за тем, что происходило вокруг. За нами, за мной, в частности. Девочка в голубой джинсовой юбке-супер-мини, рубашке в черно-красную клетку навыпуск, с расстегнутыми рукавами. Распущенные по плечам волосы необыкновенного пепельного цвета.
– Ну, что скажешь о моей сестре? – поинтересовался Всеволод. Между прочим, но – не без гордости.
(Кстати, любопытно, Стасю, как и брата, родители, наверное, тоже старались изолировать от скверны мира? Не пытался ли, в таком случае, кто-нибудь, как в свое время Всеволода Евгений, просветить и ее?.. Кроме того, Стася, если мне не изменяла память, присутствовала при том прискорбном инциденте, когда Евгений объяснил брату, что их мамочка тоже женщина, и Всеволод лишился запоздалой иллюзии о материнской непорочности… Любопытно, отпечаталось ли что-нибудь в памяти девочки?)
– Очень красивая девушка, – почти мгновенно отреагировал я. Специально назвал ее «девушкой» вместо «девочки». (Чтобы сделать ей приятное?)
Может быть, стоило придержать язык. В таком моем ответе содержался явный сексуальный смысл. Так мужчина оценивает женщину. Даже определенно присутствовал. То есть, если свести мои слова к химически очищенной сути, то последняя была груба и вульгарна: я бы отнюдь не возражал, чтобы с ней (с той, какой я ее увидел в этот момент) переспать.
Уместен ли был такой отзыв, учитывая, что Стася в самом деле была еще девочкой, ребенком (то есть иным существом)?.. Однако Всеволоду понравился моя похвала. Кому не будет приятно услышать, что его сестра – красивая девушка?.. Да и сама Стася улыбнулась без всякого смущения… Здесь на 12-ом, вообще, можно было кого-нибудь чем-нибудь смутить?
– Но не мешало бы немного похудеть, – серьезно возразила Стася. – Вам не кажется? – Она искоса, чуть наклонив голову, взглянула на меня.
Вот смешная, называет меня на «вы»!
– Может быть, – не стал отрицать я.
Если она собиралась худеть, следовательно, уже вполне конкретно задумывалась о том, что именно в ней, в ее фигуре, и так далее, могло нравиться мужчинам, какое впечатление собиралась производить, какие мысли возбуждать и, наконец, чего в итоге добиться.
Стасе все это могло быть и безразлично. Если «заботилась» о фигуре, то не ради сисек или попы, лишь для того чтобы, чего доброго, какой-нибудь ушастый одноклассник-дебил не обозвал при всех «жирной коровой». Только и всего. Если «в бошку стрельнет», все равно обзовет…
– Ее, между прочим, – похвастался Всеволод, – уже приглашали в одно мировое модельное агентство. Там такие крошки, как она, получают миллионные контракты, путешествуют по миру, живут фантастической жизнью.
– А еще их продают в рабство восточным владыкам, – заметил я.
– Ничего подобного. – Всеволод и слышать ничего не хотел. – О них великолепно заботятся. Они – ценнейший капитал!