– Не вырубил товарищ Сталин сволочей, надо всех под корень…

– У Сталина сын воевал и сгинул за Родину, а эти отправляют своих недорослей за границу. Уроды!

– Сталин тоже хорош, сколько загубил народа.

Споры, разгоряченные спиртным, вскоре могли перерасти в драки. Жены, кто уговорами, а кто более жесткими методами растаскивали своих мужей по домам.

Сергей и Славик помогали им и благодарили их за участие в проводах.

Постепенно лавки у столов опустели, только молодежь не спешила по домам. У них свой стол, у них свои разговоры. Звучали тосты за благополучное возвращение домой. Люда Нестерова сидела рядом с Сергеем, она не скрывала печали, а Таня Киреева, положив на плечо голову Славика, едва сдерживала слезы. Разговоры о разном, всё равно свелись к Чечне.

– Не боитесь попасть в Чечню? – спросил у Славика рыжеватый парень и, выдержав небольшую паузу, добавил, – убить же могут в восемнадцать лет. Жизнь только начинается.

Славик немного помолчал, но этого хватило, чтобы прозвучал другой вопрос:

– А какой выход?

Пауза, заполнившая некоторое время, сменилась злой и решительной фразой Саши Петренко:

– А если послать их подальше и не ходить, в армию и не становиться пушечным мясом?

Задумались все, и Славик получил возможность говорить:

– А Вы знаете, что за это бывает?

– Знаем! Тюрьма.

– В тюрьме отсидишь, но будешь живой …, не сдавался Саша.

– Ага, и возможно здоровым.

За столом стало шумно, говорили все.

Когда за столом многие умолкли, Славик, наконец, смог ответить на вопрос рыжеватому парню:

– Тебе тоже скоро заметут, спроси у себя. Я же скажу, что страшно, страшно уйти из дома, оставить родителей, оставить Таню, страшно подумать, что меня может скоро не быть…

– Ой! Слава, не говори так, я тебя дождусь, молиться буду день и ночь! Бог убережет тебя.

Со скамьи порывисто встал Сергей, его решительный вид заставил всех замолчать.

– Что вы заныли? Страшно, в тюрьму собрались идти? Я пойду туда, куда призовут! И точка! – он повернулся к брату и спросил, – правда, брательник? Мы же с тобой близнецы

– Правда, Серега, правда, плечом к плечу, как у нас с тобой всегда было! Давайте погладим нам дорожку и пора расходиться, завтра в военкомат, Славик стал наполнять рюмки водкой….

На востоке зародилась Луна и повисла на безоблачном осеннем небе. Впереди шли Сергей и Людмила, чуть отстав, Славик и Таня. Люда оглянулась и недоуменно спросила:

– Сереж, а зачем они идут за нами?

– Ты оглянись. Они уже куда-то свернули.

Люда оглянулась и, убедившись, что за ними никто не идет, потянулась к Сергею. Он обнял ее, дыхание становилось все более частым.

– Пойдем на сеновал, там я уже все приготовила….

Звезды поблекли, предрекая рассвет. Сергей приподнялся сел, потом повернув к себе Люду, спросил:

– Скоро начнется новый день. Какая она новая жизнь нас ожидает? Ты будешь меня ждать?

Она обвила его шею руками.

– Я обязательно дождусь тебя! Дождусь. Обещаю!

Он пытался рассмотреть ее глаза, но еще не растаявшая тьма ночи не позволила ему этого сделать.

Рассвет все ближе, ночь расставила все по своим местам, но одна мысль не давала покоя Людмиле.

– Сережа, а почему на тебя весь вечер пялилась Света Голубева? У тебя с ней что-то было?

– Спроси у неё, я откуда это знаю.

– И спрошу, но ты не ответил на вопрос.

– У меня никого кроме тебя не было….

Славик и Таня свернули к дому Тарасовых.

– Идем к нам домой, там кухонька1 пустует.

– А родители?

– Они спят в доме.

– Вряд ли они уснут в такую ночь.

– Все равно кухня пустая. Мы тихонечко пройдем. Идем!

– Может Сергей и Люда там?

– Их там нет.

– Почем знаешь?

