Она достала из кармана серьгу – красивую висюльку в форме вытянутой восьмерки из белого металла, всю усыпанную прозрачными камушками.

– Серебряная? Чья это? Твоя? – не поняла я таинственного вида подруги.

– Ща, моя! Нашла под кустом, когда вдоль вашего забора продиралась.

– Так это… – растерялась я.

– Вот именно! Один из грабителей был бабой! Ну, какая дура будет гулять по кустам у вашего забора? Никакая и ни за что, если учесть, что кусты – колючий шиповник. Значит, его потеряла та, которая «гуляла» по необходимости. Крайней необходимости! Она удирала! Давай лупу.

– Что? – не среагировала я сразу на последнюю фразу подруги. Но та и не думала повторять, она торжествующе смотрела на меня, как будто, разглядев серьгу под лупой, увидит там имя грабительницы.

Я огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить, где у нас лежит лупа. У Степы в комнате! Он перед отъездом разглядывал какую—то малюсенькую микросхему. Я видела это, потому что как раз зашла поболтать о предстоящей поездке. Сейчас лето, у нашей дочери Дуси каникулы – она перешла в последний класс школы – и Степа решил взять ее с собой в командировку в Сиэтл, тем более, что Дуся официально работает в фирме отца веб—дизайнером. Причем, на самом деле работает, а не просто числится. Муж звал и меня, но я наотрез отказалась – лететь много часов над океаном! Это не для моей нервной системы. Я и на короткие расстояния летаю только «под мухой». А тут… Мне почему—то кажется, что если самолет рухнет на землю, то будет каюк и все, а вот, если в воду, то вдруг каюк случится не сразу и еще придется тонуть! Не—ет, мне Америка на фиг не сплющилась.

– Ты отомрешь сегодня? – не выдержала Полина. – Давай лупу!

Я резко встала с дивана и тут же плюхнулась назад. Голова закружилась, затекшие от долгого сидения ноги закололо иголками…

– Сиди, ушибленная, – приказала подруга, – скажи, где она, я сама принесу.

– У Степы на столе должна быть.

Поля сунула мне в руку серьгу и пошла на второй этаж. Я стала разглядывать находку, и в голове, словно, что—то мелькнуло. Я уже видела эту сережку в форме узкой вытянутой восьмерки? Полина быстро вернулась, взяла у меня украшение и принялась разглядывать его в лупу. Через тридцать секунд она села рядом со мной и молча уставилась в противоположную стену. Посидев в тишине пару минут, я не выдержала и спросила:

– Что? Что ты молчишь?

– Пятьсот восемьдесят пятая проба, – произнесла она, словно из могилы.

– Это не серебро?!

– Пятьсот восемьдесят пятая проба, – тупо повторила Полина.

– Белое золото?! – я о—очень удивилась. Серьга не маленькая, проба говорит о том, что это золото. Серьга белая. Значит, стоит еще дороже, чем если бы это изделие было из желтого золота. Тогда…

Полина прочла мои мысли:

– Белое золото такого веса дешевыми камнями не усыпят. Это брюлики! И стоит пара таких сережек порядка пяти—шести тысяч евро.

Теперь мы замолчали надолго обе. Если сопоставить тот факт, что о потайных дверях мог знать только очень близкий человек, а серьга, потерянная грабительницей, очень дорогая, то на ум приходило только одно имя:

– Лизонька Лисовских, – прошептали мы дуэтом.

Елизавета Лисовских – наша общая закадычная подруга со студенческих лет. Мы все трое учились на журфаке и подружились с первых же дней. В нашей троице Полина – «свой парень», из одежды она носит исключительно брюки, коротко стрижет темно—русые кудри и никогда не пользуется косметикой. Я – нечто переходное между Полиной и Лизаветой: цвет волос и прически меняю со стабильной периодичностью, в одежде предпочитаю то, что хочется надеть сейчас, вне зависимости от моды, и пользуюсь косметикой, если предстоит появиться на людях. Елизавета же, как принято говорить, женщина с большой буквы: она всегда элегантна, одета по последней моде, а без косметики не выйдет даже на балкон. При этом Лизонька настоящая красавица – натуральная блондинка, обладающая длинными густыми прямыми волосами, огромными голубыми глазами, аккуратным прямым носиком и пухлыми красивыми губами. При росте сто семьдесят сантиметров, она гордо носит грудь четвертого размера, подчеркивает талию в шестьдесят сантиметров и не скрывает длинные идеальной формы ноги.

