Дина нахмурилась. В разговор вмешалась Анна Родионовна:
- Скажи, Дина, сколько у тебя детей в яслях?
- Шестнадцать...
- А возраст какой?
- Самый разный: младшей, Олесе, годика три будет, а старшей, Наталке, десятый пошел.
- Все сироты?
- Нет. У пятерых живы родители, отец или мать, - отвечала Дина, - они уйдут домой. Трое ребят сироты, но жили и будут жить у родственников, а восемь человек круглые сироты, им некуда идти после яслей.
- Ну что ж, сирот устроим в детский дом, - сказал Кухарский, - ты, Дина, с чем не согласна? Чего хмуришься?
- Да не хочу я отдавать их в детский дом! Вы поймите, они сельские ребятки, тихие... Вот даже Юрко, это он только со мной такой... бывает, озорничает, а там? Забьют его. Я уже не говорю о малышах... Тимка, Грыцько, они же совсем маленькие, не понимают... Их каждый может обидеть... Каждый...
- Не огорчайся, девочка, - нежно, по-матерински сказала Анна Родионовна, - что делать? Гражданская война оставила нам детскую беспризорность, засуха и голод - опять сиротство... Будем принимать меры.
- Ну что ж, давайте думать, - сказал Кухарский. - Время у нас еще есть. Соберемся еще, решим. А ты, Дина, не вешай нос! Видишь, нас в политотделе уже трое, - сила! Вот пришлют еще заместителя и редактора, штат будет полностью укомплектован. Полная боевая единица... Ничего, выдюжаем, как здесь говорят... И тебе поможем!
- Так я пойду. - Дина встала.
- Конверт... твой? - спросил Женя, указывая на письмо, которое Дина положила на стол.
- Да, это мое письмо. Подвода в город еще не уходила?
- Нет. Отправим с нашей почтой...
Перекладывая конверт на груду других запечатанных конвертов, предназначенных для отправки в город, Женя успел прочесть адрес: Одесса, Греческая, 36, квартира 5, Чепуренко А.И. Почему-то облегченно вздохнул. Домой, значит, написала.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
А на дворе уже стоял август, последний, закатный месяц лета. Нынче он был особенным. Не желтизной и началом увядания заявил о себе август, а точно в май переродился. Все зеленело свежо и сильно, воздух был напоен влагой и теплом, сквозь густые плетни, отделявшие сады от улицы, виднелись наливающиеся соками плоды. Все поспевало: и раннее, и позднее. Раннее наверстывало, позднее торопилось.
Вести о хорошем урожае, благоприятной погоде дошли до города и до тех, кто ушел туда из сел. В каждом письме, при встречах с земляками селяне сообщали о радостных переменах, звали уехавших обратно домой.
И постепенно люди стали возвращаться. Каждый день новости. Первыми, конечно, их узнавали дети. Идут в поле или на прогулку, и вдруг кто-нибудь крикнет:
- Гляньте, Макрушенки возвернулися!
- Ой, у Конопельковых хтось в хате есть!
Каждое вновь распахнутое окно, каждый новый дымок поутру радовали детей и в то же время навевали грусть. Если некого ждать, если нет уже надежды на возвращение в родной дом, лучше поскорей пройти мимо, не заглядывая в окна, ставшие чужими...
Так поступали Юрко, Санько, Тимка и Грыцько. Они никогда не останавливались поглазеть, не радовались возвращению селян и вообще вели себя так, будто все это их не касается, торопливо проходили мимо своей заколоченной хатки.
Только недавно Дина узнала, что отца Юрко, Тимки, Санько и Грыцько убило ящиком в Херсонском порту, где он работал грузчиком, а мать весной умерла от голода.
Однажды утром, когда ребята шли, как обычно, помогать в поле, Дине показалось, что в хате кто-то есть.
И Юрко остановился, тихо сказал:
- Там хтось есть...
- Посмотри, - сказала Дина.
Юрко бросился в дом. Санько, Тимка и Грыцько за ним.
В хате послышались восклицания, радостные крики. На пороге появился Юрко. С торжествующим видом, сияющий от счастья, он тащил за руку растерянную и смущенную девушку в городской плюшевой жакетке, с непокрытой, коротко остриженной головой.
- Це Наталка, мамина сестра, родная! - кричал Юрко.
