Левой ощутимо хлопнуть, как бы в ажитации, по колену, а правую незаметно на мгновение положить на Артемову напряженную ладонь. Он и не заметит, что комарик укусил.

— Перстенек какой занятный! — удивился за спиной Генриха хороший бас, и тот почувствовал, что локтевой сустав его разъят на составные. Боль пришла не сразу, а лишь после того, как бас оценил снятую со среднего пальца правой руки свою находку. — Чего только люди не изобретают!

— Ай, ай, ай! — кричал Генрих от боли и от вида своей противоестественно вывернутой руки. Артем с ужасом смотрел на Сырцова. Опомнился, полез за пазуху…

— Не дергайся, — посоветовал ему Сырцов. Сзади Артема уже стоял переросток в рыжей коже, с малоприметным пистолетом в руке. Периферическим зрением Артем обнаружил пистолет и признал Сырцова:

— Вы…

— Я, — подтвердил Сырцов. — Я, Артем, я.

— Больно! Больно! — уже членораздельно кричал Генрих.

— Потерпи, — предложил Сырцов. — Потерпи, пока я тебя не обшмонаю. Штучка эта должна у тебя под рукой быть…

Сырцов знал, что искать и где искать. Из верхнего наружного кармана Генрихова пиджака он вытащил миниатюрное нечто, заботливо укутанное в вату.

— Что это, Георгий Петрович? — еще не остыв от возбуждения, полюбопытствовал паренек в рыжей коже.

— Не отвлекайся, Сережа, — предупредил его Сырцов, но, растянув вату и увидев ампулу размером не более слабительной таблетки сенаде, не удержался от того, чтобы под видом объяснения тайно похвастаться: — Впрочем, объясню. Если что не так, меня ноющий хмырь поправит. Вот это, — он показал Сереже перстень, — мини-шприц с мгновенно действующим препаратом, заставляющим клиента шоково отключиться на несколько минут. А это, — он, держа ампулу двумя пальцами, большим и указательным, предъявил ее Сереже, — ампула с цианом, которую вот этот воющий таракан положил бы на зубок бесчувственному Артему. Потом, несильно ударив его по подбородку, раздавил бы тонкое стекло и тихо удалился. Через какое-то время дворник этого сада обнаружил бы труп покончившего жизнь самоубийством, запутавшегося в мерзостях, пакостника Артема. — И обратился к Генриху: — Правильно я говорю, душегуб?

Генриху было не до ответа. Он баюкал руку, раскачиваясь, как болванчик, и ноя почти на мотив колыбельной. Наконец-то оправился от шока Артем и, не видя ничего, кроме поганой хари Генриха, хрипло заговорил:

— Так бы меня здесь и оставил, тварь? Я же тебя сегодня водичкой поил, я ж тебя сюда на машине вез, а ты сидел и спокойно рассчитывал, как меня удобнее на тот свет отправить, да? Да? Да?

Он беспамятно выкрикивал свои «да». Сережа по кивку Сырцова слазил Артему за пазуху и вытащил из сбруи прикладистый «магнум».

— Заткнись, — приказал Сырцов, и Артем послушно умолк. Брезгливо на него смотрел Сырцов, а на смерда Генриха — с отвращением. — Ты меня слышишь, душегуб? — Смерд, продолжая петь колыбельную, неровно, как больной Паркинсоном, покивал. — Я тебе должен пару вопросов на скорую руку задать. — И рявкнул ни с того ни с сего:- Встать!

Условный рефлекс шестерки, не смеющей ослушаться командного рыка, вскинул Генриха на ноги. Ни черта он не понимал, кроме одного: стоять надо навытяжку. Сырцов взглядом оценил его выправку и неожиданно рванул вывернутую руку резко вниз. Генрих протяжно взвыл. Но внезапно затих, поняв, судя по вялой идиотической улыбке, появившейся на его синих устах, что такие родные, такие любимые его кости возвратились на место. Счастье было недолгим, так как, не поднимаясь со скамейки, Артем нанес ему неожиданный удар ногой в пах. Опять пришлось Генриху переломиться от невыносимой боли.

— Сережа, что ж ты за ним не смотришь? — укорил за невнимательность своего ученика Сырцов. — Хорошо хоть в кроссовках, а будь при башмаке? — И Артему: — Скромнее веди себя, сучонок. С тобой разговор еще впереди.

Высказавшись, Сырцов осторожно разогнул Генриха и ласково, как хрупкую старушку, усадил на скамейку.

