Три уезда - Борисоглебский, Тамбовский и Кирсановский - оказались почти полностью в руках эсеровских комитетов. Оставались небольшие островки - крупные железнодорожные станции и города, где стояли большие гарнизоны и бронелетучки.

Части Красной Армии занимали села, искали бандитов, но не находили их, двигались дальше, а тем временем из подполья вылезали плужниковские комитетчики и вывешивали опять антоновское знамя.

В селах вдруг стали появляться целые отряды в красноармейской одежде. Они грабили население, издевались над женщинами, а следом за ними шли антоновские полки и "проявляли" заботу о пострадавших. Эту комедию не совсем тонко разыгрывал Герман со своими карателями, и их быстро разоблачили мужики.

Пожаловались самому Антонову. Он промолчал. Да и что ответить, когда сам подал эту идею Герману?!

А красные бойцы получали по фунту непросеянного овсяного хлеба и стойко переносили все невзгоды боевой походной жизни. Но чтобы не было даже отдельных случаев мародерства или поборов с населения, уполномоченный ВЦИК Антонов-Овсеенко обратился к бойцам с письмом:

"Красноармейцы! Больше порядка!

Если идете походом и обозы оторвались, войсковое снабжение прекратилось, - только в таком случае крайней нужды требуйте у крестьян продовольствия и фуража, но требуйте по форме, через своих командиров под точную расписку командира, сколько чего и с кого получено. Копию расписки надо хранить в канцелярии части, чтобы потом не было на вас наговоров.

Выполняйте это в точности, не срамите имени Красной Армии!"

Восьмого марта открывался в Москве Десятый съезд партии. Проводив Бориса Васильева на съезд, Антонов-Овсеенко начал подготовку к широкой беспартийной конференции крестьян - представителей всех уездов губернии.

Поговорить по душам, услышать честный и прямой разговор крестьян и узнать их отношение к бандиту Антонову - вот цель, которую преследовал уполномоченный ВЦИКа, собирая крестьян губернии. А главное - ему не терпелось узнать у делегатов, попали ли в руки крестьян листовки о досрочном снятии продразверстки с Тамбовской губернии.

Делегатов собирали на станциях, привозили под охраной красных отрядов из сел, где сидели плужниковские комитетчики, и наконец из домов заключения брали крестьян, осужденных за участие в мятеже.

Десятого марта конференция начала свою работу.

Речь, с которой выступил Антонов-Овсеенко, взволновала всех крестьян. Он требовал от них откровенно и без утайки выложить все сомнения, все беды и обиды, рассказать о своих заблуждениях и посоветоваться с руководителями советской власти, как общими усилиями искоренить бандитизм, чтобы начать Великий посев - первый мирный посев после гражданской войны.

Потом рассказали о встрече с Лениным вернувшиеся из Москвы ходоки. Делегаты слушали их не дыша, потом один за другим выходили на трибуну и говорили обо всем, что наболело.

Называли продагентов и продотрядчиков, преступно относящихся к исполнению своих обязанностей; рассказали, как в Карай-Салтыки агенты сгоняли по продразверстке скот, а он там сдыхал от бескормицы, как горы картошки гнили на станциях, как охранники меняли хлеб и картошку на самогон.

Иные требовали, чтобы партия поглубже заглянула в деревню и почистила свои ряды.

Антонов-Овсеенко записывал себе в блокнот каждое выступление, в перерывах беседовал с теми, кто приехал издалека, а выступить не может.

Крестьяне сами, через своих выборных составили и резолюцию конференции.

В ней говорилось:

"В настоящее время крестьянское хозяйство Тамбовской губернии так отощало, что ему в иных волостях грозит полный упадок, если государство не придет на помощь.

Мы приветствуем заявление товарища Ленина на съезде о необходимости дать простор крестьянину и перейти от продразверстки к натуральному налогу..."

Это был приговор антоновскому мятежу. Недаром Антонов приказал Герману на время отложить казни и преследования и употребить все силы на улучшение информации из Тамбова и Москвы.

Со скрежетом зубовным читали Антонов и Плужников постановление Президиума ВЦИК о замене разверстки натуральным налогом и резолюцию тамбовских крестьян, одобряющих постановление ВЦИК.

В отчаянье бросали они свои полки в бои с новыми красными частями, но "сельская кавалерия" не выдерживала натиска дисциплинированных, обученных тактике боя красноармейцев. О захвате Тамбова уже никто не смел напоминать в присутствии Антонова - он принимал это за насмешку.

Он все ждал помощи эсеровского Центра и верил в успех, больше всего заботился о сохранении "армии", будто она была нужна ему только для парада, который он будет принимать в Тамбове, гарцуя на сером в яблоках жеребце.

Но и сохранить "армию" было нелегко. В Тамбов прибыли новые красные части с фронтов. Бойцы 15-й сибирской кавдивизии начали громить "полки" бандитов; как говорится, пух летел от них, - а пух летел и в самом деле из разорванных подушек.

Третьего марта была разгромлена банда Селянского в районе Пахотного Угла. Зарублено было более трехсот бандитов в открытом бою.

О разгроме отдельных банд газеты извещали ежедневно.

4

Антонов метался по комнате.

Герман сидел на крестьянской лавке у двери, понурив лохматую нечесаную голову.

Глаза Антонова застлало черной решеткой огромных мелькающих букв, которые он только что прочел в принесенных Германом газетах.

"Кронштадт наш!", "Торговый договор с Англией подписан!", "В Петрограде пущены заводы!" - эти заголовки с восклицательными знаками стояли в глазах, как призраки, не давали сосредоточиться. Тамбовские "Известия", которые он швырнул, не дочитав и до второй страницы, лежали на лавке, притягивали взгляд. Но он уже не мог взять газету в руки - они тряслись от бешенства. Не хотелось показывать Герману своей слабости.

- Читай вслух третью страницу! - приказал Антонов Герману.

Герман нехотя взял газету и хриплым, пропитым басом прочел:

- "Ко всем участникам бандитских шаек. Полномочная комиссия Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета заявляет:

1. Советская власть строго карает подстрекателей и вожаков бандитских шаек, но она милостива к трудовым крестьянам, втянутым по недоразумению или обманом в это разбойное дело.