– А ты меня почему за гостя чтишь?

– Да по сану, да и по жуковинью видать. Что ж, мы людей, что ль, не видывали? Да только скажу, не первой ты тут идешь, вашего званья там – как в Москве на торгу.

– Много?

– А купец только и ждет, где б кровью запахло, – там рубли шальные, все одно помирать.

Кирилл пригляделся к мужикам повнимательнее, – им-то куда в такое время спешить? Один особенно вороват показался – в глаза не смотрит, сидит, как сова, в темный уголок схоронился от света. А вострая бороденка никак укрыть плутовского рта не может.

Заметив на себе взгляд Кирилла, он принялся зевать и крестить зевоту.

«Наводит тень на плетень», – подумал Кирилл.

– Далек ли ваш-то путь, братцы?

– К Звенигороду на ярмонь.

– Далеко направились.

– Пироги печь, – сказал другой, – наше дело такое.

– Пироги-то с требухой, что ли? – спросил Кирилл, прямо оборотясь к остробородому отщепенцу.

Но тот благодушно вытер ладонью лицо и только потом не спеша ответил, будто Кириллов соучастник:

– Кто ж их знает? Может, с капустой. Темный народ.

«Ловко отрекся», – подумал Кирилл.

– А сам-то печку под пироги, что ль, раздувать будешь? – спросил он.

– Я сам по себе.

– А и так расчет есть, – согласился Кирилл. – Коли тебе начинка останется.

Рыжий парень скосил недобрый глаз на отщепенца:

– Он, видать, пирогом пирог начинить мечтает, да хиловат.

Кирилл не сомневался больше: войска прошли, за войсками прошли купцы, а следом за купцами эти бредут – с купцов шкуру сдирать. Бредут, да опасаются друг друга – нет ли кого, кто и у них пирог отнимет.

Рука Кирилла ощупала пояс: тут ли кинжал?

Вошла хозяйка. Запахло парным молоком и навозом. Поставила бадью на скамью и загремела заслонкой.

Постояльцы похлебали хозяйского варева – постную похлебку, где разварной горох да грибки хорошо были сдобрены луком.

– А медов не варишь? – спросили у хозяина.

– Сам не варю и другим не велю. Стоять у меня стой, песню пой, щи хлебай, а о меде не бай.

– Стол без медов, как песня без слов.

– Это как на чей разум! – сурово ответил старик.

– Что ж, худоумными нас почел? – грозно спросил остробородый.

– Не замай, Щап! – тихо проговорил Кириллов сосед остробородому.

– А ну их! Лезут. Преподобные свечкодуи!

– Щап! – еще тише и настойчивее попрекнул сосед.

Остробородый опять углубился в темень угла.

Темень стояла и на дворе. Дверь не была закрыта, в жилье веяло прохладой и сыростью. Дождь не утихал, и слышно было, как он стучит по дощатому полу крыльца.

Кирилл понял, что семеро заезжих мужиков – не из одной ватаги. Тут было их две или три.

«Щап-то остер не только бородкой. Не зря его-то опасаются! – подумал Кирилл. – Надо и мне эту ночь попастись: теперь не в лесу, чать!»

– А ну, хозяин! – сказал Кирилл. – Как бы прилечь где?

– Положу, положу, гостюшко.

– Мне б где поспокойнее.

Старик покосился на мужиков. Все они сторожко прислушивались к их разговору.

– Не бойсь. Выспишься!

Кто его знает, может, и хозяин свою ватагу держит. Лечь-то легко, да каково вставать будет? Нынче на благость не надейся. Шалыги по дорогам в рясах ходить стали; ряса потолще панциря!

«Да я и сам вроде того!» – усмехнулся про себя Кирилл. И пошел за хозяином.

Старик его вывел в клеть. Клеть стояла тут же за двором. Толстая дверь снизу была науголок прорублена, чтоб кошка могла пролезть. Душно пахло слежалым зерном и мышами. Слева от двери, поверх закрома, положена была медвежья шкура по доскам; хозяин приволок на нее тулуп.

– Ночи холодны становятся. У меня тут изнутри засов. Не сумлевайся, гостюшко.

– Спаси Христос! Доглядь коня.

– Гляну, гляну.

В темноте Кирилл забрался на ложе и стал слушать. Хозяину не верь, ему и стена – дверь. Он опять пощупал кинжал: «Эх, в лес бы да за ночь выспаться!»

Когда хозяин вернулся в избу, Щапа и другого уже не было. На столе лежали полушки за пристанище.

