Собрался я быстро. Запихнул в мусорку салат, сыр, вылил в мойку вино. Водку взял с собой – она, родимая, в трудных ситуациях завсегда лучшая советчица. А если серьезно, трезветь мне не хотелось ни сколько. Трезвая голова сейчас – мой главный враг.

Борька приехал быстро. Оживленный, краснорожий. В волосах – седина. Когда успела, проклятая? Борька отмахнулся – это ранняя у меня седина, брат, ранняя. Нам еще до старости – ого-го сколько выпить. Ну, давай, по маленькой? За встречу? Наливай! Жирный грузинский нос, маленькие глазки-буравчики, мясистые щеки – как же я любил эту морду! Может, виновата водка, но я прослезился. Друзья – наша настоящая опора в жизни. Мы с Борисом выпили за друзей, вспомнили Гошу, Эльдара, Витьку, Секацкого. Как же я любил этих пацанов! В детстве и юности мы были неразлучны, а потом жизнь раскидала нас. Конечно, мы и сейчас – одна команда, но теперь я вижу ребят не чаще, чем раз в три месяца, а ведь когда-то мы, молодые шалопаи, вместе укрощали этот город, полный соблазнов и тайн. Как мы гуляли в Арбатских переулках! Сколько выпили на Чистых прудах! Сколько девочек с Ленинградки прошли через наши заботливые мужские руки! Сколько клубов и кабаков помнят, как мы зажигали! Мы выпили за молодость. Выпили за друзей. Выпили друг за друга. Выпили за наших девочек. Выпили за свой город. А потом Борька поинтересовался – В честь чего гуляем? И я вспомнил. И сразу протрезвел.

Я не мог сказать правды про Сашку даже Боре. Я сказал – Сашку преследует звонками какой-то урод. Вот его номер. Узнай, кто это, окей? Дэн сказал – сделаем. Позвонил какому-то хмырю, тот пробил номерок. Борька у нас – капитан полиции, может многое, хоть и не все. Я записал – Сергей Синицин, год рождения – как у моей Сашки, прописан – ул. Подольских Курсантов, дом 25, кв.103. Друг спросил – может, пугануть его? Я покачал головой – не надо, я сам.

Мы взяли еще водки. Выпили. Я вдруг почувствовал, как навалилась усталость, как тяжело держать голову на весу, как шашлыки водка спорят – кто из них первым покинет меня? Короче, я нажрался, как сопляк на день рожденья. Борис выволок меня на воздух. Легче не стало – московский смог не рассеивается над Москвой даже ночью, а летом он особенно ядрено настаивается на свежем выхлопном газе. Я поблевал в урну, потом поссал на дверь кабака и мы ушли. Кое-как Борька затолкал меня в машину и назвал мой адрес. Из машины я просто выпал. Как-то все-таки вошел в подъезд и добрался до квартиры. Не знаю, закрыл ли я входную дверь. Не знаю, была ли дома Сашка. Я ввалился в гостиную, рухнул на ковер и уснул.

Что такое похмелье, вы и без меня знаете. Ну а если не знаете – описывай, не описывай, все равно не поймете. Короче, открываю глаза – и жалею, что еще не издох. В голове колокол, во рту собачки насрали, тошнит, в ушах звенит. Трясет, как паралитика. Летнее субботнее утро. За открытым окном кипение жизни – орут дети, лает соседский пес, каркают вороны. Я чувствую себя мертвецом, которого зачем-то выкопали из могилы. Тут Сашка ко мне, как ангел милосердия, с чем-то шипучим в стакане подплывает. Выпей, – говорит – Это от похмелья. Выпил я эту гадость, чуть не сблеванул. Сашка с улыбкой доброй ко мне наклоняется и целует меня, потного, вонючего. А от нее моими любимыми духами пахнет, кожа теплая и прохладная, нежная как шелк. Я сразу все вспомнил, и совсем мне тошно стало. Уйди – говорю – от греха, Сашка. Она встревожилась – что случилось, спрашивает? И добавляет – любимый. Как я ее не ударил – сам не знаю. Отвернулся к стенке. Я не знаю, как дальше жить.

Только к вечеру я стал немного похож на человека. Не скажу, что на того же самого, каким был еще недавно. Но все-таки. Я принял холодный душ, почистил зубы, выпил кофе. Попробовал закурить, но тут же накрыла такая тошнота, что я решил не рисковать.

