— Я хотел бы, чтобы на этот раз предчувствие меня обмануло, — отвечал Алео, — хотя до сих пор предчувствия меня никогда не обманывали. Но довольно об этом. Сеньор Балмонко честный человек, потому что он выдал все деньги. До остального мне дела нет! А вот еще другая новость. Недавно вы посылали меня к графу Кортецилле…

— Что же еще о графе? Я познакомился с ним недавно на бегах, и он мне очень понравился.

— Убийца старого Моисея скрылся во дворце графа. Подумайте только, ваша светлость, из всех домов и дворцов он выбрал дворец именно графа Кортециллы, чтобы в нем спрятаться, и там ему действительно удалось скрыться. В народе пошли разные толки, говорят о каком-то тайном братстве вроде прежней Гардунии, уверяют, что много высокопоставленных особ участвовали в ограблении Толедского банка. Может быть, все это пустое, сеньор; я только повторяю, что говорит народ.

— Часто злословят про дворян только для того, чтобы их унизить, — внушительно заметил маркиз.

— Все это уйдет опять, ваша светлость, как вода в песок. Но народ очень обозлен на графа Кортециллу, потому что в его дворце удалось скрыться убийце.

— Да, это я вполне понимаю. Это возмутительно, что убийце удалось скрыться, но его найдут, конечно. Однако граф Кортецилла здесь решительно ни при чем. Граф очень богат и всеми очень уважаем.

— Теперь у Алео осталась одна последняя новость, сеньор, и эта новость самая важная. Неужели у вашей светлости больше нет ни одного цветка, ни одного письмеца для сеньоры Альмендры?

— Зачем ты об этом спрашиваешь?

— Я, ваша светлость… Я… хотел, чтобы сеньора, а она чистый ангел, стала бы нашей госпожой.

— Ты этого хочешь?

— Я так бывал рад каждое утро, когда ваша светлость посылали меня к сеньоре. Теперь же все кончилось. Это меня сильно опечалило. Тем более, что я еще много чего заметил.

— Что же ты заметил, Алео?

— Прежде всего я заметил, что ваша светлость чем-то озабочены и встревожены.

— И что еще?

— Еще то, что вы все одни.

— Я думаю, что ты еще заметил что-то, кроме этого.

— Точно так, сеньор, но я боюсь, что вместо благодарности я этим наблюдением заслужу только ваш гнев.

Это очень тонкое дело, а я слишком дорожу расположением вашей светлости.

— Я обещаю тебе не сердиться, Алео.

— Два дня подряд я ходил потихоньку на . Пуэрто-дель-Соль.

— Зачем же это?

— Я наблюдал за домом, в котором живет сеньора и в котором я так часто бывал.

— Зачем ты это делал?

— Я сам не знаю, сеньор. Это самое странное во всем этом. Я Не знаю, зачем я это делал. Я спрашивал сам себя об этом и не мог объяснить себе своего поступка. Это очень странно: иногда меня неудержимо влечет к тому или другому, а я не знаю, почему и для чего. Желания возникают во мне, и я должен удовлетворить их, сам не зная зачем и не видя между ними никакой связи. Только позднее начинаю понимать, зачем я это делал и к чему это было нужно. Это вроде предвидения или предчувствия, сеньор.

— Значит, предчувствие заставило тебя идти на Пуэрто-дель-Соль?

— Два вечера подряд, сеньор. Я непременно должен был идти туда и там…

— Что же ты остановился?

— Это слишком…

— Кончай скорее свое предисловие! Что же там случилось?

— Гораздо выгоднее говорить всем только то, что им нравится, и просто глупо, сеньор, прямо говорить людям в глаза правду, которая не всякому может нравиться…

— Я уже сказал тебе, что не буду на тебя сердиться, что бы ты ни сказал, — с возрастающим нетерпением повторил Горацио.

— Так вот же: оба вечера видел я напротив дома, где живет сеньора, высокого широкоплечего мужчину, который, не сводя глаз, смотрел на окна сеньоры. Он стоял неподвижно как статуя, скрестив на груди руки. В первый же вечер я заметил его. На второй вечер я догадался, ради кого он там стоял.

— Ты хорошо его рассмотрел, Алео?

— Хорошо, ваша светлость. Он высокий, сильный мужчина с окладистой рыжей бородой и серьезным благородным лицом.

— Ты его знаешь? Может быть, видел прежде?

— Нет, сеньор, человек этот мне совсем незнаком. Но любопытство не давало мне покоя, а может быть, и желание выслужиться, и я стал следить за этим человеком.

