Визитеры ринулись на жест слишком поспешно, и вследствие несоблюдения последовательности, застряли в узком калиточном проходе. Оба не спешили исправлять неловкость. Вынужденная телесная близость была приятна Лопухову. А уж почему Алиса не отстранялась, – одному богу известно.

– Вы идёте, нет ли? – проорала из дома Фая.

– Да, да, – откликнулась Алиса и пошла на голос.

Пройдя через тёмные, пахнущие плесенью и пылью захламлённые сени, гости оказались в доме.

Грязные полы, грязные занавески, грязная мебель, грязная посуда, – всё это, вкупе с тошнотворным запахом, являло нищету духа и материи. Глаз радовали только цветы герани на окнах. Профессионально сформированные дизайнером-природой яркие соцветия, активно противопоставляли свою красоту общей домашней убогости.

– Какие у вас цветы замечательные! – искренне восхитилась Алиса.

– Та какое там! – раздражённо махнула рукой хозяйка. – Герань это. Воняет зараза – просто жуть! Врачиха мне сказала, что от головы, дескать, помогает, да и бессонницу лечит. Я ведь головой маюсь. Во!

Фаина ткнула указательным пальцем в пуховый платок с такой силой, словно вознамерилась вскрыть черепную коробку и в натуре продемонстрировать всем желающим свою головную боль.

– Листья капустные прилаживаю, говорят, помогает. Ну, ещё и герань эту нюхаю как ненормальная. А меня ажно мутит с неё.

– Вы хотели сообщить что-то важное о смерти бабы Гали, – напомнил Ермолай.

– А то! – живо отозвалась Фаина Ивановна. – Значит….

– Скажите, – перебила рассказчицу Алиса, – когда она умерла?

– Щас скажу… На Пасху мы с ней вместе в церковь ходили – куличи да яйца святить. Значит, после Пасхи прошло… На родительский она на кладбище была, это я хорошо помню, ну а вот потом… Так считай, сразу после родительского значит, – торжественно заключила Фаина.

Для атеиста Ермолая, всё сказанное, было набором пустых, несвязных между собой звуков.

– Ну а точенее сказать можете? Какого, числа, какого месяца? – попросил Лопухов.

– Так число то не помню, а вот месяц… апрель, поди. Пасха нынче в апреле была, ну вот, значит апрель и есть… Или начало мая…

– Ну а как она погибла? – спросила Алиса.

– Как погибла? Да дом у ей сгорел, и она в доме значит, и сгорела дотла… Токо документы её нашли. Пожар тогда был – жуть! Огонь до неба полыхал. Пожарных понаехало! Да и соседи тушить пыталися. Да всё равно не спасли Галку. Вот так-то! А перед Галкиной смертью поссорились они, – шёпотом сообщила сплетница.

– Кто? – в голос спросили Алиса и Ермолай.

– Да Розка и Галка. Орали ту на всю улицу.

Сплетница заткнулась резко, держала интригу.

– А из-за чего поссорились то? – поторопил Ермолай.

– Розка предложила Галке дом её продать, чтоб значит жить вместе. У них дети то в города разные разъехались. Вот Розка то и говорит, мол, давай дом продадим. Да и на старости лет не скучно вдвоём то. А Галка – ни в какую! Хоть убей! Розка уж покупателей нашла. Приходил тут один высоченный как верста. Я ещё тогда у Розки спросила, кто мол это? А она говорит, что покупатель на Галкин дом. Ну и всё. Розка одно, Галка – другое. Потом поругались, так что в глазах темно. Проклинали друг друга. Я значит, как услыхала, что орут, быстренько вёдры взяла, дескать, за водой пошла, а сама – шмыг к забору Розкиному. У ей тогда ещё забор невысокий был. Это сейчас отгородилась. От людей стыдно, вот она и прячется! И на какие только шиши отстроилась? – задала риторический вопрос Фаина Ивановна, и тут же на него ответила:

– Хотя и так ясно. У ей сынок боров тот ещё, в области депутатом работает. Вот на скраденные у народа деньги они и построились. Она вообще ни в чём не нуждается. Всё у ей есть. Не то, что я, горемычная. Вот это чё такое? Сын ей помогает, сама с базара не выводиться – кажный день молоком да сметаной с творогом торгует. У ей корова – золото! По два ведра молока иной раз даёт! Не то что моя! Не мычит, не телится. Молока – с гулькин нос. Даже на прокорм не хватает, не то, что на торговлю. А вам, кстати, коровка не нужна? – прервала плавное повествование «доброжелательная» женщина.

