Кстати, сам Завадовский в том же 1802 г. возглавил Министерство народного просвещения, то есть именно он в течение последующих 8 лет выполнял важнейшую задачу в подготовке к отмене крепостного права.

Итак, каковы же версии причин самоубийства Александра Николаевича Радищева, предлагаемые современными историками и литературоведами.

Ю. М. Лотман прекрасно сформулировал основную точку зрения большинства: «Размышляя над проблемами рабства и свободы, Радищев подошел к вопросу, обсуждавшемуся еще французскими философами. Последние видели свою миссию в том, чтобы произнести слова истины, — Радищеву существенно было, чтобы слова эти были услышаны. Так появляется мысль о том, что истина требует пролития крови. Но не той крови, которая щедро обливала доски гильотины, а крови философа, проповедующего правду. Люди поверят, полагал Радищев, тем словам, за которые заплачено жизнью.

«Муж твердый» — это герой-философ, оплачивающий истину собственной кровью. С этой точки зрения, преследования философов деспотами — своеобразная проверка истины его философии». «Трагедия Радищева была не в том, что его приговорили к смертной казни, а потом сослали в Сибирь, а в том, что ожидаемый им взрыв не произошел. Народ промолчал, слова остались неуслышанными. «Народ наш книг не читает», — горько заметил Радищев позже». ««Героическое самоубийство» и его политические последствия были предметом многолетних размышлений Радищева, и в этом смысле его собственное самоубийство предстает в нетрадиционном свете. Пушкин, видимо (со слов Карамзина), объяснил поступок Радищева испугом перед шутливой угрозой Завадовского. Эта версия, конечно, тенденциозна, так же как и процитированные Пушкиным слова Карамзина: «Честный человек не должен заслуживать казни». Мы сказали, что Радищев ожидал от издания «Путешествия из Петербурга в Москву» не литературных, а исторических последствий. Такие же представления он, вероятно, связывал и со своей гибелью».

Отметим, что единственный, кто испугался, будто самоубийство Радищева взволнует или даже взбунтует общество, был милый Н. М. Карамзин. Он сразу же стал публиковать статьи, доказывающие, что у человека нет права лишать себя жизни. Это автор-то «Бедной Лизы»!

Далее Лотман рассуждает: «…самоубийство автора «Путешествия» выглядит как мгновенное, под влиянием аффекта, необдуманное действие. Радищев думал о самоубийстве долгие годы, но в момент действия все оказалось роковым образом неподготовленным. У него, видимо, не нашлось яда, и он выпил «крепкой водки»… Страшные мучения заставили Радищева перерезать себе горло. Перед нами — все признаки аффекта, мгновенно принятого решения. Но посмотрим описание смерти Митридата в поэме Радищева «Песнь историческая». Строки эти писались почти непосредственно перед самоубийством.

Таким образом, историк, размышляющий над гибелью Радищева, наблюдает одно и то же событие как бы в двух пучках света: один высвечивает из темноты сурового римлянина и философа-рационалиста, строящего свою жизнь не под влиянием импульсов, а следуя нормам книжного героизма. Другой луч освещает нам страстного, экспансивного человека, силой разума подчиняющего свои душевные движения чуждым им требованиям теории.

Один из секретов личности и биографии Радищева состоит в том, что по темпераменту и характеру он был прямой противоположностью той личности, роль которой он сам себя заставлял разыгрывать всю сознательную жизнь».

Иную точку зрения высказал Н. Я. Эйдельман:

«Жизнь предлагала Радищеву три пути. Один путь — стать, «как все», примкнуть к крепостникам; это ему отвратительно, невозможно.

Другой путь — революция, «Путешествие из Петербурга в Москву». Как видно, Радищева туда тянет; время от времени он действительно берется «за старое». Но притом — сомнения, разочарования; оптимизм 1790 г. в немалой степени поубавился.

Оставался третий путь: мирное просвещение, реформаторство. Новый царь Александр I, сравнительно либеральное начало XIX в. (по выражению Пушкина, «дней Александровых прекрасное начало») — все это порождало иллюзии о больших возможностях такого пути, о пользе легальной государственной деятельности. И Радищев постарался двинуться третьей дорогой, но очень скоро убедился, что это не для него. Мы не будем настаивать, что он был абсолютно прав, а все другие не правы; в тот период активно действовали, в определенном смысле способствовали прогрессу такие люди, как Державин, Карамзин, старый начальник Радищева Александр Воронцов; позже — Сперанский. Иначе говоря, действительно существовали возможности мирной, легальной просветительской деятельности. Но не для Радищева.

По его понятиям, это было нечестно, невозможно. Выходило, что все три дороги ему заказаны, как в сказке — «направо пойдешь… налево пойдешь… прямо пойдешь… голову потеряешь».

В таком положении, при таких сомнениях любая мелочь, злое словцо, любые завадовские могут стать той последней каплей яда, которая создаст смертельную дозу.

Наследием Радищева справедливо считается его революционная мысль, революционная книга. Заметим, однако… что и сомнения, метания, даже самоубийство Радищева — все это тоже завещано потомкам для обдумывания». Говоря проще, Александр Николаевич ускорил свой уход, из жизни, потому что был искренним революционером.

Г. Ш. Чхартишвили (Борис Акунин) в книге «Писатель и самоубийство» высказал более примитивную, унижающую Радищева версию причин его гибели. Впрочем, ее придерживалось большинство современников самоубийцы. «Председатель комиссии граф Завадовский разгневался и пригрозил мечтателю повторной Сибирью… Для Радищева оказалось достаточно одной угрозы повторного унижения. Он занервничал, стал всем говорить, что «до него добираются», и уже не мог думать ни о чем другом». Далее автор описывает само событие. Другими словами, раскисший с перепугу писатель предпочел поскорее сбежать от новых передряг в небытие.

Таковы основные предположения причины самоубийства писателя. Нюансы оставим в стороне.

Рассказу о гибели Радищева Г. Ш. Чхартишвили предпослал небольшое, но, на мой взгляд, весьма любопытное рассуждение об интеллигенции. ««Интеллигентская» линия в российском суициде обозначилась с конца XVIII века, когда в России появилось это качественно новое сословие, столь упорно не поддающееся дефиниции[38]. Попробуем все же определить его основной видоопределяющий компонент. Дело явно не в «европейскости» — русские дворяне начали европеизироваться еще за сто лет до этого. Пожалуй, и не в какой-то особенной образованности, хотя она несомненно укрепляет и развивает «интеллигентность». Даже — возразим Боборыкину[39] — не в разумности и умственной развитости… Так в чем же дело? Что это за таинственный небиологический ген, некогда разделивший русское общество надвое?»(?)

В начале XXI в. к понятию «интеллигенция» предлагается подходить дифференцировано. Согласно социологу Г. Г. Силлиасте, этот слой нашего населения расслоился ныне на три страты (прослойки):

1) высшая интеллигенция — люди творческих профессий, развивающие науку, технику, культуру, гуманитарные дисциплины (подавляющее большинство их заняты в социальной и духовной сферах, меньшинство — в промышленности, т. н. техническая интеллигенция);