– Быть по-твоему, – сказали все стоявшие в зале.
На холмах Кассым-паши собралась высшая и малая турецкая знать, пришли воины, купцы, крестьяне. К заходу солнца холмы кишели людьми, как самый большой базар, освещенный тысячами горящих жаровен, факелов и костров, разведенных в неглубоких ямах. Рядами выстроились войска и пушки с открытыми жерлами. На вершину Кассым-паши на белых осликах привезли бочонки с самыми дорогими винами. Верховный визирь распорядился заранее откупорить их, чтобы угощать в честь победы всех присутствующих.
В час заката солнца, когда упал на землю его последний луч, грянули пушечные залпы батарей с азиатского и с европейского берегов, которые по старой традиции каждый день салютовали, провожая дневное светило. И когда огненное пламя заходящего солнца упало вниз и ударилось о зеркальную поверхность Черного моря, краски его заиграли, переливаясь всевозможными оттенками – темно-синими, ярко-пурпурными, зелеными, фиолетовыми… Последние искры заката гасли в море.
Пир был на славу. Песни понеслись над Золотым Рогом, над Стамбулом. Они раздавались все громче и громче. Гремели пушки после каждой чарки вина, выпитого султаном из бычьего рога. Флейты играли не умолкая. Барабаны гремели громом, а плясуны в пьяном угаре никак не могли остановиться. Все гудело, шумело, светилось, а вино лилось рекой… Султан Амурат обходил ряды войск, сам наливал в заздравные чаши, подносил воинам фрукты на золотых блюдах, поздравлял военачальников, награждал землями, чинами, дарил многим дворцовые угодья, пел песни.
Верховный визирь подливал и подливал вино в золотую чашу Амурата. Он клялся султану в вечной любви и дружбе и заверял его, что скорее под его ногами рухнет земля Стамбула, чем он, старый раб, изменит своему властелину.
Султан пил и пил. Пил много и, покачиваясь, говорил:
– Завоюю Русь! Завоюю Москву! Для этого у нас все реки, дороги, и город Москва, и посад Коломна вычерчены на бумаге. Разорю Персию! Покорю Индию! В Стамбуле сойдутся все пути, и я буду держать в своих руках Европу и Азию! Мы будем торговать тканями, коврами, драгоценными камнями. Соберу я со всех стран тысячи кузнецов, каменщиков, плотников, соберу в Стамбуле лучших выдумщиков, строителей и построю в своей империи такие города, каких нет во всем мире.
Верховный визирь, тоже покачиваясь, оглядывался вокруг, осторожно наливая в чашу султана янтарное кипрское вино.
– Богатства твои, – говорил он, – будут неисчислимы, успехи твоего оружия и счастье твоего народа будут бесконечны.
Дервиши своими дикими криками, воплями и пронзительным воем заглушали бой барабанов. Верховный визирь Аззем Мустафа шептал султану слова из Корана:
– Человек умирает только по воле божьей, в особой книге вписан заранее срок его жизни.
Горожане Стамбула, Галаты, Перы и Скутари, ближние и дальние жители предместий, дворцовая и даже крепостная стража пили даровое вино, сытно ели, пели, плясали, веселились и плакали. Дорогим вином поили всех ученых слонов, белых осликов, безобразных верблюдов.
Султан Амурат не слушал визиря. Подняв наполненную чашу, он говорил:
– Азов моим будет непременно! Астрахань моя будет! Казань моя будет! Вся Русь будет моей!
– Аллах милостив! – говорил, хитря, визирь. – Я всегда молился о твоем благополучии, о великий султан, и предрекаю тебе новые счастливые победы.
А кругом шумел и буйствовал хмельной пир.
И вдруг далеко за полночь на Топ-хане взорвался пороховой погреб. Все взоры устремились к арсеналу. Раздался еще один взрыв. Еще!
На лицах людей застыл холодный ужас. Дворцы, постройки, царские конюшни Текир-сарая, дворцы и дома придворных, султанский гарем – все облизывали зловещие языки медного пламени. Слышались крики:
– Янгон-вар![10]
Земля под ногами заметно покачивалась, но кто мог подумать, что в Стамбуле сейчас происходит землетрясение!
