- Это... вы? - изумилась Дина.
- А! Сама заведувачка пожаловала. Консомол...
- Консомол еще тебя, старого дурня, навчит, как надо жить... Правда, дивчина? - обратилась хозяйка к Дине.
- Нет, зачем же, - пробормотала Дина.
- Учите, учите старых дурней! Весь свой век робыли на земле, спину гнули, а чего нажили? Вошь на аркане да блоху на цепи... А консомол, они враз и хлеб заграбастали...
Дина внимательно смотрела на женщину, как бы говоря: "Так вот вы какие", но та, сверкнув маленькими глазками, заговорила по-другому:
- Ты не думай, что мы супротивники. У его, мироеда, и надо было забрать. Такие паразиты, куркули! Только и бригадирша, Омелиха, она тоже хороша, себе все трудодни понаписала! А дед Степан зерно до себе в хату перетяпав! Сидоренко, директор этот, пьяница! Ангелина, що до вас ластится, первостатейная... - Она выпалила грязное ругательство. - ...Павла змея подколодная. Кухарский врун! Ешо там такой...
- Да все хороши, все до единого! - подтвердил мужик. - Ты им, дивчина, не верь, ни одному не верь, все как есть сволота!
- Но как же... - начала было Дина.
Но тут хозяйка снова обратилась к Ганке:
- Пришла, значит, до тети, навестила. Спасибо, не позабыла нас, убогих да голодных. Спасибо, племяшка. Ты вон яка гладка стала, а с меня все спидницы спадают. И дядя твой весь иссох... Отак живем, племянница, не до жиру, не до каш и сахару, а быть бы живу...
Ганка виновато опустила голову.
- А ведь мы с тобой остатним куском делились, - продолжала уже слезливо хозяйка, - из своего рта отрывали, а тебя годували. Да хто такое помнит? От кого благодарности дождешься? Один бог знает про наше добро...
Тут она повернулась к иконе, как бы призывая ее в свидетели.
- А если чем тебя обидели, слово какое недоброе вырвалось, уж ты нас, племянница, прости, грешных. Грешны мы, ох как грешны! Прости...
Она поднялась, низко поклонилась девочке. Ганка вспыхнула и залилась слезами.
- Прощаешь, значит? Ну, спасибо тебе, ангелочек, спасибо, - и она снова низко поклонилась.
- Но Ганка не могла с вами поделиться, - сказала Дина. - Мы не разрешаем ничего выносить из яслей. Продукты предназначены только детям.
Та метнула на нее быстрый взгляд.
- Поясни, поясни нам, мы люди тэмны, мы ничего не разумием...
- Не надо так, тетечка! Не надо! - закричала Ганка.
Раздув ноздри тонкого длинного носа, женщина, уже не скрывая злобы, закричала:
- Указывать будешь, паразитка? Сама знаю, чего надо и чего не надо. Обратно до нас пришла, так молчи!
- Не встревай! - добавил дядя. - Не перечь старшим! Поважай нас! А то, глядите на нее! Учить вздумала! Да мы тебя так научим!.. За все! Шоб помнила, кто мы тебе. И подчинялась!
- Простите меня, - тихо проговорила Ганка.
- Простить? - завизжала тетка. - Да я тебя поучу! - и бросилась к девочке.
- Не смейте! - закричала Дина. - Никогда Ганка не вернется к вам. Не смейте ее бить! Она будет жить со мной!
Выкрикнув эти слова, Дина вдруг почувствовала, что давно нужно было их сказать, давно они зрели в ней! Наконец она приняла решение, единственно правильное, и никто уже теперь не заставит ее отказаться от него.
- Чего есть станете? - с издевкой спросила тетка. - Сами с голодухи сюда набежали. Обдрипана, голодна, босая, голота несчастная! Не слухай ее, Ганка, завезет тебя до города, там и кинет. Иди сюда, Ганка, не слухай ее...
Ганка, подняв полные слез глаза, с мольбой смотрела на Дину.
- Нет, нет, Гануся! Не бойся, идем отсюда. Вы не люди, вы хуже, хуже... - Дина выскочила из хаты.
- Скажите, какая нашлась! Подбери сопли...
И грязное, отвратительное ругательство понеслось вслед убегающим девочкам.
- Никогда, Гануся, не вернешься ты в этот дом. Мы будем вместе! Всегда! Где я, там и ты... Навсегда! Согласна? - говорила Дина.
