— Не знаю, боюсь, что нет… дело такое… касает­ся…

Испугавшись, что мы слишком близко к цели моего визита, я замялся и, оборвав фразу, перешел на другую тему. Но тут Анна Ильинична бесцеремонно выслала своего мужа из столовой.

— Марк, у тебя, кажется, спешная работа, ты не стесняйся Георгия Александровича, иди к себе… — до­вольно резко сказала она.

Марк Тимофеевич грузно поднялся и, угловато изви­нившись, пошел к себе…

— Да видите ли, Анна Ильинична, не знаю, как и сказать, право, — отвечал я, стараясь говорить дипло­матически. — Я вот уже около двух недель жду изве­стия об одном моем старом друге… моем шафере, и очень боюсь, что он серьезно болен…

— Я возвращаюсь к моему предложению вам по­мочь, — продолжала Анна Ильинична, — если, конеч­но, я могу…

Я почувствовал в этом вопросе скрытую под тоном светской любезности большую тревогу.

— Что же, он не здесь, не в Москве? — тихо спро­сила она, пытливо глядя мне в глаза.

— Нет, он в Англии, — сказал я, — он был серь­езно болен… боюсь, не опасно ли?..

— Ну, зачем так мрачно думать, — быстро ответи­ла она, — «pas de nouvelles bonnes nouvelles», и я на­деюсь, что «он вне опасности».

— Вы в этом уверены? — живо спросил я ее, видя, что мы уже почти договорились до установленного паро­ля.

— Уф, — с облегчением вздохнула она и, бросив конспирацию, прямо спросила меня: — Так это вы? Господи, как напутали ваши питерцы… Ну, теперь все ясно… Я могу вам сказать, что псевдоним «Сумцова» должна была передать вам пароль: «Петя вне опасно­сти», и она посейчас, благодаря тому что питерцы пере­конспирировали, с тревогой ждет вас у себя по данному ею питерцам адресу, ничего не понимая…

— Да, позвольте, Анна Ильинична, не она меня должна ждать, а я должен ждать ее у себя и жду уже более двух недель… Какое безобразие!..

Все разъяснилось. Оказалось, что действительно пи­терцы переконспирировали, запутав ясное само по себе дело, плохо поняв какое-то зашифрованное письмо…

— Я в курсе этого дела, — сказала Анна Ильинич­на. — Теперь вопрос о «Сумцовой» отпадает. Не согла­ситесь ли вы, Георгий Александрович, закончить это на­вязшее у вас в зубах дело и свезти литературу по ад­ресу, который я вам укажу?.. Вы понимаете, что за на­ми очень следят из-за ареста Мити (младший брат Ле­нина. — Ред.).

Конечно, семья Ульяновых была очень на виду у полиции, и, если бы кто-нибудь из них взялся закон­чить это дело, это могло грозить провалом. Но и за мной тоже следили, и, само собою, мое знакомство с Ульяновыми не могло остаться не замеченным филера­ми. Но было благоразумнее во всех отношениях, если я лично закончу это «опасное» дело, не впутывая в него новых лиц. Поэтому я согласился.

— Спасибо, Георгий Александрович, — просто сказа­ла Анна Ильинична, — вы меня очень выручаете… я так боюсь за мамочку, боюсь, что, если бы случилось что-нибудь с кем-либо из нас, она просто не пережила бы этого… Право, вы очень великодушны… ведь вы то­же рискуете, — спохватилась она.

— Ничего, Анна Ильинична, — поторопился успоко­ить я, — авось как-нибудь мне удастся обмануть шпи­ков… Куда я должен отвезти? Это место неподозритель­ное, чистое?

— О да, никаких подозрений…

Мы условились, что я явлюсь в указанное место, где меня будут ждать и где я сдам литературу, сказав как пароль: «Я вам передаю привет от Тяпкиной».

— К вам выйдет Анна Егоровна Серебрякова, — сказала Анна Ильинична, — это наша близкая при­ятельница, которая часто бывает у нас. Я ее предупре­жу, и все пройдет гладко. И кстати, вам будет интерес­но и небесполезно познакомиться с ее семьей. Это ста­рая революционерка, народоволка «из славной стаи» Же­лябова, Перовской, Кибальчича, с которыми всеми она была очень дружна. Она сама избегла едва-едва той же участи… Теперь она отошла уже давно от революции и занимается исключительно литературой в качестве пере­водчицы… И теперь она чиста от всяких подозрений у полиции, так что это очень надежное место для хране­ния «нелегальщины» и для всяких конспиративных сно­шений… Живет она на Смоленском бульваре… Но, ко­нечно, я даю ее адрес лишь людям вполне надежным и опытным.