— Спасибо, — не открывая глаз, поблагодарил Генрих, стараясь глубоко дышать. Сырцов терпеливо ждал. Отпустило. Генрих открыл глаза и откинулся на спинку скамьи в полном изнеможении.

— Говорить можешь? — спросил Сырцов. Он, широко расставив ноги, сверху смотрел на поверженного.

— А что? — спросил смерд. — Что теперь говорить?

— Я буду задавать прямые вопросы, а ты на них честно отвечать. Идет?

— Идет, — согласился Генрих и тут же нарушил оговоренный порядок, сам выскочив с вопросом: — Как же вы нас вели? Я ж все время проверялся. Не было хвоста, не было!

— При маячке в вашей тачке на кой хрен глаза мозолить? — исчерпывающе ответил Сырцов. — С твоими вопросами завязали. Мой, аналогичный твоему: за тобой присмотр был?

— Вы же наверняка проверялись и убедились, что не было.

— Ты вон тоже проверялся… — для порядка усомнился Сырцов, но в общем-то первым ответом удовлетворился. — А стационарный контроль за этой точкой имелся?

— Я на такие дела один хожу, мне свидетелей не надо, — автоматически ответил Генрих и, вдруг поняв, что сказал, от закономерного последующего вопроса скуляще охнул в ужасе. Глазенки лезли из орбит.

— Ну до чего же хорошо ответил! — восхитился Сырцов. — На все мои вопросы сразу. Теперь имеет смысл поговорить с тобой основательно. Но для этого разговора нужно время, а его, как я понимаю, у тебя в обрез. Когда у тебя отчет?

— Не понял, — решил придуриться Генрих. На всякий случай.

— Со мной в пятнашки играть не стоит, змей, — предупредил Сырцов. Для начала я тебе руку только вывихнул, а сейчас и сломать могу.

— Не надо, — попросил смерд, — я все скажу.

— Вот и говори.

— В пять, в семнадцать ноль-ноль я должен в случае благоприятного исхода…

Сидевший в двух метрах от него Артем рванулся, но бдительный Сережа его опередил: навалившись, скрутил правую Артемову руку до боли.

— С-с-суки! — заклеймил всех Артем, свистящим «с» облегчая боль. Понимая, что он рыпаться больше не будет, Сережа ослабил прихват.

— Не нравится, когда о твоей смерти говорят, как о благоприятном исходе, а, стервец? — жестко поинтересовался Сырцов. — А смерть Михаила Семеновича для тебя — тоже благоприятный исход?

— Он был скотина и мерзавец, ваш Михаил Семенович! — отчаянно заявил Артем.

— А Славик? — тихо спросил Сырцов.

— Суки! Суки! Суки! — заорал Артем.

— Сука — ты! — спокойно сказал Сырцов. — И не отвлекай меня больше от дела. Сережа, если будет дрыгаться и орать, бей его по башке. — Понаблюдал за тем, как исполнительный Сережа извлек из-за пояса пистолет с увесистой рукояткой, и вернулся к своему барану: — Итак, в семнадцать ноль-ноль…

— …в семнадцать ноль-ноль подтверждающий звонок, — закончил его фразу Генрих.

— Это в случае благоприятного исхода. А в случае неблагоприятного?

— В восемнадцать ноль-ноль по тому же телефону трижды по два звонка с интервалом в минуту. Трубку снимать не будут.

Сырцов глянул на свое запястье. Было пятнадцать двенадцать.

— У нас — час сорок пять минут. Сережа, там телефон есть?

— Есть, Георгий Петрович!

— Зови ребят и поехали, — распорядился Сырцов.

— Петя! Вова! — крикнул Сережа.

К скамейке подошли Петя с Вовой — припалаточные драчуны.

Сырцовскую «девятку» вел Сережа, а на заднем сиденье Петя караулил Артема. За рулем «форда» сидел Сырцов, а Вова сзади присматривал за Генрихом.

Через площадь Борьбы, на Палиху, по Лесной к трамвайному парку и в переулочек. Небольшой магазинчик в старом доме был на ремонте, правда ремонтирующих не было. Сережа открыл висячий замок, два дверных на металлических мини-воротах, и они гуртом проникли в раскуроченное помещение.

На раскладном стульчике за так называемым столом, составленным из двери и малярных козел, сидел перед бутылкой «Смирновской» гость издалека лейтенант Валерий.

— Скучаешь? — дежурно спросил его Сырцов.

— Теперь понял, как под арестом сидеть! — откликнулся бодрый после двухсот пятидесяти Валерий.