Когда свидетель с подбитым глазом покинул кабинет, Владимир Николаевич, отдышавшись, вызвал своего боевого зама.

– Может быть, я немного помешался на Шмыге… – начал Шивайло, когда Скориков явился. – В городе намечается беспредел, а тут некий гражданин, в принципе законопослушный, начинает путаться под ногами… начальство твое нервировать.

– Понял вас, Владимир Николаевич, – посмел улыбнуться Скориков. – Я попрошу ребят из УБНОНа, они сделают выемку наркоты из гадательного салона. Выглядит вполне естественно – дурили клиентов прямом смысле. Ни один судья дело не тормознет. Звонить?

– «Дурь» – хорошо. Но с другой стороны, он же не вор в законе, чтобы наркотой баловаться, да и грубо чересчур. Надо помягче, помягче… слушай, а почему бы ему на некоторое время не исчезнуть из города. Скажем, съездить в служебную командировку, на отдых в санаторий, к родне в деревню. Только подальше и подольше, пока мы тут с недругами тети Маши разбираться будем. У него нет родственников за границей, в Ямало-Ненецком округе, или, на худой конец, в Хабаровской области?

– Нет, – честно ответил Скориков, изучивший недолгую трудовую биографию астролога. Задумался, и глаза его на миг весело блеснули. – Есть тут в запасе один сюрприз, если позволите.

Домой Иван Петрович вернулся поздно и в скверном расположении духа.

– Раздевайся, мой руки! Я приготовила тебе сюрприз, – пропела из кухни Анечка.

– Ненавижу сюрпризы, – пробормотал детектив, швыряя костюм в стиральную машину, и обшаривая туалетные шкафчики в поисках тонального крема.

Ему повезло, что для сюрприза молодой жене потребовалось зажечь свечи, и он в очаровательных сумерках пробрался, склонив голову, к своему месту на угловом диванчике.

– У-у… гуляем сегодня! – удивленно окинул богато сервированный стол. Мясное, рыбное ассорти, в хрустальной вазочке оливье, подрумяненные в тостере хлебцы с красной икрой и веточкой петрушки. – Чтоб я так жил! – нарочито бодро воскликнул он.

– Что-то еще будет? – спросил, заметив освобожденное пространство в центре стола.

– Да! – гордо сказал Аня, снимая с талии фартук в розовую клетку. – Запеченная курица на бутылке. По рецепту твоей мадам Фуше.

– Это и есть сюрприз?

– Нет, он будет позже.

Положив себе на тарелку прожаренную с хрустящей корочкой ножку, жена неожиданно спросила:

– Тебе нравится со мной жить?

– Очень! – искренне ответил Шмыга, не зная с чего начать. Решил с оливье. – Жена, о которой может только мечтать пожилой тридцатилетний мужчина, измученный годами беспросветной холостяцкой жизни. Студентка юридической академии, красавица, дочь миллионера…

– Ну, а как женщина я тебе нравлюсь?

– Если бы ты осталась в фартучке, сбросила юбочку, чтобы я мог видеть твои прелестные ножки в черных колготках…

– Было, – засмеялась она, и глаза ее под мохнатыми ресничками лукаво блеснули. – Мы тогда стали ужинать лишь под утро. А ты обратил внимание, какого цвета свечи и что в бокалах испанское вино?

– Свечи как свечи. Горят. А что? Подай, пожалуйста, еще бутерброд с икрой.

– Да ничего, сегодня ровно год с тех пор, как мы стали жить вместе!

Ивану Петровичу стало жарко. Кажется, с утра он еще помнил об этом.

– Да-да… Я поздравляю тебя… – торжественно начал он, берясь за бокал.

– Себя поздравь, – оборвала Аня. – С твоей работой скоро сам себя забудешь, не то, что первый день нашей совместной жизни. В тот вечер мы пили красное сухое вино и горели между нами сиреневые свечи. Ладно, проехали… Теперь мой сюрприз!

Достала из шкафчика небольшую коробку, завернутую в алый хрустящий станиоль. Сняла белый цветок банта.

– Глаза закрой. На счет три открывай. Раз, два… три!

Муж послушно выполнил приказание.

На столе в колеблющемся пламени свечей красовался уменьшенный в сотни раз «бмв», отливая благородным черным лаком покрытия. Мощный приземистый корпус, утопленные в двери ручки, тонированные стекла, серебристая решетка радиатора, бампер с номерным знаком, даже рисунок на протекторах шин был как в настоящей машине.

