– Понятия не имею, друг мой! Ко мне в голову иногда приходят довольно странные вещи.

Он замер: впереди снежная буря приобрела форму воронки, на месте которой через мгновение стояла Вероника.

– Франц, – мягко произнесла она. – Пора просыпаться…

– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту Петербурга. Просим вас пройти в главную дверь.

Франц открыл глаза. Действительно, они уже прилетели. В воображении время пролетает незаметно. Судя по тому, что на его выдвижном столике лежал пустой контейнер из-под еды и пара пустых стаканчиков, он в этом состоянии еще и умудрялся есть и пить. Франц дождался, пока все пассажиры покинут салон и затем вышел следом. Северная столица встретила его морозным ветром и неистовым снегопадом. Посильнее укутавшись в свое тонкое пальто, писатель двинулся к зданию аэропорта. Пока он стоял в очереди на таможне, его мысли были заняты тем, что он сейчас увидит. А вернее, кого увидит.

Да, Франц не сомневался, что его отец ждет в вестибюле. После того, как Александэр упомянул Белый мрак, Франц сразу все понял. Настал день, которого он ждал и боялся больше всего вот уже на протяжении пятнадцати лет. Сюжет книги его отца начинает воплощаться в реальность.

Он прошел по длинному коридору и зашел с потоком людей в вестибюль. Он сразу увидел их: группа людей в черных плащах стояла вдалеке между двумя колоннами. Неподалеку от них Франц заметил и Александэра. Значит, они добрались и до него…

Он твердым, размеренным шагом двинулся к ним. Один из людей в плащах выступил вперед и пошел ему навстречу. Годы коснулись внешности его отца, но не так сильно, как Франц того предполагал. По крайней мере, узнать его спустя пятнадцать лет не составляло труда.

Они остановились напротив друг друга. Реформатор странным взглядом смотрел на сына. На лице не дергался ни один мускул, оно словно было каменным, но глаза… зрачки мужчины будто бы дрожали, если такое вообще было возможно. По крайней мере, Францу так показалось.

– Долго я представлял себе этот момент, – произнес Реформатор, – представлял, что скажу тебе…

– И что же скажешь?

– Все мысли вылетели…

Он сделал неловкое движение телом, будто бы желая податься вперед и обнять сына. Но Франц продолжал молча стоять на месте, и Реформатор замялся.

– Я так понимаю… отцом ты меня вряд ли уже назовешь…

– Правильно понимаешь, – кивнул Франц и, пройдя мимо Реформатора, подошел к Александэру. Художник, все это время с тревогой наблюдавший за ними, сердечно ответил на объятия друга.

– Я не понимаю, что происходит, Франц… – прошептал он писателю в ухо.

– Просто сохраняй спокойствие.

Реформатор некоторое время продолжал стоять на том месте, где его оставил Франц, повернувшись спиной ко всем. Непонятно было, плачет он или же просто смотрит в никуда. Так или иначе, когда он обернулся, лицо его было невозмутимым, как обычно.

– Что-ж, теперь, когда все в сборе… можем выдвигаться…

Франц холодно посмотрел на него.

– Мы с тобой никуда не пойдем.

– Франц, послушай…

– Нет, это ты меня послушай. Мне глубоко плевать на твой расчудесный план, который ты строил на протяжении всей своей жизни и который уже частично выполнил. Я не собираюсь быть его частью и не позволю, чтобы мои друзья были вовлечены во все это. Можешь и дальше ставить пьесу по своей книге, но только без нас.

Реформатор спокойно смотрел на него.

– Пройдемся?

Франц ответил ему разъяренным молчанием.

– Я прошу лишь пять минут, Франц. Пять минут, чтобы выслушать меня. Далее ты можешь делать, что захочешь, я не держу тебя.

Парень посмотрел на Александэра. Тот слегка кивнул ему.

– Хорошо. Мне только надо получить свой багаж.

– Мои люди уже получили его.

– «Мои люди»… – фыркнул Франц, когда они с Реформатором вышли из аэропорта. – Конечно, они стоили того, чтобы променять на них свою семью.

Реформатор мягко посмотрел на него.

– Так вот в чем дело… ты злишься на меня…

– А ты ожидал чего-то другого? По-твоему, внезапно появиться спустя пятнадцать лет после своей подстроенной смерти это детская шалость?

