– Perdue, по—французски, «потерянный», значит, пердюшки, по—Полине, – потеряшки. Вы долго не виделись – потеряли друг друга, а теперь нашли на мою голову, причем, буквально.

– А—а, – с облегчением выдохнул Ефрем. – А я уж и забыл манеру общения Поли.

– Привыкнешь снова, пердюшка, – совсем развеселилась подруга, – я вот сейчас Павлу позвоню…

– Кхе—кхе, – раздалось за моей головой. – Мы закончили.

– Результаты? – потребовал Ефремов, став вдруг важным.

– А никаких! – весело отозвался тот опер, что был постарше. – Ни пальчиков, ни волос, ни ниточки. Работали в перчатках. Прошерстили весь дом. Такой бардак, – страж порядка склонился надо мной и тихо добавил, – у вас, мадам, теперь почти во всем доме бардак.

– Мама… – я в ужасе закрыла глаза.

– Чего искали, можете предположить? – спросил меня Ефремов.

– Понятия не имею!

– Цацки в двух шкатулках лежат, но все ли – проверьте сами, – подал голос второй оперативник. – Комп и ноутбук на месте, деньги в размере двадцать двух тысяч рублей в коробке на столе в той комнате на втором этаже, где…

– В Степиной, – еле слышно прошептала я, вспомнив, что мой муж Степан вчера, перед отъездом в командировку в США, предупредил меня о нахождении в доме «налички», зная, что я стараюсь пользоваться карточкой.

– Короче, на первый взгляд, все ценное не тронуто. Тогда что искали? – не унимался тот, что постарше.

– Не знаю, – попыталась я помотать головой и ощутила резкую боль в затылке. – А почему вы говорите о бандитах во множественном числе? Я мельком успела увидеть только одного.

– Простая логика, мадам, – принялся объяснять молодой опер. – С момента звонка Полины вам и до ее приезда сюда прошло всего двадцать пять минут. Три помещения на первом этаже они успели обшарить, а вот на втором – только два из пяти, до мансарды дело вообще не дошло. Одному человеку даже быстро столько, сколько успели эти ворюги, не прошерстить. Так что, их было минимум двое.

– И что, эти уроды не оставили ни одного следа обуви? С утра дождик крапал, с улицы должны были что—то натащить! – Полина опять стала грозной.

– Может, сначала и натащили, – вздохнул Ефрем, – но потом свою грязь по их следам накидали доктор Чехов и медсестра. А потом, сейчас преступник умный пошел, с бахилами на ногах в дома ломятся.

– Вы тоже заметили, что доктор на Чехова похож? – попыталась я улыбнуться.

– На кого?

– На Антона Павловича Чехова, – любезно разжевала я капитану, – русского писателя—классика.

– Мне все равно, на кого он похож, – Ефремов показал мне листок, оставленный доктором, – но здесь он оставил свои координаты, в которых сказано, что он Антон Павлович Чехов, а медсестра – Лидия Алексеевна Авилова…

– Это они напали на Соню! – заорала вдруг Полина.

Кстати, забыла представиться – Соня, по паспорту, Софья Николаевна Соловьева – это и есть я.

– С чего ты взяла? – искренне удивился Ефремов.

– Антон Павлович Чехов? Врач? А, может, он еще и рассказы пописывает на досуге?

– Мало ли, какие совпадения бывают, – отмахнулся от нее капитан. – У нас тут огнестрел был года два назад, так уголовника Сашу Пушкина застрелил другой уголовник Жора Дантес. Правда, Пушкина в данном случае звали Сан Санычем, а Дантеса – Геогрием Ивановичем Дантистовым, по кличке Дантес. И представляете, полаялись из—за бабы по имени Наталья, а вот у нее фамилия была, сейчас—сейчас вспомню…

– А Лидия Алексеевна Авилова?! – вскипела подруга.

– И что? Не Ольга же Книппер! – подала я голос.

– Молчи, ушибленная на всю голову! – Полина крикнула так близко от моего уха, что я опять зажмурилась от боли. – Биографии классиков надо знать! Авилова была детской писательницей и, кроме того, то ли сочиняла, то ли правду писала, что была Единственной – именно с большой буквы – любовью Чехова.

