-- Ты немного опоздал со своим предложением. Вчера я бы тебя выслушал. Даже сегодня утром. А сейчас уже поздно.
-- Отставить разговоры! -- приказал Голубков. Он поднял кольт, держа его по-американски, "двойным хватом", и направил ствол в грудь Васильева.
-- Нет, Константин Дмитриевич, только не это! -- взмолился я.
-- Это мой долг.
Он взвел курок. Я понял: сейчас выстрелит. Поэтому приставил ствол "Макарова" к виску майора Васильева и нажал курок. Хлопнул выстрел. Майор кулем свалился у подножки джипа. Скорей по появившейся у меня за последнее время привычке, чем сознательно, я стер полой куртки свои пальцы с "Макарова" и вложил его в откинутую на сторону руку Васильева. Конечно, даже самый тупой следователь районной прокуратуры какого-нибудь Мухосранска никогда в жизни не поверит в версию самоубийства. Но мне это было как-то до лампочки. Заставят -- поверит.
-- Пастух, твою перетак! -- взревел полковник Голубков. -- Это было мое право!
-- Ваше, ваше, Константин Дмитриевич, -- успокаивающе сказал я. -- Но сами представьте, сколько грохота было бы!
Трубач посмотрел на все эти дела, задумчиво покачал своей большой головой и заключил:
-- А ведь все сошлось. Сколько трупов нужно было Волкову? Десять: нас шестеро, трое исполнителей и полковник Голубков. А сколько он получил? Тех шестерых, трое исполнителей и майор Васильев. Тоже десять. Как в аптеке!
Я вдруг почувствовал, что если сейчас не сяду, то попросту свалюсь с ног. Я взял у Мухи "глок" и зафитилил его в болото, подходившее к приграничной дороге. Хорошая была пушка, но хранить у себя этот графский подарок никакого желания у меня не было. Туда же отправил и беззубого "Макарова". После этого сел, прямо на сырую глину, и прислонился спиной к крылу "патрола". Попросил ребят:
-- Заберите у тех документы. И уничтожьте. Оружие не трогайте.
-- Майора тоже нужно бы оттащить на "тропу", -- предложил Боцман. Я кивнул:
-- Согласен.
-- А если кто остался живой? -- спросил Муха.
-- Пусть и живет. Значит, ему повезло...
В обрывках облаков скользил обмылок месяца. Ветер с еле слышным шумом проходил по вершинам корабельных сосен. Над всей границей, над всеми пущами, ельниками и болотами Мазурского поозерья, над всей спящей землей не было ни звука, ни огонька.
Мир на небесах. Мир на земле. И в человеках благоволение.
Что ж, хоть один человек в России сейчас счастлив. А если не совсем счастлив, то по крайней мере на сто процентов доволен жизнью.
Генерал-лейтенант Волков.
Назарова нет. Ни одного человека, причастного к тайне программы "Помоги другу", нет. Даже полковника Голубкова, на которого случайно упала лишь тень этой тайны, -- и его нет.
Никого нет.
Все хорошо, можно спать спокойно.
И вдруг меня словно осколком мины садануло под сердце:
"Тимоха!.."
V
Молодого офицера армии свободной России, кавалера медали "За отвагу" и "Ордена Мужества" лейтенанта спецназа Тимофея Варпаховского мы похоронили на деревенском кладбище, примыкавшем к нашей церквушке в Спас-Заулке. Кладбище было на всхолмъе, как и храм, оттуда на многие километры окрест просматривались просторные поля в валках льна и соломенных скирдах, темные заводи Чесны, серые избы по ее берегам, далекие синие леса за заливными лугами.
Отпевали и хоронили его в закрытом гробу.
Потому что...
Потому что голова его...
Потому что он погиб в результате дорожно-транспортного происшествия на шестьдесят третьем километре Рязанского шоссе, ориентировочно между десятью -и двенадцатью часами той самой ночи, когда мы переходили польско-белорусскую границу в районе поселка Нови Двор. Причиной смерти неизвестного мужчины в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, роста среднего, телосложения худощавого, без особых примет, явился, как значилось в милицейском протоколе, наезд неустановленного транспортного средства, водитель которого с места происшествия скрылся. В связи с темным временем суток и удаленностью от населенных пунктов свидетелей происшествия найти не удалось. Поскольку при погибшем не было никаких документов, труп его был доставлен спецтранспортом в морг ближайшего к месту происшествия города Бронницы.
Где мы его и нашли к вечеру второго дня после возвращения из Гродно.
Самолет "Як-40", заказанный для нас Губерманом, приземлился на подмосковном гидрографическом аэродроме Мячково около пяти утра. На краю летного поля стояли две машины: красный спортивный "Феррари" и джип "гранд чероки". Губерман встретил нас у трапа и сразу понял, что сейчас не время для расспросов. Он уступил мне место за рулем своего "Феррари", место водителя джипа занял Боцман. Через пятьдесят минут мы были в Затопине. Ольга, разбуженная шумом двигателей, вышла на крыльцо, кутаясь в халат. Увидев меня, бросилась мне на шею и тут же отступила.
-- Что случилось?
-- Где Тимоха? -- спросил я.
Она облегченно передохнула и заулыбалась:
-- Все в порядке. Его увезли в военный санаторий "Лесные дали". В Минобороне выделили для него путевку. Прислали специально за ним санитарную машину. Врач сказал, что там прекрасные условия, новейшее оборудование, он сможет пройти интенсивный курс лечения и физиотерапии.
-- Когда его увезли?
-- Вчера вечером. Часов в шесть. Врач сказал, что долго искали Затопино.
-- Какая была машина?
-- Обыкновенная "Скорая". "03".
-- А врач?
-- Тоже обыкновенный. В белом халате. И два санитара. Тимоха сказал: жаль, что не дождется вас. Он очень хотел, чтобы Трубач сыграл ему на саксофоне сиртаки. А мы с тобой, сказал мне, будем танцевать. Он уже мог делать шага четыре без коляски.
Вчера вечером. Часов в шесть. Значит, Волков отдал этот приказ после моего звонка из мотеля "Авто-Хилтон". До этого не решался. Нет, не так. Считал несвоевременным. А потом решил, что пора.
-- Что-нибудь не так? -- спросила Ольга. -- Я почему спрашиваю... Перед тем как уехать, Тимоха показал захоронку, где деньги спрятаны. В чулане. Очень много американских денег. Он сказал, что ты все объяснишь... Ну, что ты молчишь? Что случилось?!
Что я мог ей ответить? Откуда ей было знать, что никакой путевки Минобороны для лейтенанта Варпаховского не выделяло. По той простой причине, что там не знали, где он. Знали только в одном месте -- в Управлении по планированию специальных мероприятий.