Елизавета всегда пользуется повышенным вниманием особей противоположного пола и, надо сказать, иногда уступает ухаживаниям, хотя с двадцати лет замужем за сокурсником моего Степана – настоящим мачо Ромой Лисовских. Их роман был красивым, бурным и закончился шикарной свадьбой, т.к. родители и жениха, и невесты – люди очень обеспеченные. Короче, слияние капиталов семей произошло вполне по любви. У Лисовских родился совсем не красивый, но очень умный сын Потап, который экстерном сдал экзамены за одиннадцатый класс школы в пятнадцать лет от роду, и теперь учился в Англии. Кстати, забыла сказать, что Роман большой начальник в компании, связанной с нефтепереработкой, а Лизонька работает у него на полставки в пресс—службе. Зачем она работает? Как говорит Елизавета, чтобы было, куда выйти в новых шмотках. На большую должность Лизка никогда не претендовала, да и Рома со смехом нет—нет да и скажет в нашей узкой компашке: «Жена у меня красавица, но ду—у—ура!».

Конечно, она не дура, хотя многие так ее назовут, узнав об особых отношениях с мужем. Дело в том, что они оба погуливают на стороне, но никаких претензий друг к другу не имеют, утверждая, что «хороший левак укрепляет брак». Мы все сначала были в шоке от таких свободных отношений, а потом как—то привыкли. Потому что, не смотря ни на что, они любят друг друга, и это абсолютно точно. Утверждаю!

А как мы узнали, что они «левачат»? О, это была отдельная история.

Как—то весенним теплым деньком лет пять назад мы с Полиной и Лизой пили кофе в только что открывшемся летнем кафе на Верхнее—Волжской набережной и болтали о всякой ерунде. У Лизы зазвонил телефон.

– О чем поговорить? – спросила Лиза собеседника. – А зачем мне с вами говорить о Романе? Ну, если ВАМ это очень нужно, подъезжайте в кафе на набережной.

– Кто это был? – осведомилась Поля, когда Лиза захлопнула крышку дорогущего телефона.

– Какая—то Эльвира очень срочно хочет поговорить со мной о Романе, – совершенно спокойно сообщила нам подруга.

– О твоем муже или о литературном произведении? – поинтересовалась я.

– Скоро узнаем, – пожала плечами Лиза.

Не прошло и двадцати минут, как к нашему столику подошла девица лет двадцати пяти, представившаяся Эльвирой, от которой мы до самого конца ее разговора с Лизой не смогли отвести глаз. Где она гуляла, когда бог просчитывал ее пропорции? У Эльвиры было три несомненных плюса в облике: высокая большая грудь, тонкая талия и густые вьющиеся (или завитые?) каштановые волосы. Но остальное… Круглое лицо с щеками, которые как будто кто—то надул, узкая полоска лба, маленькие глубоко посаженные серые глазки под густыми черными бровями, крупный нос, заканчивающийся большой «картошкой», огромный, как говорят, от уха до уха, пухлый рот, при открытии которого обнажались лошадиные зубы, и длинный треугольник острого подбородка. Кроме того, тело Эльвиры было длинным, а ноги – короткими, но при этом девица нацепила обтягивающие джинсы и туфли без каблуков.

Конечно, никто из нас при рождении внешность не выбирает. Но все мы в состоянии выбрать себе одежду, скрывающую недостатки. К тому же, несложная пластическая хирургия давно стала доступной для многих, а подправить явно уродливый нос по карману даже девушке с не очень большой зарплатой – можно ведь подкопить, занять, взять кредит, раз с лицом беда. Но это подумали и позже обсудили мы с Полиной, девица же, судя по ее поведению, была о себе самого высокого мнения. Она принимала картинные позы и была столь жеманна, что Полина в какой—то момент даже чуть не расхохоталась, взирая на ее ужимки.

– Мы могли бы поговорить вдвоем? – спросила Эльвира, с вызовом посмотрев на меня и Польку.