– Но ты ведь никогда не верил, что я на самом деле погиб…

– Конечно, нет. Я прекрасно помню твои последние слова перед аварией о том, что мы еще встретимся. И помню, как ты пристегнул меня и подложил какую-то подушку.

– Это была специальная резиновая…

– Да не важно. Мне все равно никто не поверил. Посчитали, что я сильно ударился во время столкновения. Да и кто станет слушать шестилетнего мальчишку… но я всегда надеялся, что ты вернешься… хоть и со временем эта надежда становилась все менее отчетливой. И когда мы созвонились с Александэром, и он рассказал мне о Белом мраке, я понял, что это ты. И понял, что книга, которую ты мне читал еще в детстве, становится явью.

Реформатор слабо улыбнулся.

– Мы ведь так этого хотели…

– Именно. Мы ХОТЕЛИ. Но с тех пор много воды утекло, и мои взгляды на мир поменялись. А ты будто бы до сих пор остался ребенком, верящим в чудеса.

– Ох, Франц, не пытайся строить из себя того, кем ты на самом деле не являешься. Я знаю, что ты остался таким же мечтателем, как и раньше. Я не спускал с тебя глаз на протяжении всех этих лет.

– Да? Где же ты был, когда я бежал к мосту, чтобы сброситься с него? Где ты был, когда я корчился в невыносимых муках в парке под действием яда? Когда художник-психопат носился за мной с ножом в руке по всему дому? Где ты был все это время?

– Да, я не всегда мог оказаться рядом сам, но я отправлял своих людей!

– Опять «свои люди»! И кто же это был, например? О, нет, нет… Эдуард… как же я раньше не догадался… «Революция начинается»…эти слова уже о многом говорили… и ты позволил ему отдать свою жизнь…

– Чтобы спасти твою! Франц, эти люди обучены тому, чтобы жертвовать всем ради общего дела! Твоя жизнь намного ценнее их, и не только потому, что ты мой сын! Я вижу в тебе то, что скрыто от глаз! Потенциал, которого нет у остальных! Пламя, которому нужно лишь позволить вспыхнуть! Я вижу тебя не просто как своего последователя, Франц, а как того, кто станет моим преемником. И твои друзья будут твоей опорой, в этом я уже не сомневаюсь. Именно поэтому вы должны быть с нами.

– Реформатор, – произнес Франц, остановившись. Его отец вздрогнул, услышав свое второе имя из уст сына. – Пойми, в этом мире нет места чуду. По крайней мере, такому, которое описано в твоей книге. Повернуть время вспять во всем мире не способен никто. Не пытайся переносить свое воображение в реальность.

– Но я уже перенес его… Цитадель существует.

Франц вздрогнул, услышав это, но быстро совладал с собой.

– Цитадель… маленький клочок земли, скрытый от всего мира… не более чем временная утопия из твоей книги.

– Вот уже на протяжении девяти лет она крепнет изо дня в день. Нас все больше и больше, Франц. Это уже едва ли похоже на воображение.

– И что же ты хочешь? Превратить в Цитадель весь мир, как в «Белом мраке»? Это невозможно.

Реформатор наклонился к нему.

– Тогда почему я читаю обратное в твоих глазах?

Франц ничего не ответил. Его отец выпрямился.

– Просто… пойдем с нами, и ты увидишь все своими глазами. Антуан уже в Цитадели и судя по его успехам, это самое что ни на есть подходящее место для него. Возможно, и для тебя, Франц.

Реформатор развернулся и двинулся к входу в аэропорт, где уже собирались люди в черных плащах. Франц задумчиво смотрел ему вслед. Утопичный мир, образовавшийся в результате событий «Белого мрака», всегда был пределом его мечтаний. Возможно, именно эта книга и повлияла на мировоззрение Франца, оградив его от реальности стеной воображения. И теперь, когда он уже смирился с тем, что ему придется прожить свою жизнь не в своем мире, судьба посылает ему его отца в новом обличье. Словно персонаж из своей книги, сошедший с ее страниц. И все же… что-то подсказывало Францу, что Реформатор несколько поменял сюжет. Что подростковая книга может оставить кровавый отпечаток на этом мире. У его отца есть много путей к достижению своей цели… нужно узнать, какой именно он выбрал.