Мы, уходя, большой костер разложим

Из писем, фотографий, дневника.

Пускай горят...

Пусть станет сад похожим

На крематориум издалека.

За тридцать лет, прожитых в этом мире,

Ты мог понять (и примириться мог),

Что счастья нет, что дважды два четыре,

А остальное — трусость и подлог...

За ложь, что нам рассказывала нянька,

Не раз, не два мы разбивали лоб...

Но, зашатавшись с горя, ванька-встанька

Опять встает — и так по самый гроб.

Душа давным-давно окаменела,

Но человек еще живет и ест

И даже не торопит, чтобы белый

Кроили саван и стругали крест...

На прошлое давно поставлен крест,

(Такой — что годы, вот, не разогнуться...)

Но проезжая мимо этих мест,

Он дал себе зарок: не оглянуться.

Широкий берег, пальмы, казино

И сразу там... За этим поворотом.

Закрыть глаза. Закрыл... Но всё равно,

Раскрывши их, ошибся он расчетом.

И непонятно, как не грянул гром,

Не наступило окончанье света?

Стекло машины обожгло как льдом...

— обыкновенный двухэтажный дом,

Гараж и сад... Большой плакат «в наём»...

(Одно Мгновенье, в общем, длилось это).

Здесь мы могли бродить с тобою вместе,

Но я — один и, как слепой во тьме,

Закрыв глаза и вдруг застыв на месте,

Стою часы, — и лишь одно в уме...

Пока плечом толкнет в сердцах прохожих,

И я проснусь и, содрогаясь весь,

Увижу пред собой Палаццо Дожей,

И Марк мне скажет: — Почему ты здесь?..