— Это ты хорошо сделал. Конечно, странно, что он стоял там два вечера подряд.

— Меня так и тянуло туда, и я наконец догадался, отчего, сеньор. Действительно, там было что посмотреть, и я не зря поддался своему влечению.

— Ты снова наблюдал за незнакомцем, и тебе удалось узнать, кто он? — нетерпеливо проговорил маркиз.

Алео заметил, как важен был для его господина этот вопрос.

— Вчера вечером я незаметно остановился неподалеку от него. Он продолжал неотрывно глядеть на окна сеньоры и, как казалось, сторожил дом. Вдруг я услышал, как он спросил женщину, вышедшую из того дома, кто живет на первом этаже. «Тут-то? — повторила женщина, указав на окна сеньоры, — тут живет известная красавица Альмендра». Она еще что-то прибавила, чего я из уважения к сеньоре не смею повторить.

— Я хочу знать все! Говори!

— Не я сказал эти слова, сеньор, но вы желаете их слышать, вы приказываете повторить их, и Алео должен повиноваться. Старуха (а женщина эта была старухой, типун ей на язык!) сказала: «Тут живет прекрасная Альмендра, которая танцует в салоне дукезы и соблазняет молодых донов». Это все зависть, чистая зависть, сеньор! Она еще сказала несколько слов незнакомцу, которых я не мог расслышать, но, во всяком случае, они были не очень почтительны, потому что ее собеседник, казалось, сильно испугался. Незнакомец вошел в дом и спросил у привратника имя сеньоры. Тот отвечал, что ее зовут Белита Рюйо. Тогда неизвестный дон как полоумный выбежал из дома, и я последовал за ним.

— Он заметил тебя?

— Нет, сеньор, нет! Он бежал вперед, никого не видя и не слыша. На углу улицы Алькальда его чуть не переехали. Наклонив голову и всем телом подавшись вперед, он продолжал идти, а я следовал за ним в некотором отдалении; наконец мне стало это надоедать, я начал думать, что он идет без цели.

Вдруг с Прадо он свернул на улицу Толедо. Я уже решил, что он просто шел к Мансанаресу, но опять странное предчувствие, о котором я уже говорил вам, помешало мне вернуться, и я продолжал преследование.

— Сократи, пожалуйста, свой подробный рассказ! Кто был этот незнакомец?

— Повремените еще минутку, ваша светлость, вы сейчас все узнаете. Я должен рассказать все подробно, иначе вы подумаете, что я Бог весть где скитался и пировал ночью, а теперь ищу оправданий. Итак, я последовал за ним до последних домов туда, где начинается такой глубокий песок, что невозможно ступить, чтобы не провалиться, и где никогда не увидишь ни одного человека. Я вовсе не думал о том, где мы находимся, я следовал за незнакомцем в темноте, как вдруг он подошел к какому-то черному забору и за этим забором скрылся! Тут только я увидел, где я!

— Ну, где же?

— Там, где живет нечистый, сеньор!

Глаза маркиза сверкнули, он пристально посмотрел на слугу.

— И незнакомец прошел в этот двор?

— Да! Я сразу подумал, что же он тут может делать, в этом дворе? И я прислушался! Незнакомец прошел по двору, потом отворилась какая-то дверь, и затем все стало тихо, я больше ничего не слышал. Я подошел к воротам, они были заперты. У неизвестного дона, значит, был свой ключ. Я еще подождал, но дон не возвращался. Наконец мне надоело дожидаться, да и страшно мне было стоять там ночью, очень страшно, сеньор! То что-то копошится, то видится Бог знает что! Поэтому я ушел оттуда и вернулся на набережную. Первый блеснувший мне навстречу огонек показался мне лучом избавления, я готов был плясать, так обрадовался, что оставил наконец позади страшное место! Между тем я порядком устал, преследуя этого странного дона, и зашел в таверну, чтобы подкрепиться. Там было почти пусто. Разговорчивый, немного подгулявший хозяин подсел ко мне, чтобы поболтать. Это как раз было мне на руку! «Скажите, пожалуйста, — начал я, — я сейчас видел здесь необыкновенно высокого мужчину с рыжей бородой, который скрылся на чертовом дворе. Кто бы это мог быть?» — «Кто это был? — усмехнувшись, отвечал хозяин. — Да кто же иной, как не новый Вермудец? Так вы его еще не знаете? Рослый, красивый мужчина!» — «Как, новый Вермудец?» — спросил я. — «Другого такого там нет, а ради прогулки никто туда не пойдет». — «Что правда, то правда, — рассмеялся я в ответ, — но скажите же, пожалуйста…»