— Ничего подобного! — возразил Рудик. — Просто они не держали патроны здесь. Какой смысл спускать их в эту яму да снова подымать? Патроны хранились на Седьмом Ключе. Чтобы до него добраться, надо иметь кое-что в подсумках. Вот и забрали до последнего. А с Михаилом Кольцов поделился бы…

— Но Кольцов так и не пришел…

— Значит, «товар» до сих пор лежит в лабазе?

— Дошло! — облегченно вздохнул Санька. — Слава богу, дошло! Осталось найти «товар».

— Седьмой Ключ, Седьмой Ключ… — заинтересовался Рудик. — Где же он может быть? И откуда седьмой — сверху, снизу?

— Совсем не обязательно он седьмой, — вмешалась в разговор Валюха. — В записках оба слова написаны с большой буквы. Просто название.

'— Это ты правильно заметила, — похвалил Цырен. — Так можно было хоть посчитать…

— Считать бесполезно! — сказал Санька. — В сухое лето у речки пять притоков, в дождливое — двадцать пять.

— Да… — Цырен безрадостно присвистнул. — Но, по крайней мере, можем мы решить, по какой реке идти? Ты, Рудик, в картах мастак. Пошевели мозгами.

— Уже шевелю. Где-то я встречал Седьмой Ключ… То ли на Киренге, то ли на Каменке…

— Не будем гадать, — остановила его Валюха. — Седьмой Ключ есть чуть не на каждой речке. Это нас в такие дебри заведет! Поставим себя на место партизан. Им ведь надо было идти в юго-западном направлении, на Качуг. Операция планировалась заранее. Значит, и тайник они устроили…

— Понял! На Лене! — не выдержал Цырен.

— Нет, Цырен. До Лены далеко.

— Была весна, первая половина марта, — многозначительно начал Рудик. Не самое подходящее время, чтобы идти по тайге напрямую. Их сопровождали оленьи упряжки, а для оленей весенний наст — беда. Значит, партизанам оставалось два пути — по Байкалу или по рекам. Байкал отпадает — беляки. А дорогами им служили реки. Начиная с ближайшей.

— С Медвежьей! — Санька глянул на сосредоточенные лица друзей. — Получается, не так уж сложно. Выйдем на Медвежью, начнем считать ключи. Хотя бы примерно. И наткнемся на лабаз.

— Разумно, — насмешливо прищурился Цырен. — Только прежде надо найти столбик: «Исток реки Медвежьей». В истоке все речки на одно лицо.

Возразить было нечего.

— У нас же карта! — вспомнил Рудик. Цырен развернул потрепанную восковку. — Это голец, отсюда его не видно, а слева от гольца тянется седловина, рассекает хребет. Голец — водораздел верховьев Лены и Киренги. Смотрите, две речки. Та, что повернула на север, — Ульча, приток Киренги. А вот Медвежья, она впадает в Лену. Все просто…

— Не так просто. Обе начинаются почти в одном месте. И обе текут сначала на юго-запад…

— Но Ульча сразу сворачивает на север!

— И сколько, по-твоему, до истока Медвежьей?

— Думаю, километров двадцать.

— Но каких! — Цырен задумался. — Вершина хребта, где берут начало реки. Осыпи, ущелья, буреломы. Да и болот хватает после дождей. Речки — вздулись. В таких местах тропы знать надо. А без троп эти двадцать все равно как сто нормальных.

— Дойдем! — откликнулись Санька и Валюха.

— Оптимисты! Будто уже нашли выход из долины, — опять напомнил Рудик.

— Ну так найдем. Поищем и найдем. — Санька был прямо-таки уверен в успехе, а почему, и сам не догадывался. — Отец говорил, рыбы в Медвежьей — сама в ведерко прыгает.

Эти заманчивые замыслы словно подстегнули пленников долины. И, оставив Валюху кухарничать, ребята снова отправились осматривать скалу. Должны же сохраниться следы: вырубленные в камне ступеньки, забитые в щели скобы или еще что-нибудь.

Саньке, все еще хромавшему, достался ближайший к зимовью участок. Часа два сантиметр за сантиметром обследовал он скалу и уже каждую трещинку, казалось, наизусть знал. Наверху попадались и расщелинки, — и терраски, да что толку — нижняя половина скалы оставалась неприступной. Видно, так и не состоится путешествие на Седьмой Ключ, видно, сидеть им здесь и ждать, когда кончится дождь. С этими невеселыми думами Санька повернул обратно и уже не обращал внимания на скалу, лишь рассеянно поглядывал под ноги, чтобы опять не оступиться. И тут до сознания его дошло: минуту назад он заметил нечто такое, чего в тайге не бывает, но прошел мимо и даже, кажется, поддел ногой. Что же это было?

