– А флота? – закричал Гуссейн-паша, вытаращив глаза.

– Флот пока еще не находится в бедственном положении, – спокойно ответил Пиали-паша. – Султанский флот пока что бездействует.

Бегадыр Гирей, чувствуя поддержку, заявил:

– Что касается моих татарских войск, то я завтра же уведу их в русские земли и вернусь оттуда с хлебом, с великим полоном, со скотом и провиантом. Всем добытым мною добром я поделюсь и с вами. Но я не стану терпеть оскорблений главнокомандующего и за свои действия сам отвечу перед султаном.

Паши долго спорили, кричали, ругались, обвиняли друг друга и, наконец, согласились на том, что надо весьма спешно снарядить в Стамбул гонцов с донесением о плохом положении дел в турецкой армии. Они просили у султана свежих войск в подкрепление, крупных денег, военных припасов, теплой одежды. Паши втайне надеялись, что султан Ибрагим, получив такое жалобное и печальное письмо, снимет осаду города.

Письмо султану подписали триста турецких военачальников и в полном бездействии стали ждать из Стамбула ответа.

Ответа из Стамбула долго не было. А когда он пришел, Гуссейн паша подумал, что лучше бы его совсем не было. Султан Ибрагим, верховный визирь Аззем Мустафа-паша и мать султана Кизи-султане ответили грозными словами: «Паша, возьми город Азов или отдай свою голову!»

Гуссейн-паша ходил по своему шатру бледный и трясся от страха всем своим тучным телом.

В это время в Азов-город заявились ушедшие на вылазку и пропавшие без вести кавказские джигиты Бей-булат и Джем-булат. И тот и другой, изголодавшиеся и измученные, на своих плечах принесли два тяжелых кожаных мешка. У одного черкеса плетью свисала рука (видно, от сабельного удара), у другого во всю правую ще­ку розовела не зажившая еще глубокая кинжальная рана.

Положив свою тяжелую ношу на землю, черкесы устало и понуро сели возле нее.

Атаман Осип Петров бодро и задорно спросил:

– Где же вы так долго пропадали, джигиты? Мы уж и не чаяли видеть вас живыми.

Горцы ответили, что все это время они были среди своих горских племен.

– И что же вы там делали? Не против ли нас войну вели? Не верится, чтобы вы изменили нам!

Они ответили дружно:

– Нет, атаман! Мы воевали против них, против своих князей.

– Почему же вы раньше не вернулись?

– Битва была горячая. К крепости нам никак нельзя было пробраться. Четыре раза добирались до стен крепости и четыре раза убегали с этими вот мешками в густые камыши. Стрельбы кругом было много.

– Нас-то в крепости окружили плотно, – сказал Петров, – не пробьешься, не выберешься. Перебили из нас многих, дома вон почти все поразвалили… Видите?..

Бей-булат и Джем-булат окинули усталыми взорами дымящиеся дома, почерневшие сараи.

– Шайтаны! – сказали разом.

– И мы говорим так же: шайтаны, дьяволы! Во что они превратили наш город! Остался только пепел, песок да раздробленный камень.

К черкесам вышли и другие атаманы.

– А! – сказал Татаринов. – Старые гости заявились! Хорошо! А я думал, вас в живых давно нет. Чем же нас, атаманов да казаков, порадуете?

Бей-булат и Джем-булат встали, заговорили:

– Горские народы воевать против Азова-города не будут! Скоро все они уйдут к себе в горы. Горских людей турецкие паши обманули, турецкого жалованья им не дают. Паши бьют голодных черкесов палками, стреляют из пистолей, рубят головы саблями. Султанские паши посылают конное горное войско брать высокие, неприступные стены. А дома у них они бесчинствуют, крадут корм, берут бесплатно вино, скот, по своей прихоти режут баранов.

– Хорошие вы принесли вести, – довольно сказал атаман Татаринов. – Если горцы уйдут домой, нам легче будет.

Джем-булат уверенно сказал:

– Горские люди очень скоро уйдут. Им больше оставаться под Азовом нельзя. Они здесь дерутся, а их сакли в аулах все время грабят, отбирают скот…

В глазах черкеса вспыхнули злые огоньки.

– Хорощие и печальные вести, – сказал Михаил Татаринов. – А что это у вас в мешках припрятано?

