Тобаля у выхода и поспешил за ним.

— Что нам-то до него, — заметил Лоцано, — просто кто-нибудь из посетителей! Садись, Ураменте, пей!

Карлист с благодарностью взял стакан того вина, которое казалось недостаточно вкусным Лоцано.

Между тем Мендири вышел из таверны и в темноте пошел за Тобалем, повернувшим за угол. Но в переулке он потерял его из виду. Тобаль спешил к ближайшей гауптвахте. Мендири, ничего не подозревая, вернулся в таверну, где Лоцано несколько успокоил его, кругом стояло много мужчин, так же, как и Тобаль, смотревших на женщин, пивших вино и куривших.

По дороге Тобалю, к счастью, встретились два офицера, возвращавшихся из гостей, и он подошел к ним.

— Простите, кабальерос, — сказал он, — но я должен сообщить вам о готовящемся покушении на жизнь маршала Серрано.

Офицеры испугались и велели ему рассказать, что он слышал. Конечно, он немного узнал из разговора троих заговорщиков и мог только сказать, что его прежний товарищ Мендири и двое других были переодетые карлисты и что один из них, выдающий себя за слугу маркиза Алькантеса, намеревался убить маршала Серрано.

Офицеры решили сами арестовать заговорщиков, так как идти за караулом было бы слишком долго. Тобаль пошел с ними для помощи в случае надобности, и они отправились к таверне.

Едва успели они войти, как Мендири заметил их и вскочил. Лоцано тоже быстро поднялся. Тобаль, входя, увидел всех троих за столом, но офицеры в толпе и давке не могли их сразу разглядеть. Один Ураменте остался на месте, не понимая, в чем дело, и с удивлением глядя на Лоцано и Мендири, которые поспешно бросились вон, расталкивая толпу.

Все переполошились, увидев офицеров и Тобаля, все кричали и бежали, толкая друг друга, так как никто не знал, что случилось и что должно произойти.

Офицеры тотчас бросились за двумя убегавшими карлистами. Ураменте попытался защищаться, выхватив свой кинжал, но Тобаль одним ударом лишил его возможности бороться.

Он в нескольких словах объяснил подбежавшему хозяину, в чем дело, и тотчас несколько человек побежали преследовать карлистов, но тем удалось пробраться сквозь толпу к другому выходу из таверны и счастливо избежать преследования, скрывшись в узеньких переулках.

При Ураменте нашли револьвер, но никак нельзя было доказать, что он карлист, а он, конечно, от этого отрекался. Его передали властям, стали расследовать дело и узнали, что он приходил к маршалу будто бы с поручением от маркиза Алькантеса, и не думавшего возвращаться в Мадрид. Этого было достаточно, чтобы обвинить его в измене и предать суду. Жизнь маршала была спасена.

Силы карлистов под предводительством Олло, Доррегарая и дона Альфонса были стянуты к Эстелье, так как маршал Конхо приближался с большой армией, готовясь атаковать их.

Дон Карлос тоже находился здесь и осматривал надежные, хорошо вооруженные укрепления, которыми окружили Эстелью. Тут солдаты могли спокойно ожидать нападения войск правительства, заняв лучшие позиции во всей окрестности.

Карлисты были полны мужества и воодушевления, чему в немалой степени способствовало то обстоятельство, что подготовленные окопы были прочны и надежны и могли служить не только прикрытием, но и давали возможность сдержать напор неприятеля. В продолжение всей войны банды дона Карлоса держались тактики как можно меньше подвергать свою жизнь опасности, и противники их несли огромные потери при попытках взять карлистские укрепления. В открытом бою карлисты явно уступали, но за своими окопами они были очень воодушевлены и мужественны.

Генерал Олло, высоко ценимый Карлосом как опытный полководец, выбрал в качестве поля битвы окрестности Эстельи, он командовал центром армии, Доррегарай и с ним для виду дон Карлос — правым флангом, а дон Альфонс и несколько других полководцев — левым.

Среди последних находился и старый генерал Себальяс.