И она подробно рассказала мне, как надо туда про­ехать, и прочие подробности.

Я везу литературу к А. Е. Серебряковой. - Оказалось, что я попал в самую геенну предательства. А. Е. Серебрякова - знаменитая старая предательница, разоблаченная В. Л. Бурцевым. - Суд над ней в со­ветской Москве. - Расстрел, замененный смягчением участи ввиду дряхлости. — Рука Серебряковой в деле моего ареста и «дело 1 марта 1901 года».

Я считаю полезным остановиться ненадолго на имени А. Е. Серебряковой, одной из весьма зловещих фигур российского революционного движения. Имя это принад­лежит истории. Но, увы, история запечатлела ее имя, не включив его в пантеон славной и вечной памяти ге­роев народовольцев, но пригвоздив к позорному столбу наряду с Иудой, как старого и ловкого провокатора и предателя, долго, чуть не целые десятилетия ведшего свою инфернальную работу…

В. Л. Бурцев, которому принадлежит печальная честь расшифрования истинной роли многих предателей и про­вокаторов, сорвал несколько лет назад маску с этой ро­ковой женщины, пользовавшейся большим престижем в глазах многих поколений российских революционеров. Не так давно ее судили в Москве, как об этом сообща­ли русские газеты (ldn-knigi, см книгу Л. Шейнина «Три провокатора» на нашей странице). Перед судом предстала дряхлая, сле­пая, перешедшая уже за восемьдесят лет старуха… Она не отрицала, а спокойно, деловым тоном подтверждала все пункты предъявленных ей обвинений… И суд, совет­ский суд, вынес поистине достойный высокого понима­ния своей задачи мудрый приговор: он приговорил ее к смертной казни, но заменил ее дарованием ей жизни, мотивируя эту милость ее дряхлостью…

Только недавно, к моему запоздалому ужасу, я уз­нал из разоблачений В. Л. Бурцева (он лично рассказал мне подробности) об истинной роли Серебряковой. Но в описываемое время, собираясь к ней и принимая ряд необходимых конспиративных предосторожностей, чтобы обмануть сыщиков всеми обычными в таких случаях приемами, я не имел, конечно, и тени подозрения, что отправляюсь с поличным в самую геенну предательства… Само собою все прошло вполне благополучно.

Я сдал литературу и облегченно вздохнул. Серебрякова приняла меня прямо с распростертыми объятиями, оставила меня у себя ужинать и просила бывать. И я сидел в ее уют­ном рабочем кабинете, и она рассказывала мне о своих отношениях с героями народовольческой борьбы: о Же­лябове, Перовской, Михайлове и других, в судьбе кото­рых она сыграла такую проклятую роль. Она была ин­тересная, по всему виденному, женщина, остроумная со­беседница и хорошая рассказчица. У нас нашлись с ней общие приятели и друзья из старых народовольцев… Я бывал у них, и хотя дружественных отношении у нас с нею не было, но установились очень приличные отноше­ния знакомства.

Я часто встречал ее у Ульяновых, ко­торых она навещала как друг дома из-за старушки Марии Александровны, с которой так же, как и с Анной Ильиничной, она была очень дружна… Лишь теперь, после разоблачений Бурцева, я догадался, что в моем аресте в Москве 1 марта 1901 года, когда по одному де­лу со мной были арестованы Мария Ильинична Ульяно­ва и М. Т. Елизаров, играла предательскую и провока­ционную роль и Серебрякова.

Я сужу по той осведом­ленности жандармов, которая обнаружилась при допро­сах (По этому делу, которое жандармы, для шика, называли «делом 1 марта 1901 года», намекая на его важность, было арестовано более 30 человек, и, по существу, оно являлось делом «по ликвидации «Мос­ковского союза борьбы за освобождение рабочего класса» В числе аре­стованных были П. В. Луначарский (брат Анатолия), его жена С. H. Луначарская (ныне жена упомянутого выше Смидовича), В. Я. Исакович,