– Нужна! – обрадовался сверх всякой меры Ермолай.

– Ой, люди добрые, вы уж купите у меня эту паскудину! Она так то хорошая, только вот молока совсем нет. Зимой перекупщики, барыги эти проклятущие, за неё две тысячи предлагали. Видно думали, я совсем без ума, не понимаю, что обман это. А вам я за двадцать отдам, так и быть.

– Хорошо Фаина Ивановна, мы за деньгами только съездим, и сразу к вам за коровой вернёмся, – клятвенно заверил Ермолай.

Фаина Ивановна расчувствовалась, сорвалась с места, и с несвойственной для её возраста резвостью, шмыгнула в подпол.

Алиса весьма красноречиво смотрела на Ермолая. Он же делал вид, что ничего не понимает, и элегически пялился в окно. От досады, состроив злую гримасу, Алиса покрутила указательным пальцем у виска, и отвернулась от дурного мужика.

Наконец, показался обмотанный шалью «кочан».

– Сынок, прими самогонку то у меня, – попросил «кочан».

Ермолай с удовольствием исполнил просьбу хозяйки. И даже сверх того, – помог извлечь её тушку из подпола.

Фая предложила обмыть сделку по купле-продаже крупного рогатого скота. Алиса отнекивалась. Она и представить себе не могла, как можно пить эту помойную жидкость. Фая настаивала. Ермолай в принципе был не против. В последнее время желание выпить, у него, как правило, преобладало над брезгливостью.

– Ермолай за рулём! – предприняла последнюю попытку пресечь стихийное застолье, злорадно сообщила Алиса.

Фаина не стала возражать, и не без радости убрала лишнюю стопочку. Душа Ермолая почернела от злости, а мозг параллельно уже разрабатывал план страшной мести.

В процессе застолья выяснилось, что Фаина настоящий профессионал по части выпивки. Самогонку она в себя заряжала с автоматной скоростью. Собственно Алисе не о чем было волноваться, Фаю совсем не заботило, пьют её гости или нет. Она и сама прекрасно справлялась с данной задачей.

Будучи уже совсем пьяной, она, однако, весьма подробно пересказывала сцену ссоры сестёр, вспоминая до мельчайших подробностей все их действия и слова. Закончился конфликт безобразной дракой.

Тогда собралось немало зрителей, однако никто не спешил вмешиваться во внутрисемейный конфликт. Соседи вели чинные беседы, решали, кто прав, кто виноват. Голоса присутствующих, разделились приблизительно поровну. Кто-то полагал, что Розка не имеет право приказывать сестре, а кто-то целиком и полностью был на её стороне.

– А как выдумаете, почему Галина не захотела дом продавать? – продолжала допрос Алиса.

– Так а чё тут думать? Дочь у ей в городе живёт. Недавно в институт поступила. У Галки детей то долго не было. С Серёгой своим жила, так и не забеременела, а когда он помер, она уж сразу на сносях оказалась. Года не прошло, как он помер, а Галка уже дочку родила. И никто не знает, кто отец. Ну, она видно подумала, что вдруг дочь захочет назад вернуться, а дома нет. Вроде как нехорошо получается. Розка ей говорила, что из городу уж никто не возвращается. Вот так то. А потом, сразу после ссоры, дом то и сгорел, и Галка вместе с ним. Может, и лучше было бы, чтобы она его продала? – философски заметила Фаина.

– Скажите, а они раньше часто ругались? – спросила Алиса.

– Нет. Никогда! Они обе вредные – жуть! Ни с кем ужиться не могли, а промеж собой – ни-ни. Друг за дружку держалися. Не то, что мои сеструхи дурынды нарожали дармоедов, те – своих детей. Слышь, хотели тута у меня дачу устроить, а я пои, корми. Пенсия – копейки, а они как наедут оравой, хоть ложись и помирай. А у меня даже куры не держатся. Давеча купила дюжину, смотрю, через три месяца – квёлые ходят. Ну, думаю, подохнут скоро. Не стала дожидаться, сама порезала всех, да и на рынок снесла. А родственников всех отвадила! Живу сама себе хозяйка, и ни нуждаюся ни в чём!

– Скажите, а как вы выдумаете, почему сёстры поссорились? – всё не унималась Алиса.