Дина с детьми бросились во двор. На траве валялся тощий узелок, а на нем белый, в алых розах платок с кистями.
- Родная сестра! - повторял Юрко, особенно напирая на слово "родная"...
Юрко держал Наталку за руку, Санько с другой стороны сжимал ее локоть, Тимка и Грыцько ухватились за юбку.
- Ну, здравствуй, Наталка! - сказала Дина.
- Здравствуй! - тихо ответила та.
- Как хорошо, что ты приехала! Если хочешь, мы сейчас поможем тебе прибрать в хате. Поможем, ребята?
- Поможем! Да! Да! - закричали все.
Наталка растерянно молчала. Братики не двигались с места.
- Да отпустите вы ее, - усмехнулась Дина, - человек с дороги, утомился, а вы...
Неохотно разжали они руки, Наталка вздохнула и выпрямилась.
- А ну, Гануся. Юрко, Пылыпок, Лена, Надийка, беритесь за дело. Юрко, где у вас тут вода?
- Зараз, тут у криныци.
Вмиг закипела работа: старшие дети под руководством Юрка и Ганки занялись уборкой, младшие разбрелись по саду.
- Они все сейчас сделают, - улыбнулась Дина, - а мы давай посидим вот тут...
Она села на старую скамейку под деревом.
Но Наталка подняла свой узелок, накинула на голову белый с розами платок и сказала:
- Пойду...
- Куда?
- Назад. В город!
- Но почему? Почему назад?
Наталка прикусила губу, что-то дрогнуло на ее бледном лице, и она, с трудом сдерживая рыдание, выговорила:
- А что... мне... с ними... делать?
- Как это "что делать"? Но ведь это твои племянники. Ты же к ним приехала!
- Да не к ним я приехала! В хату! - с досадой ответила Наталка.
- Вот оно что... В хату, значит...
- Ну и что? - уже с нескрываемой обидой сказала Наталка. - Ну и что? тише повторила она. - Чего глядишь на меня? Чем я стану их кормить? Мне соседи отписали - приезжай, урожай будет хороший, хата заколочена, сестра померла, а детей Радяньска влада* пристроит... Вот я и приехала. В городе на койке жила. Хозяйка - змея! И еще расписалися мы с Павлом. А жить нема где...
______________
* Радяньска влада - Советская власть.
- Все понятно, - сказала Дина, - а мы уж тут... Обрадовались...
- Это же каменюка на шею! - Наталка кивнула в сторону хаты.
- Только ты, пожалуйста, тише! Тише! - испуганно попросила Дина. Мысль ее работала лихорадочно. Что же делать? Что делать?
Наталка медлила. Наверное, и ей было стыдно, совестно, может быть. Она высморкалась двумя пальцами, обтерла их о юбку и жалобно посмотрела на Дину.
- Послушай, Наталка, но зачем тебе уходить в город? Все сейчас возвращаются в колхоз, а ты снова в город. Урожай и правда будет хороший. Дадут тебе аванс, будешь работать. А муж твой, он кто?
- Рабочий на заводе...
- Комсомолец?
- Ага...
- Так он же поймет. И мальчиков полюбит.
Дина понимала, что едва ли ей удастся уговорить Наталку, но нужно задержать ее тут хотя бы на сутки, чтобы за это время что-то предпринять, подготовить мальчиков! Наталка стояла молча, потом повторила:
- А чем же я их кормить стану?
- Этот вопрос мы решим с товарищем Кухарским, он начальник политотдела, и нам поможет. Я думаю - детей обеспечат. Ну послушай, Наталка, ты только представь себе, как станут на селе уважать тебя и твоего мужа, если вы возьмете себе сирот! Да тебе же все условия создадут, помогут во всем решительно...
Наталка молчала.
- Знаешь, как заживете? Богато! Ты посмотри, какой урожай зреет на полях, колхоз станет богатым, а колхозники зажиточными...
- Павло не схоче... - Наталка вздохнула.
- Твой муж? Павло? Он тебя поймет. У тебя есть его фотография?
Наталка, смущаясь, полезла за пазуху и достала завернутую в тряпочку справку с завода и маленькую фотографию. На Дину смотрел насупленный, в кепочке, паренек. Дина сказала:
- Я так и думала! Он хороший! Настоящий комсомолец! Такой парень сирот не бросит! Он хороший!
- Он и вправду добрый! - просияла Наталка.