Он попробовал вспомнить — что-то небольшое, легкое, однако далеко не отлетело, зацепившись за… Санька вернулся, обшаривая глазами мох и траву, — ничего. Обошел стороной кучу валежника и направился было дальше, но чутье подсказало: здесь. Он присел на корточки — в сучке толстой ветки, почти истлевшей, торчал большой ржавый гвоздь. Такой ржавый, что рукой можно переломить, только благодаря сучку и сохранился. Санька разочарованно выпятил губы: подумаешь, гвоздь! Однако находку прихватил.

— Ну? — спросил Цырен, хотя было ясно и на сей раз поиски не имели успеха. — У нас ничего.

— У меня тоже пусто. Если насчитать вот это. — И Санька бросил к ногам сук с гвоздем. Ни Рудик, ни Цырен не обратили внимания на его находку, лишь Валюха с любопытством осмотрела ее.

— Где нашел, Саня? Под лиственницей?

— Да нет, почти у самой стены.

— Эх вы, робинзоны! — торжествующе рассмеялась Валюха. — Следопыты, разведчики!

— А что? — забеспокоился Цырен. — Что такое?

— Да ничего. Обещаете, как вернемся домой, купить килограмм «Каракумов» в складчину? Сегодня же будем наверху!

— Тут не до шуток! — возмутился Рудик.

— А я и не шучу. Идите на то место, ищите пеньки. Три старых пенька. Вдруг да сохранились. И пищите расписку: мы, такие-то и такие-то, обязуемся купить Рыжовой Валентине Петровне килограмм «Каракумов». Получу — поговорим.

Все трое сквасили кислые мины, но все же пошли за Валюхой. Неподалеку от кучи валежника она остановилась, глянула на возвышавшиеся поодаль лиственницы, на скалу и спросила спокойно:

— Здесь ты нашел гвоздь?

— Здесь, — кивнул Санька. — Немного правее.

— Вот это да! — изумился Цырен. — Это уже на фокус похоже…

Вскоре в зарослях смородины отыскались три полусгнивших лиственных пенька. Ребята уставились на Валюху с почтительным любопытством.

— Вы же скалолазы, — насмешливо начала она. — Верхогляды, под ноги не смотрели, только вверх. Спорим, Санька и гвоздь-то случайно нашел? А партизаны и не думали лазить по скалам.

— Да не тяни ты кота за хвост, Валюха!

— Ваше счастье, что это лиственницы. Любые другие пеньки уже сгнили бы. Ну, сказать? Или сами догадаетесь? Они построили лестницу! Вон, видите, распадочек наверху? А здесь лиственницы ближе всего подходят к скале. Если повалить рядом два дерева, чтобы легли вершинами в эту выемку…

Договорить ей не дали, три рта грянули «ура». Наконец, охрипнув от крика, Санька спросил:

— Два дерева, гвозди, чтобы перекладины прибивать, — это понятно. Но почему три пенька?

— Еще полкило конфет! — потребовала Валюха.

— Грабеж! — завопил Цырен. — Никаких больше конфет! Третье дерево как раз и пошло на перекладины. Они же этой лестницей постоянно пользовались. А нам такое благоустройство ни к чему.

Уходя, Санька еще раз окинул взглядом это место. Так вот что помешало им найти решение: лиственницы были ниже скалы! Над зелеными вершинами тут и там нависали мрачные каменные козырьки. Под этими козырьками ни о какой лестнице и мысли возникнуть не могло. Чудо, что Валюху осенило!..

Вечером в лесочке застучал топор. Однако первое дерево пропало даром, ухнуло мимо, уперлось в стену. Зато второе и третье угадали точно. И наклон оказался самый подходящий — даже не очень тяжело будет взбираться. Санька взглянул на Валюху:

— До сих пор не соображу, как ты догадалась…

— Ты же меня надоумил…

— Я? Когда?

— Когда заставил на лесенку взбираться…

Наконец-то они выбрались наверх, и перед ними вновь распахнулся простор, которого так не хватало там, в яме. С одной стороны раскинул свои серые, иссиня-зеленые и голубые полотнища Байкал, с другой вздымались горные дали — хребет, который им предстояло преодолеть, прежде чем выйти к истокам Медвежьей. Ребята попрощались с базой и двинулись в путь, взяв левее безымянного, однако весьма внушительного гольца, венчавшего здесь горы в радиусе нескольких десятков километров.