– Это ты у нас ходячая энциклопедия, – попытался заступиться за меня Ефремов, – а мы, простые труженики…

– Не может быть такого совпадения! – Полина грохнула кулаком по чайному столику у дивана, и чашки тут же откликнулись звоном. – Когда вы шли сюда, машину «скорой помощи» видели?

– Н—нет, – помотал головой капитан.

– А я что говорю! – обрадовалась Полина. – Звони немедленно по указанному в бумажке номеру.

Ефремов выудил из кармана мобильник и начал тыкать пальцем в сенсорный экран. Через тридцать секунд он тихо объявил:

– Абонент вне зоны доступа.

В гостиной повисла такая тишина, что я не выдержала оглушительного звука пульса в висках и медленно села, потирая эти самые виски кончиками пальцев. В голове стучало, гудело, ныло, но я все—таки продолжала мыслить:

– А почему Полина не застукала преступников, раз примчалась сюда так быстро? Если они не успели облазить все на втором этаже, значит, она их спугнула! Но как они сумели смыться незамеченными?

– Полина Павловна, вам не встретились преступники, когда вы сюда шли? – капитан с надеждой посмотрел на свою крестную. – Может, вспомнишь, кто—нибудь по дороге попался?

– Нет, – Полина как отрезала. – Я не шла, а ехала на машине. Тут дорога между заборами домовладельцев довольно узкая, какой—нибудь «Хаммер» ни за что не протиснется. Если бы кто—то двигался пешком, то я бы даже на своей малолитражке с великой осторожностью мимо него проехала, не говоря уж о встречном автомобиле. Так что, даю сто процентов, чисто было.

– И куда же делись грабители, когда приехала Полина? – подал голос старший опер.

– Надели белые халаты и пришли осматривать ушибленную! – рявкнула Полина. – До вас еще не дошло, кто преступники?

– Откуда пришли? – прищурился Ефремов.

– С улицы, в дверь позвонили, – несколько снизила тон подруга. – Я им открыла.

– А как они со второго этажа, бросив обыск дома на полпути, на улицу попали? – состроил хитрую лисью мордочку капитан.

Все почему—то посмотрели на меня. Я только пожала плечами.

– На втором этаже все окна закрыты решетками, как и здесь, на первом. А вот в гараж проход из дома открыт, – на сей раз подал голос сотрудник помоложе. – А можно как—нибудь еще попасть на улицу из гаража, если ворота заперты?

Вот тут я испугалась не на шутку. Хотя, испуг от нападения грабителей тоже нельзя назвать шуточным, но теперь меня охватил просто дикий ужас, потому что:

– Меня грохнул кто—то из близких мне людей!

– Ну, тебя еще не грохнули, – начала было Полина, но ее опередил Ефремов.

– Из чего следуют такие выводы?

– Из гаража через потайную дверку можно попасть в баню, а там, кроме обычной двери, есть еще одна скрытая дверка, которая ведет к скрытой в кустах маленькой калиточке в заборе. От нее идет у—узенькая тропинка к озеру, к тому месту, где обычно отдыхающие не купаются, здесь всего метров пятьдесят до водоема. Но из этой калиточки можно по маленькой тропинке и весь наш участок обойти по периметру. Он у нас маленький, участок… Мама—а—а…

– И что? – грянуло трио мужских голосов.

– Про эти потайные дверцы, которые только на крючки изнутри закрываются, знает очень узкий круг людей. Исключительно близкие люди. Если потайные дверцы сейчас отперты, значит, напавшие на меня – кто—то из очень близкого круга?! Остальные гости ходили в баню через улицу, а к озеру – через большую калитку, которая выходит на грунтовую дорогу – по ней до ухоженного озерного пляжа около ста метров.

– А зачем вам эти потайные дверцы, если нормальные ходы есть? – удивился оперативник постарше.

– Мы этот дом не сами строили, купили его у художника. Он эти дверки сварганил, чтобы от своих домочадцев на пленер убегать, когда они его не пускали. А не пускали, потому что он на озере не картины писал, а пил. Никто, кроме него, о дверцах не знал – там все так расписано красками и в гараже, и в предбаннике и задрапировано так, что эти двери абсолютно не заметны.

– Finalis vaginalis!1 – изрекла мрачно Полина. Она никогда принципиально не ругается матом. Вот и сейчас вынесла неприличный приговор ситуации на латыни.