Сашка весь день была дома. Все пыталась мне помочь – бульончику наварила, таблеточки подтаскивала. В глаза смотрела прямо, взгляд прекрасных глаз не отводила. Улыбалась мне с любовью. Казалось, все у нас хорошо. Я не мог понять – то ли она такая прекрасная актриса, то ли у меня шизофрения и ничего не было – ни смсок с назначенным свиданием и словом «родная», ни таинственного исчезновения с работы, ни вчерашнего вечера с отключенным телефоном вдали от дома.

Саша – позвал я. Я редко звал Сашку так, она знала, что такое обращение не сулит ничего хорошего. Я с трудом прошел на кухню, сел за стол. Сашка тут же с улыбкой подала мне стакан свежего холодного апельсинового сока. Меня снова поразило, какие у нее невинные глаза, как смело и прямо смотрит она на меня. Может быть, она просто не понимает, что такое стыд? Может быть она, как маленькая белочка или прелестный олененок, живет в мире, где нет добра и зла, где нет морали и ответственности? Я тряхнул головой. Да нет же! Мы вместе семь лет! Сашка – нормальный человек. Я в этом уверен. Почти уверен.

Я попросил ее сесть взял за руки. И глядя в глаза, спросил – Саша, что происходит? Где ты была вчера? Во сколько ты пришла и откуда? Что означают смски про свидание в твоем телефоне? Что связывает тебя с этим человеком? И уверена ли ты, что ребенок в твоем животе – от меня?

Сашка сглотнула, кровь отхлынула от ее щек. Несмотря ни на что, я любовался ею. Она красиво держала удар. Наклонилась ко мне. Голос ее стал мягким-мягким, нежным-нежным. Так бы и качался на его волнах. Она пропела – Кирюшенька, я не могу тебе сейчас все объяснить. Поверь мне, ничего плохого я не делала, я клянусь тебе своей жизнью и жизнью нашего малыша.

Где ты была? – повторил я. – От кого эта смска? Я закрыл глаза и процитировал по памяти: «До встречи, дорогая. Жду с нетерпением свидания с тобой». Меня передернуло.

Улыбка сползла с Сашкиного лица. Кир, ты что, думаешь, я тебе не верна? – тихо спросила она. Да! – выкрикнул я – Да! Да! Да! Потом попросил – пожалуйста, объясни мне все. Если, конечно, для этого всего есть объяснение.

Сашка заплакала – Кир, я клянусь, я верна тебе, я всегда была и буду тебе верна. Ты – моя главная, моя единственная любовь на всю жизнь. Встреча с тобой сделала меня счастливой. Ты и только ты существуешь для меня. Сашка говорила искренне, проникновенно. Невозможно так врать, этого сам Станиславский бы не смог. Но я не мог поверить ей, пока не получу прямые и точные ответы на два вопроса, от которых сейчас зависит все. Где ты была? От кого эта смска? – я чувствовал себя гестаповцем, но знал, что не имею права прекратить допрос.

Сашка вскинула голову. Она поняла, что красивые фразы о любви бесполезны, и отвечать ей придется. Изволь – сказала она. Сразу после работы, в 18.30., я посещала своего гинеколога. Мне нужно было встать на учет по беременности. И заодно я хотела проконсультироваться, не навредит ли ребенку то, что на день рождения я не просто немного выпила, а попросту перепила.

Что же сказал врач? – поинтересовался я. У меня вдруг свело челюсти. А вдруг врач сказал, что эта пьянка погубила нашего ребенка и нужно делать аборт? Сашка победно рассмеялась – Все в порядке, дурачок! Оказывается, первое время ребенок плавает в матке, как планета в космосе, и навредить ему практически невозможно, т. к. он не связан с организмом матери. Наверно, природа специально так его обезопасила на то время, пока мама о нем не знает. Сашка сидела довольная. Теперь ты понял, почему я все время плакала? Я очень, очень боялась, что навредила малышу. Так боялась, что меня как будто парализовало от страха – ни тебе сказать не могла, ни к врачу ноги не несли. Потом я пошла к маме – я ведь должна была рассказать ей о том, что стану мамой. А потом встретилась с подругой – смска от нее. Мы сто лет не виделись, вот и заболтались. И я не сразу заметила, что в кафе, где мы встречались, нет зоны приема. Так что прости, любимый, но ты раздул скандал на пустом месте! – и Сашка ласково погладила меня пальчиком по носу.

Мне очень понравился ее рассказ. Он был такой логичный, такой искренний, такой исчерпывающий. У него был только один недостаток – все это была ложь.