– Мы же хотели «бьюик»… – робко прошептал Иван Петрович, не отводя взгляда от крохотного чуда.

– «Бмв», – мягко поправила Аня.

– «Бьюик», – еще тише повторил Иван Петрович, и близко перед собой увидел безмерно усталое лицо автомобильной королевы, вздувшуюся багровую точку на ее шее. Левой рукой она упиралась в мрамор ступени, словно и мертвая пыталась встать.

– Ладно, – покорно вздохнул Иван Петрович, и разлил по бокалам вино. – «Бмв», так «бмв». Как скажешь, милая.

Аня радостно взвизгнула и перегнулась через стол, чтобы поцеловать мужа, но в испуге отпрянула.

– Что у тебя с лицом? Подожди, не отворачивайся…

– Рабочие моменты, – как о чем-то несущественном отозвался детектив. – Пустяки. Давай выпьем за нас!

– Смотри, синяк! Да какой здоровый!

– Ерунда! Я хочу добавить, что мне повезло с тобой… – но его снова перебили:

– Эти рабочие моменты, – встревожено спросила Аня, – больше не повторятся? Ты мне ничего не хочешь рассказать?

– Не обращай внимания! Я говорю, пустяки, – произнес досадливо Шмыга, и постарался придать своему голосу максимальную убедительность. – Проводил опыты с симметрией, с оппонентом возникла полемика. Чистая наука, никакой уголовщины.

И тут по квартире пронесся странный глухой звук – будто сильно ударили по оконной раме. Оба замерли.

– Ты это слышала? – побледнев, вскочил детектив.

Аня рассмеялась:

– Параноик несчастный, это в дверь стучат! Какие-то болваны решили, что мы отключили звонок. Сиди, я открою!

Но вот в чем беда, стук в дверь, Иван Петрович мог поклясться в этом, раздался несколько позже! На секунду, но позже! Не успел он что-либо сказать, как жена исчезла в прихожей.

– Иван, это к тебе! – позвала его. – Виктор Валентинович Миронов, говорит, вы с ним знакомы.

В прихожей действительно стоял Витенька, весь в черном, словно гробовщик из ковбойского боевика. В руках он нервно мял барсетку из черной кожи, и выглядел гораздо более несчастным, чем в их первую встречу. Однако следов допроса на его измятом припухшем лице не было.

«Жениться надо было на старушке. Пока до двери доползла, успел бы сказать, что на ночь глядя никому не открывают!» Но затевать даже маленький скандал на людях было неприлично. Поэтому он только сухим, предельно официальным тоном попросил жену:

– Анечка, оставь нас, пожалуйста!

– Хорошо! Только смотри, без «рабочих моментов», – сказала жена, и строго посмотрела на гостя: – А вы запомните, что наша квартира оборудована сигнализацией и наряд милиции прибудет сюда в случае необходимости через три минуты.

Вышла с гордо вскинутой головой.

Витенька кротко спросил:

– Это ваша супруга? Какая красивая! Ради Бога, извините за беспокойство! Передайте ей мою визитку… – полез во внутренний карман пиджака, но Иван Петрович остановил его.

– Она нам не понадобится. Рад, что вы пришли принести извинения за бесцеремонность вашей охраны, которая кидается на порядочных людей, словно на преступников… Принимается. Всего доброго. Выражаю искреннее соболезнование в связи с постигшей вас утратой.

Стал легонечко подталкивать нежданного гостя к выходу, но Витенька вдруг всхлипнул и сел на маленький табурет в прихожей. Щеки его побагровели, нос припух.

– Я всегда слушался свою маму!

– Виктор Валентинович, я вас умоляю! Переживайте свое горе достойно. И не стройте из себя образцового сына. Это скучно и неправдоподобно. Мы все не слушались своих родителей, но это еще не повод себя обвинять. Ребята! – выглянул на лестничную площадку детектив. – Хозяину плохо, помогите! Ау, где вы?

– Я их в машине оставил, – проинформировал осиротевший наследник, вытащил из кармана черный платок, и, заискивающе глядя хозяину в глаза, попросил. – Не выгоняйте меня, пожалуйста, я вам аванс принес.

– Какой еще аванс? – в недоумении остановился Шмыга.