– Куды ж в эту темень их понесло? – удивился хозяин.

– Бог с ними! – довольно ответил рыжий.

– Ну, их дело, – согласился хозяин.

Хозяин пошел к печи.

– А купца я на зады в сарай отвел. Пущай на сене отсыпается.

Рыжий хитро подмигнул:

– Тебе виднее!

Успокоившись, старик спросил:

– Вы-то на полатях, что ль, ляжете?

– Да не. Нам скоро пора.

– Ну как знаете! – И полез на печь.

Едва стало рассветать, – а утро запаздывало из-за обложных туч, – Кирилл услышал притаенные шаги. Несколько человек прошли мимо клети к сараю.

Кирилл тихо сполз с закромов, принатужился, чтоб не скрипнуть, отодвинул засов и вышел наружу.

Он воровато обошел сырые бревна стен, держась ближе к ним, слегка шурша мокрой крапивой, и зашел к воротам двора. Попробовал затвор, но ворота были заперты. Хотел подлезть снизу, но, видно, навоз со двора давно не свозили: в подворотню не протиснешься.

«Не может быть, чтоб на двор лаза не было».

И правда, – одна из досок шаталась. Кирилл оттянул ее и пробрался во двор. Его конь стоял поодаль, сонно шелестя сеном.

Кирилл погладил его и заглянул в кормушку – сена задали много и овса засыпали. Он отошел в сторону и залег в сене. Когда зарывался в него, хозяин вышел во двор из избы и крикнул:

– Н-но! Не балуй!

«Сторожко спит!» – подумал Кирилл о старике.

Едва хозяин ушел в избу, чья-то рука тронула ворота снаружи. Тихо отодвинулась доска лаза. Кто-то постоял, свыкаясь с мраком двора. Вверху, под крышей двора, завозились голуби. Кирилл скосил в ту сторону глаз и увидел острую, как лезвие, щель в крыше, – рассветало.

Человек от ворот прошел к Кириллову коню и потрепал по шее, успокаивая. Потом схватил цепь и принялся отмыкать правой рукой, а левой почесывал коню шею.

Кирилл мгновенно приподнялся. Человек, застыв, остановился. Это был Щап.

– Ну-ка, не замай!

– Что ты! Что ты! Я – так.

Но Кирилл подступил ближе. Между Щапом и воротами стоял конь. Щап вдруг пригнулся, нырнул под брюхо коня и кинулся к воротам.

«Ишь! – удивился Кирилл. – Истинно, как я, от смерти из-под конского брюха вынырнул!» – И усмехнулся, вспомнив пережитый день: два звания за день испробовал!

Как поступать дальше? Воином ходить несподручно, всякий подумает: почему, мол, от воинства отбился? Купцом – тяжело, спать мешают. И так и этак мяса на костях не нарастишь. Надо в рясу, что ли, опять? Самое мирное дело по нашим временам!

Но тут же вспомнил, что невдалеке под мхом запрятан хороший запас. Можно, значит, не спешить, оглядеться, а там видно будет.

Он снова закрепил цепь, вышел через лаз на утреннюю светлую улицу и пошел в клеть.

Осенняя тихая длинная ночь прошла. В лесу едва занимался мокрый рассвет. Сергий проснулся и приподнялся, прислонившись к стене. В соседней келье глухо разговаривали. Ему показалось, что оттуда доходит женский голос:

– Пора, пора. Светает.

Осторожно он спустил ноги на мягкий беленький половик. Вышел в сени, постоял возле двери, за которой жил инок Александр. Сергию послышался голос Александра, но глухо, невнятно; женский ответил тихо, но отчетливо, с позевотой:

– Пора идти.

– Рано.

– Может, кто встретится. Нехорошо. А ты спал бы.

– Пора и мне.

– А я лежала, смотрела на тя, думала. Давно мы с тобой, а все не пойму.

– Ты все о том?

– Сам помысли: тверд ты, когда других ведешь к Богу, а сам… со мной.

Сергий удивился: столько лет Александр служит ему келейником, а ни разу не приходило на разум усомниться в Александровом целомудрии.

Александр за стеной говорил:

– Вера нужна. Вера нас собрала воедино. Вера горами движет. И, если б надо стало, чтоб ее удержать, я бы тя покинул!

– Покинул бы?

– Нонче Русь крепка верой. Вера как обод, как обруч.

– А сам обручен мне. Ты ж чернец. И греха не боишься?