На улицу вышел Забавников и, дождавшись конца пляски, громко объявил:
- Приглашаем вас, барышни, к нам в гости. Мы вам хорошую книжку почитаем.
Приглушенный говорок пробежал по кругу и замер где-то за Петькиной спиной.
- А то што ж... и это дело! - вызывающе ответила рыжая плясунья, взмахнув платочком, который слетел с ее головы во время пляски. - Што ж, пошли, девки, побаски слухать?
- Пошли!
2
В ту же ночь задворками, по огородам, к дому Юшки крадучись шел Сидор.
Дверь Юшкиной избы оказалась открытой.
- Есть кто дома? - тихо спросил Сидор, сунув голову в темный проем двери.
- Есть, есть, проходи. Кто там? - ответила Авдотья.
- Это я... Сидор.
- Батюшки-матушки, - растерялась Авдотья.
- Што дверь-то ночью нараспашку держите?
- А чего у нас красть-то? Духоту да смехоту, как отец скажет?
- Где сам-то?
- Да все с конем, все с конем. Слышишь? Как с человеком гутарит! Чуть языком не облизывает. Садись на лавку. Темно у нас, как в погребе, свечка вся сгорела.
Сидор молча нащупал лавку, сел.
- Упадом падает мой мужик. Я уж говорю ему: чем так убиваться, лучше батрачь всю жизню. Таперь вот рыдван ищет, с ног сбился. Утром в Ивановку бегал. Услыхал от кого-то: у Завидона рыдван за ригой валяется старый - и побег. Вернулся - ноги едва волочит. Лег на лавку: дай, грит, полушубок. Даю. А он его не под голову, а в ноги. С ума спятил отец! Грит, ноги-то работали, им отдых нужон, а голова бестолковая заслужила того... Вот она и есть - духота да смехота... От кого их прятать?
- Ай кто пришел, Авдотья? - спросил Юшка, появившись в дверях.
- Сидорушка к нам пришел, отец, кормилец наш.
- А, советская власть! Какая нужда в ночь пригнала? В батраки больше не наймусь. Ты бы вот, советская власть, рыдванчик мне спроворил. Хоть завалященький...
- А что, если я с этим и пришел к тебе? - с ухмылкой сказал Сидор.
- Врешь! Свой старый не отдашь, а в селе нет даже ступицы гнилой нигде. Я все обрыскал.
- А вот и отдам, - испытывая Юшкино терпение, ухмыльнулся Сидор.
- Не пойму я тебя: куда ты гнешься, куда ломаешься?
- А вот и понимай: телегу тебе даю. Время, Юхим, пришло другое. Давай забудем старые несогласии. По земле теперь родниться надо. Ведь в одну землю-то сохи втыкаем. А еще то ли будет!
- Да ты што?.. И вправду рыдван дашь? - обрадовался Юшка.
- Зря слов не бросаю. Приводи завтра своего вороного и запрягай.
- А не попятишься опосля? - все еще не доверяя, подошел к Сидору Юшка.
- Вот те крест. - Сидор махнул в темноте пальцами перед лицом.
- Погодь, погодь, а што я должон тебе за рыдван делать? Не даром же...
- Даром, Юхим. Я вить твои труды помню, не забудь и ты мое к тебе благоволение... Тебя-то в комитет, выбрали?
- Васятка от нашей родни.
- Еще кого же почитать?
Юшка сказал. Он механически отвечал на вопросы, а думы его были далеко. Он хорошо помнит Сидорову, телегу... каждую чекушечку помнит. Сколько копен свозил на ней с больших Сидоровых полей!
- Решили небось чево?
- А? - очнулся Юшка. - Решили-то?.. Завтра общая сходка. Хлеб собирать голодающим.
- Ишь, хлеб понадобился! А они его пахали, сеяли? - И он засуетился, заторопился. - Ну, ты завтра за телегой приходи. Да не забудь, коль что... Спросит кто - скажи: даром, мол, отдал... и вещички те... совсем отдаю. Не забудь!
3
Кривуша приютилась на склонах большого оврага, как бы прячась от холодных степных ветров. От сходной избы, что у моста через ручей, видны почти все избы, окруженные желтыми шляпками подсолнухов.
Панов внимательно разглядывал село. Рядом с коренастым, плечистым Василием он казался совсем юнцом. Худоба бледного его лица особенно бросалась в глаза.
- Тихо тут у вас, никаких классовых боев, - сказал он мечтательно, как на курорте. Воздух чистый.
- Подожди, увидишь и классовые бои, - пообещал Василий. - В тихом омуте черти водятся.
К ним подошел комиссар продотряда Забавников - высокий, сутулый кузнец - и по-отцовски положил руку на плечо Панова:
- Люди уже собираются.
К сходной избе группами и поодиночке шли мужики, тревожно поглядывая на повозку с пулеметом, стоявшую у амбара. Любопытные женщины сидели на завалинках ближайших домов. Шушукались, щелкая подсолнухи, сердито сплевывали лузгу. Ребятишки вертелись тут же, они успели выкупаться в грязном ручье у моста и теперь старательно приглаживали мокрые вихры.
Из сходной избы продармейцы вынесли ветхий качающийся стол, кое-как установили его на земле перед толпившимися кривушинцами, накрыли красным сатином. К столу подошли Панов и Забавников.
Василий стоял неподалеку. Глаза его отмечали каждое движение в толпе, он видел, что в стороне вокруг Сидора и Потапа собралась вся сельская знать и кое-кто из середняков. Беднота теснилась у самого стола, почесывая затылки и весело переругиваясь, а за спинами, словно прячась от света, гомонили, пыхтя самосадом, осторожные середняки...
- Товарищи крестьяне! - Панов поднял руку.
Толпа разом затихла, кто-то в задних рядах крикнул: "Погромче! Не слыхать!"
- Товарищи крестьяне села Кривуши! - заговорил ломающимся баском Панов. - Вчера по декрету рабоче-крестьянского правительства у вас в селе вместо кулацкого, контрреволюционного Совета создан революционный комитет беднейшего крестьянства. Председателем комитета бедноты избран фронтовик товарищ Ревякин.
Панов оглянулся на Василия, как бы указывая, что вот, мол, он, ваш председатель, а из толпы, оттуда, где стояли Сидор и Потап, послышались злые выкрики:
- Самозванец!
- Кто его выбирал?
- Мы не признаем!
- Совет есть, с нас хватит!
Панов отыскал глазами бедняков:
- Товарищи, вы выбирали комитет бедноты?
- Выбирали! Чего там скулят толстосумые? - ответил одноногий фронтовик Сергей Мычалин. - Кто там сумлевается? Иди суда! - И он поднял над головой суковатую палку, заменявшую ему костыль.
- Товарищи! Власть на данном этапе принадлежит только пролетариату и беднейшему крестьянству - самым решительным борцам против капиталистов и помещиков. Только эти классы обеспечат всему народу справедливость и мир!
- Обеспечили! Всех мужиков угнали воевать! - крикнул женский голос с завалинки.