Перед началом битвы к дону Карлосу явились представители отрядов его войск и сообщили, что Кастилия, Валенсия, Арагония, Каталония и другие провинции требуют старого генерала Кабреру, потому они просят принца назначить его главнокомандующим.

— Кабрера бунтовщик, — отвечал дон Карлос в сердцах и повернулся к представителям спиной. — Я бы хотел, чтобы он сейчас стоял рядом! — прибавил он, обращаясь к своей свите.

— Поэтому мы и просим ваше величество приблизить его, — сказали представители.

— Эти господа не поняли меня! — вскричал дон Карлос, продолжая обращаться к своей свите. — Скажите им, что я только для того хотел бы видеть Кабреру возле себя, чтобы велеть расстрелять его!

Мы знаем причину этого гнева.

Укрепления карлистов не ограничивались окрестностями Эстельи, где был центр армии, но простирались и к Муро, и к другим селениям, занятым флангами.

Несчастные жители давно скрылись, захватив с собой все необходимое из имущества.

Сбылось предсказание Антонио дону Карлосу: народная война погубила и торговлю, и земледелие.

Богатые поместья стали несчастьем для их владельцев, потеряв всякую ценность и в то же время облагаясь огромными военными налогами.

Вот что пишет очевидец: «Я знал одного несчастного владельца, у которого было огромное поместье, но он сделал все возможное, чтобы избавиться от него. Ему доказывали, что оно его собственность, но он клялся всеми святыми, что это не так, иначе ему пришлось выплатить тяжелые налоги. Когда его спрашивали: „Отчего же вы в таком случае не продадите его?“ — он отвечал: „Это невозможно, никто даже и даром не возьмет, хотя именье отличное“. Оно находилось милях в двадцати от Мадрида, и налоги с него платились только правительству — подумайте, а каково приходилось тем владельцам, которые должны были платить и правительству, и карлистам!».

Это подлинный рассказ очевидца, дошедший до нас. Ну а в тех местностях, где происходили сражения, положение было еще ужасней. Оттуда бежали все, унося с собой самое необходимое, чтобы избавиться от требований республиканцев и хищничества карлистов.

Целые селения стояли пустые, как вымершие. Карлисты, досадуя, что им нечем поживиться, сжигали дома и амбары, лишая таким образом жителей возможности вернуться впоследствии. Так как селения были брошены, то за них доставалось маленьким городкам.

Все время кого-то ставили на постой, все время требовали провианта. Если кто-нибудь смел сопротивляться, его без всяких разбирательств убивали или сжигали его дом.

С теми, кто пытался жаловаться, поступали еще хуже: либо их раздевали донага и привязывали к дереву, и так они должны были оставаться до совершенного изнеможения или до тех пор, пока кто-нибудь не сжалится над ними, либо убивали самым варварским образом.

Но и там, где карлисты встречали покорность, где им оказывали всевозможную поддержку, с жителями обращались ничуть не лучше. Эти варвары не только требовали доставки продовольствия, но отбирали у жителей даже деньги, уводили дочерей и жен. Если же мужья обращались с жалобами, их ждала смерть, и такая мученическая, какую могли выдумать только эти варвары.

Из городов все, кто мог, захватив с собой самое необходимое имущество, тоже бежали в Мадрид или на юг. Но многие не в состоянии были этого сделать, потому что пришлось бы оставить на произвол судьбы свой дом и двор. Эти бедняки доставляли карлистам не только провизию, но даже одежду и одеяла на ночь, потому что у большинства из них не было самого необходимого. За жалобы тоже грозила смерть.

Но ужаснее всего было положение мест, в окрестностях которых шли сражения, приводившие к страшным опустошениям. Снаряды разрушали селения и друга, и недруга, дома горели! И все-таки, насколько можно, войска старались обычно щадить мирное население, в этой же войне с карлистами главной целью было уничтожение, без пощады и сострадания, всякое человеческое чувство презиралось. Местности, удаленные от поля битвы настолько, что снаряды не доставали их, сжигались карлистами, искавшими случая удовлетворить свою бешеную жажду разрушения.