Дрожа, не веря своему счастью, Ганка спросила:
- А ты меня не кинешь?
- Никогда! - твердо ответила Дина.
Они взялись за руки и медленно пошли к дому. Дождь прекратился.
В тот же вечер Дина написала домой письмо:
"Дорогие мои мама, папа и бабушка! Как я рада, что вы есть у меня, такие добрые и хорошие. Прежде, когда мы еще жили все вместе, я думала, что все люди такие, как вы. Но тут я увидела людей жестоких, злых, которые получают удовольствие от того, что причиняют зло другим. Это Ганкины родственники. Мы сегодня были у них. Я не могу писать об этом. Это ужасно. Ганка, она сирота, у нее нет никого на свете, кроме меня и вас. Я решила, что никогда не оставлю ее. Поймите меня. Мы должны взять Ганку. Теперь я могу работать, поступлю на вечерний рабфак при нашем университете, а там перейду на филологический".
Дина вздохнула и продолжала:
"Я уже многому научилась и теперь смогу справиться с любой работой. А урожай будет очень хороший, все так говорят, потому что дождь спас урожай. Все изменится. Проживем. Но если вы думаете, что нам будет трудно, напишите мне сразу, тогда мы с Ганкой останемся на зиму в колхозе, нас оставят, и работа у меня будет, даже если ясли закроют, они ведь только на летний период. О нас вы не беспокойтесь, нам будет хорошо, потому что теперь я не боюсь никакой работы. Целую вас. Жду ответа. Дина".
Она запечатала конверт, написала адрес. Что ответят ей родные? Все равно решение ее останется неизменным...
На следующий день Дина собралась в политотдел, чтобы отправить с уходящей в город машиной свое письмо и поговорить с товарищем Кухарским. Гануся вилась вокруг Дины, несколько раз боязливо поглядывала на конверт, Дина шепнула:
- Не бойся, ничего теперь не бойся...
По пути в политотдел Дина представила себе, как дома прочтут ее письмо, как задумаются мама, папа и бабушка. Конечно, скажут они, хорошо, что у девочки добрая, отзывчивая душа... Бабушка обведет своими голубыми глазками их тесную комнату - все заставлено: три кровати, шкаф, буфет, стол у самого окна. Куда же поставить четвертую кровать? Ну, допустим, девочки будут спать вдвоем, хотя это негигиенично, скажет бабушка. Но чем питаться? Ведь главное - питание. Дина привезет домой еще одну иждивенку... Имеет ли она право на это? Нет, не отдаст она Ганку. Пусть дома и тесно, и голодно, зато это дом, семья, добрые люди...
В политотделе Дина застала Кухарского, Женю и незнакомую женщину в темном платье, запыленных туфлях на каблуке. Она была красива - темные, гладко зачесанные волосы, большие выразительные глаза. Женщина сидела за столом, рядом с ней лежал желтый портфель с потрепанными уголками, из которого она доставала какие-то бумаги. Женщина внимательно посмотрела на Дину и чуть улыбнулась.
Дина смутилась...
- Я в другой раз, пожалуй...
- Нет, нет, проходи, - оживленно сказал Кухарский, - вот знакомьтесь, это заведующая яслями, Дина Чепуренко, а это новый сотрудник политотдела товарищ Зорина Анна Родионовна. Надеюсь, у вас найдутся общие интересы...
- Здравствуйте, - сказала Дина.
- Здравствуй, девочка, - мягко ответила Анна Родионовна.
- Ну, выкладывай свои заботы, - сказал Кухарский.
Женя быстро подвинул Дине стул. Дина села, конверт с письмом положила рядом на стол.
- Я насчет детей, товарищ Кухарский, - начала Дина, - вы им сказали про детские дома. Теперь все волнуются, переживают... Не надо было так, сразу...
Кухарский несколько растерялся.
- Разве они не знали?
- Конечно, нет. Ведь они только-только начали поправляться и забывать все...
- Ты права, Дина! Как же это я... Нехорошо...
- Да ничего, я их успокоила, но нужно все-таки решать: когда закроются ясли? Куда девать сирот и остальных ребят? Неужели мы просто повесим на двери замок, выставим их, отправляйтесь, откуда пришли?
- Ну, Дина, пошла в наступление, - пошутил Кухарский.
- Она, товарищ Кухарский, только об этом и думает! - сказал Женя.
- Ну уж, только об этом!
