– А кто сейчас своим делом занимаются? Все только пристраиваются… Такое время! Вот мой Вовик колымит на москвиче, хоть и инженер…

– Мой Валек своим делом занимается – наука! – Вот я ему завидую…

Они шли по проспекту Юных Ленинцев, где необозримая перспектива прямоугольных пятиэтажных хрущевок прерывалась изредка новыми брежневскими двенадцатиэтажными «башнями» – в ближайшей и находился заветный гастроном. Редкая машина промчится по проспекту, полупустой трамвай в строну метро тормознулся у остановки и не спеша покатил дальше, редкие прохожие – обычная картина в будний день: взрослые на работе, дети кто в детских садах, кто в школе…

Однако войдя в гастроном, они ощутили легкий озноб: несмотря на будний день и дообеденный час, мясомолочный отдел закрывала плотная, как грозовая туча, очередь.

– Не одни мы такие умные, – кисло констатировала Ирина, однако, повздыхав, подруги пристроились за пожилой дамой с худой жилистой шеей.

– Сколько тут человек? – простонала Ирина.

– Пока двадцать шесть, – живо обернулась дама, светлые глаза ее бешено блестели, – да еще отпускает еле-еле…

– А скоро обед, – заметила Лариса, – через сорок минут… прямо перед нами и закончится!

– Что же делать? – засомневалась Ирина.

– Как что делать, стоять! – заявила дама.

– Но ведь можем не успеть, – пыталась возразить Ирина.

– Тогда придется обед отстоять!

– Но ведь это же еще целый час! – ахнула Ирина.

– А как же ты думаешь, доченька?.. Эх, до чего ж хилое молодое поколение! Вы еще голодухи не хлебнули. Да счас просто рай, лишь бы войны не было!

– Да. Лишь бы войны не было! – отозвался мужской голос из очереди. – Вон американцы совсем оборзели: першинги перед носом ставят!

– Лариска, что делать-то будем?..

– Ну, постоим, коли пришли – они ведь, сосиски, и полковникам, и научным работникам нужны… Посмотрим, как будет двигаться…

– Да она еще то и дело куда-то отходит, – буркнула женщина впереди.

– Вы крайние? – сзади появился какой-то дяденька, а за ним еще две тетеньки набежали, и то, что теперь они не самые последние, почему-то укрепило надежду.

Громадная, в грязном белом халате бабища с рысьими глазами выглядела грозно, и очередь перед встречей с ней потела и трепетала.

– Ну!.. – спрашивала начальница прилавка очередного ничтожного покупателя ненавидящими, густо подведенными цыганской тушью глазами, но чаще вовсе ничего не говорила, просто молча смотрела, как на презренное насекомое.

– Будьте добры, килограммчик взвесьте! – слышался дрожащий голос женщины с реденькими русыми буклями, присовокупляющей к просьбе заискивающую улыбочку.

Всегда готовая дать отпор, не дрогнув ни единым лицевым мускулом, продавщица небрежно бросала сосиски прямо на весы, еще пуще зверея от этой трусливой вежливости, от которой до истерики и претензий (между нами, вполне обоснованных) по обвесу – рукой подать.

– А в бумажку завернуть нельзя?

– Нельзя!.. Я что, вам бумагу буду носить! – еще более грозно нахмурилась продавщица. – Вы куда пришли?!..

– В Балшой Тэатр! – громко сказал кавказец в белом «аэродроме», и в очереди возник смешок.

– А шутники вообще не получат, – грозно чуть повела глазами торговка.

– Вы извините, я просто думала…

– Вот и думай в следующий раз! – швырнула буклям прямо в руки сосиски, хозяйка мясомолочного счастья. – Антиллигенция…!

С трясущейся головой и пылающим лицом женщина вышла из очереди и растерянно остановилась со свисающими к полу сосисками в руках.

– Возьмите хоть газетку, – предложила сердобольная старушка из середины очереди.

– Ой, спасибо, спасибо Вам, я ведь и не думала ничего покупать, шла мимо, а тут сосиски дают, даже сумку не захватила, я ведь совсем рядом живу… – горячо оправдывались букли.

– Ну, вот, уже на одного человека меньше, – приободрилась Лариса, в глазах ее заблестел азарт, однако в этот же момент подошли вперед мужчина и женщина, и очередь их проглотила молча, угрюмо, но без протестов – оказалось, они уже занимали и куда-то ненадолго отходили.