Славик замялся, затем неуверенно буркнул:

– Знаю.

Таня повернулась к нему.

Откуда знаешь? На чем канались2?

Славик вместо ответа обнял её и шепнул на ухо:

– Идем, моя любимая Танюха. Идем.

Кухня оказалась просторной, она была разделена на две половины фанерной перегородкой. У стены второй комнатки стояла кровать.

– Проходи, что стоишь.

Таня повернулась к нему.

– Я не смогу….

– Я уйду, а ты останешься нетронутой? Зачем шла, расстались бы там, на улице, – в его голосе звучала горечь обиды, – а вдруг я останусь «не целованным».

– Не говори так! Ты будешь жить, и я дождусь тебя, клянусь жизнью своей!

Славик присел на кровать, отвернулся.

– Клянешься жизнью, а сама не веришь, что вернусь, бережешь себя….

– Дело не в том, что я берегу себя, не могу, совсем по другой причине. Ты же наверно знаешь, что у нас бывают…, – она примолкла, чтобы обнять его и поцеловать, – нам просто не повезло. Ты вернешься, я дождусь и буду только твоей.

Славик обиженно молчал.

Таня некоторое время раздумывала, затем стыдливо сказала:

– Не веришь, проверь…., – затем решительно взяла его руку, потянула к себе, – Проверь! Проверь….

Михаил Федорович Тарасов, придя домой с проводов сыновей, налил граненый стакан водки и залпом выпил, но сон не шел. Рядом ворочалась жена иногда что-то шептала. Хлопнула калитка палисада.

Валентина Максимовна вскочила и бросилась к окну, отодвинув занавеску, проводила глазами Славика и его девушку до дверей кухни. Когда вернулась, сообщила мужу:

– Славик с Таней в кухню зашли.

Отец никак не отреагировал на ее сообщение.

– Что ты молчишь? Там может случиться….

– Замолчи, мать, у нас разве по-другому было?

– Было-то было, но…, – она вдруг замолчала, затем спросила, – ты, похоже, знал, что они придут?

– Знал. Сыночки канались – кому достанется кухня.

– Как же это было??

– Сергей бросил палку, а Славик поймал, затем, по очереди брались за нее. Рука Славика оказалась сверху, – вот он и привел Таню.

– Таня хорошая, серьезная девочка. Она дождется Славика, а вот за Люду такое сказать не могу. Не уверена я. Ты меня слышишь, отец?

Отец, тяжело вздохнув, отвернулся. Максимовна, не дождавшись ответа, всхлипнула.

– Не приучены мы молиться.

– Молиться? – Михаил Федорович принял прежнюю позу, – молитва не поможет.

– Не говори так, сыновья идут в армию, а ты плохо говоришь о Боге.

– Ничего о Боге плохого не говорил и не скажу. Если бы Бог отвечал на все молитвы, то никогда никто бы не болел, никто не воевал, и вообще ничего плохого бы не случалось. Здесь все по-другому. Бог дает человеку судьбу, и никто не может ее изменить.

– Но Бог-то может! – почти крикнула Валентина.

– Он все может, но как его об этом упросить.

– Буду просить его день и ночь, день и ночь…, – она соскользнула с постели и пала на колени перед недавно приобретенной иконой….

Утром у стен военкомата, собралось много народа. Со всех окрестных сел автобусами привезли призывников и их родных и друзей.

По старой традиции в толпе надрывался баян, но звуки музыки казались лишними и баянисты быстро это поняли, как-то стыдливо отходили к автобусам. Сергей и Славик, отметившись о прибытии, стояли вместе с провожающими их родными. По толпе пронесся гул, люди из уст в уста передавали, что через десять минут, быть готовым к отправке. На крыльцо военкомата вышел офицер и зычно подтвердил:

– Товарищи призывники и провожающие, посадка на автобус через десять минут.

Валентина Максимовна торопливо открыла потрепанный кошелек и стала рыться в нем. Наконец она подняла полные слез глаза и просящим голосом сказала:

– Не откажите матери, примите крестики, которые я освятила в церкви и которые оборонят вас от смерти.

Она шагнула к Славику:

– Иди ко мне сын, ты первый появился на свет Божий, тебе первому даю крест.