– Янгон-вар! Янгон-вар! – слышалось повсюду, и люди бежали густыми толпами к дворцам султана, чтобы потушить огонь.
В то же время в Золотом Роге вырвался к небу черный столб дыма выше всех корабельных мачт, затем огненным жезлом воткнулся в небо столб огня и прогрохотал новый взрыв. Это взорвался испанский пиратский корабль «Пакита», который вчера только доставил порох и не успел разгрузиться.
Раздались голоса:
– Каюкхане янгон-вар![11]
Пристань горела буйно. Пылающая «Пакита» быстро оседала в воду, а рядом горели другие корабли. Некоторые спешили отчалить от пристани, отходили в глубь моря, но сильный всепожирающий огонь, раздуваемый легким ветерком, охватывал их, и корабли вспыхивали подобно факелам.
Войска начали тушить пожары. Военачальники метались, отдавая приказы.
Верховный визирь немедленно бросился к дворцам, опалил бороду, но все же спас свои главные сокровища.
Султан Амурат словно в бесчувствии сидел на ковре, поджав ноги, не понимая, что случилось. Кизи-султане и близкие люди старались привести его в себя.
Наконец Амурат поднялся с места, воздел руки к небу и с тяжелым вздохом сказал:
– Человек умирает только по воле божьей – так говорил мне Аззем Мустафа. В особой книге каждому вписан заранее срок его жизни!
Сказал и, корчась в судорогах, скончался. Кизи-султане упала ему на грудь и зарыдала, не видя того, что творилось вокруг:
– Он отравлен! Горе мне! Всё умирает тут!
Верховный визирь подошел к султанше:
– Он мертв! Стамбул горит! Но не должно же сгореть на кострах чужой ненависти наше счастье…
– Чего ты хочешь, Аззем? – едва произнесла Кизи-султане.
– Власти! – сказал он. – Народ требует султана. Султана у нас нет! Есть только юродивый Ибрагим. Но можно ли допустить Ибрагима, сына твоего, к власти?
– Чего ты хочешь? – спросила еще раз обессиленная Кизи-султане.
– Власти! – грозно сказал старый Аззем Мустафа.
– Не ты ли возьмешь ее?
– Я, – сказал Аззем Мустафа. – Я обжег на пожаре свою бороду. Я служил верно тебе, твоему сыну, империи! Только я могу взять в свои руки власть султана!
– Что же ты хочешь делать? – спросила Кизи-султане.
– Бежать к тюрьме, удавить Ибрагима и объявить, что отныне султаном Оттоманской империи будет Аззем Мустафа-паша!
– Ты подлый человек, Аззем! Подумай! Соблазнишься ли ты кровью еще одного моего сына?
– Кизи-султане, мы вместе будем править нашей империей…
– Нет! – сказала Кизи-султане. – Так не будет! Мы сохраним жизнь слабоумному Ибрагиму. Мы провозгласим султаном Турции его!
Аззем Мустафа в эту минуту мог бы удавить не только Ибрагима, но и его мать, Кизи-султане, лишь бы ему одному безраздельно править страной.
Но, подумав, он согласился с умной султанской матерью.
– Янычары и спахи кричат, разве ты не слышишь? Они хотят Ибрагима! – сказала она. – Ведь ты не пойдешь против них?
Толпы народа хлынули к дворцовой тюрьме. Они кричали:
– Султан Ибрагим! Султан Ибрагим!
Они разбили двери тюрьмы, и перед ними предстал трясущийся, грязный, заросший бородой Ибрагим. Он приготовился к смерти.
– Чем жить, как жил я при брате моем, султане Амурате, лучше умереть! – сказал Ибрагим.
А толпы народа кричали:
– Царь царей! Султан султанов! Народ повелевает тебе быть султаном…
Но Ибрагим все еще не верил в свое избавление.
– Быть тебе султаном! Мы опояшем тебя саблей Османа…
Ибрагиму сделалось дурно, и он упал на пол холодной тюрьмы.
Так Ибрагима провозгласили султаном…
В это же время одинокая казачья чайка во главе с отважным атаманом Осипом Петровичем Петровым, есаулами Иваном Зыбиным и Федором Порошиным, казаком Левкой Карповым и другими славными и храбрыми казаками вышла незамеченной из Золотого Рога в открытое Черное море.