Черкесы повеселели, ободрились.

– Это, – с достоинством сказал Джем-булат, – военная добыча! В горах мы посчитались с теми, кто с большим усердием служит султану Ибрагиму.

– Ой, ну? – сказал Осип Петров, догадываясь, в чем дело. – Ну-ка, показывайте свою добычу!

Те развязали кожаные мешки, и оттуда выкатились человеческие головы.

Атаманы так и ахнули:

– Двенадцать голов срезали!

Черкесы разложили двумя рядами отсеченные головы на мешках.

– Этот, – ткнул Джем-булат пальцем в широкоску­лую голову с рыжей бородой, – был военачальником в племени хатукай – князь Улумбеков. Это – молодой князь племени булуктай, Шерламбеков. Это – хитрая лиса Урумбит, князь ногайцев…

Всех перечислили черкесы. Атаманы внимательно их слушали.

– Сколько же нам придется платить за них? – в шутку спросил атаман Татаринов, качнув серьгой.

Джигиты обиделись.

– Нам деньги не нужны, – сказали они. – Это наш подарок вам, русским. Наездники всех этих двенадцати племен уже разбежались по аулам… Это же деньги, сохраненные сакли, скот… Таков наш подарок и горским людям… Им, правда, обидно будет хоронить княжеские тела без голов. Но эти князья хорошо знали, на что шли. Пусть в аулах вспомнят султана Ибрагима и его муэдзина – пророка эфенди Эвлию Челеби. Пусть он, Челеби, приносит за них свою покаянную молитву аллаху!

– Добро! – сказал Татаринов. – Хорошие вы джигиты.

– Добро! – сказали все атаманы. – Мы вас считаем верными друзьями русских.

Главнокомандующий турецкой армии Гуссейн-паша не знал, чем еще досадить казакам в крепости, какую для них придумать смерть. Он знал, что казаки от непрерывной бомбардировки и штурмов обессилели и еле держались на ногах.

От едкого порохового дыма, от непрекращающихся пожаров глаза у них воспалились. От тяжелой усталости руки их занемели, а ноги отказывались ходить по земле.

Атаманы, глядя на своих храбрых воинов, говорили:

– Мужайтесь, казаки, держитесь! На этой земле, насквозь пропитанной нашей кровью, мы построим новый город Азов, лучше прежнего и краше! Враги, поганые, осквернили иконы наши и святые церкви! Они осквернили не только землю нашу, но и весь чистый азовский воздух. Они разлучили нас, мужей, с законными женами, сыновей и дочерей – с отцами и матерями. Стоп стоит сейчас по земле русской, плач. Но протечет слава наша молодецкая в веках по всему свету. С нами бог!

Не легко пришлось и туркам.

По приказу главнокомандующего целую неделю паши, тайши, визири пересчитывали свое войско. А пересчитав, покачивали головами: в распоряжении Гуссейн-паши осталось менее двухсот тысяч воинов. Казаки же потеряли за это время всего три тысячи человек.

К тому же за неделю подводным путем и скрытыми подземными канавами, потайными ходами в крепость проникло новое казачье подкрепление: четыреста донцов и восемьсот запорожцев. Принесли они с собой рыбу сушеную, порох, свинец, лишнюю – про запас – одежонку. Принесли вести от родных и близких из старого города Черкасска. Пришли и сказали:

– В одну казачью ножну двух сабель не вложишь! Не вложат и турки своей сабли в азовскую ножну. Будем держаться!

При вести о новом казачьем пополнении Гуссейн-паша едва ума не лишился – так долго размышлял он о своей судьбе. А после долгого и тяжелого раздумья сказал, немного ободрившись:

– Как же это мне такая простая да умная мысль раньше в голову не приходила? Я поджарю их, казаков, в крепости так, как поджаривают живую донскую рыбу на сковороде! Покорчатся они у меня! Поежатся!

Гуссейн-паша, хлопнув себя ладонью по тучному животу, расхохотался, довольный:

– Эй, вы, паши, тайши, визири, идите сюда! Идите в мой шатер немедля! Есть у меня к вам дело важное.

Те сбежались к шатру главнокомандующего. Смотрят, а он сидит на шелковой персидской подушке, поджав ноги, и громко хохочет, держась за живот обеими руками.