– На одного больше, – иронически уточнила Ириша. Она старалась смотреть на все происходящее как бы со стороны, однако это было нелегко.

Однако затем торговый процесс пошел довольно бойко и за 6—7 минут очередь продвинулась на пять человек.

– Чуть больше минуты на человека! – восторженно шепнула Лариса, будто они в кинотеатре находились, – так мы и до обеда можем успеть! – В глазах ее снова появился погасший было азартный блеск.

– Это если подходить без очереди не будут! – живо обернулась обладающая очевидно отличным слухом соседка.

Однако, как обычно, без желающих пролезть вне очереди не обошлось. Ирина давно заметила, что они делятся на два сорта – откровенные, прямые хамы, которые рвутся нахрапом, и тихие, ползучие, которые некоторое время стоят, перерминаются возле очереди, в итоге затем незаметно по-тихому на подходе к прилавку в нее вливаясь. За такими вот и нужны глаз да глаз! Вон как та коротконогая кубышка с крохотными глазками: подошла позже них и встала сразу где-то далеко впереди! Но придраться пока вроде не к чему: стоит в сторонке (будто кого-то ждет или просто из научного интереса наблюдает!), но постепенно, покачиваясь, переминаясь, как бы невзначай, по миллиметру, по сантиметру все ближе-ближе к кому-то там притираясь. Но очередь терпеливо молчит…

Но вот, откуда ни возьмись, влетела в гастроном и прямо к прилавку решительно прошагала женщина в зеленом платье, увешанная золотыми цепями, с суровым административным лицом, вызывающим дрожь у посетителей чиновничьих кабинетов, казалось, навсегда чуждым чему-либо человеческому, и легко оттеснила очередного покупателя – растерянно вытаращившегося на нее седовласого мужика.

– Куда без очереди?! – раздались, однако, гневные и возмущенные крики.

– Я тут с утра занимала! – громогласно, не терпящим возражений тоном, заявила административная дама.

– За кем? За кем? Кто вас помнит?..

– Моя очередь давно прошла, я второй раз стоять не буду!

– Врет она! Врет, не пускайте ее! Мужчина, почему вы пропустили!..

– Пять килограммов! – бросила женщина пакет продавщице. Как ни странно, та не нашла чем возмутиться, а сразу взяла пакет и стала накладывать сосиски.

– Пять килограммов! Да она все сожрет! Почему вы ей без очереди отпускаете?!

– А мне какое дело, – огрызнулась продавщица, – сами следите… Вон вас сколько, а я одна!

Женщина в зеленом уходила под аккомпанимент гневных восклицаний: «Ну и нахалка! Ну и хамка!»… – уходила с высоко поднятой головой, будто они лишь добавляли ей больше самоутверждения и сил, уходила победительницей…

Не успела очередь остыть, как появился старичок с красной книжкой.

– Не пускать! Не пускать!..

– Я вам дам не пускать! – размахивал старичок книжкой, словно шашкой, – Я ветеран войны! Инвалид! Я по закону! – тыкал он в сторону висящей на кафельной стенке табличке: «УЧАСТНИКИ И ИНВАЛИДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕНОЙ ВОЙНЫ ОБСУЖИВАЮТСЯ ВНЕ ОЧЕРЕДИ!»

– Здесь тоже инвалиды стоят, – слабо возражали из середины очереди.

– Да пусть берет…

– Отпускайте, только побыстрей…

– На Кенигсберг! На Берлин! – неожиданно приподнял полную сосисок сетку старичок, перед тем как выйти из магазина, и было заметно, что его пошатнуло. – Ранен под Кенигсбергом!.. За Родину! За Сталина!..

– Видать, уже с утра принял раненый… – смеялись вслед добродушно. – Наркомовские сто грамм для храбрости…

Вновь очередь задвигалась, однако после зеленой дамы и старичка ветерана в сознании покупателей будто произошел какой-то психологический надлом: если до них спокойно брали по килограмму-полтора, то теперь набирали по три-четыре, а то и по пять, видно, сколько хватало денег и сколько кто мог унести. Количество сосисок, которое составляло главную военную тайну торговки, со всей очевидностью уменьшалось теперь гораздо быстрее, и посему у стоящих усилилась не лишенная оснований тревога, что они могут скоро закончиться, но когда и на ком – этого предсказать никто не мог.