— Бедную девочку лихорадит, — сказала толстая Минни, она была столь толста, что складки на ее руках колыхались в такт движениям, пока она вытирала лицо Шевонны влажным полотенцем.

— Куриный бульон, — сказала худощавая Алисия, повар. — Вот что ей сейчас нужно.

— Ее нужно прежде всего хорошо отшлепать, — сказала строго Луиза. — Вот что нужно моей дочери. Где твоя шляпа? Это должно поубавить у тебя любопытства и рассеянности, Шевонна Варвик.

Все это время, пока отчитывала Шевонну, мать нежно гладила дочь по влажным волосам. Шевонна едва ощущала эти ласковые прикосновения. Ее тело все горело, а сознание мутнело.

Она мечтала. Это были странные мечты: не о кораблях и о море, но об огне и языках пламени. Об аборигенах и их Радуге-Змее, Алмуди, той, что возрождает жизнь.

«Сидней Диспэтч» окрестила события в гавани Большой Приморской Стачкой.

Для Дэна это было хуже ночного кошмара.

Он и Фрэнк договорились выйти пораньше, чтобы присоединиться у доков к демонстрации забастовщиков. В последний момент к нему пристала Шевонна, упрашивая взять ее с собой:

— Ну, пожалуйста, пожалуйста, папа.

Дэн посмотрел на свою девятилетнюю дочь. Ему казалось, что только он замечает всю ее красоту, но идущие по улице и оглядывающиеся на нее люди убедили его, что она привлекательна и для других. У Шевонны были золотистые волосы Луизы, огромная шапка волос. Веселые голубые глаза дочери сияли каким-то внутренним светом. Смелый, чуть насмешливый взгляд прожигал насквозь непрошенного обидчика.

И неудивительно, что Дэн так часто брал ее с собой, иногда к вящему неудовольствию Луизы, особенно в это утро.

— Ты занят, у тебя масса дел. Это ведь не праздничный парад. А вдруг с ней что-нибудь случится?

Он оглянулся на Фрэнка. Огромный человек-медведь играл с лентой, вплетенной в косу Шевонны. Девочка смеялась.

— Это не маленький поросенок, Шевонна, — говорил Фрэнк низким страшным голосом. — Это большая-пребольшая свинья.

Дэн снова повернулся к жене, за спиной раздавался заливистый смех дочери. Шевонна просто обожала Фрэнка.

— С ней будет все в порядке, мы оба присмотрим за ней.

Он старался лишний раз не напоминать жене о бегстве дочери два года назад с репетиции представления, посвященного Юбилейному Дню.

Каменное выражение лица Луизы раздражало Дэна. Что бы он ни собирался делать, она всегда была против его начинаний. Упрямая и непреклонная, она отметала любые аргументы, не желая переменить точку зрения и попытаться взглянуть на проблему с другой стороны.

Через несколько минут пререканий Дэн сорвал шляпу с вешалки и выскочил из дома. Фрэнк и Шевонна еле поспевали за ним.

Сцена, открывшаяся их взору в доках, и вправду напоминала парад. Стоял ясный солнечный день. Знамена, плакаты, транспаранты трепетали на ветру. Гул и ропот перекатывались от одной группы людей к другой и напоминали шум прибоя. Половина бастующих — стригали, а другая половина — почти исключительно горные рабочие. Настоящими докерами были только несколько дюжин участников забастовки.

Их настроение можно было безошибочно определить по неодобрительным голосам. Они свистели, выкрикивали разные ругательства, улюлюкали и выражали свое неудовольствие прочими непотребными способами.

Некоторые забастовщики как будто двигались в неком священном танце: в едином порыве демонстранты раскачивались из стороны в сторону, размахивали руками и отчаянно жестикулировали.

Несмотря на то, что Дэн больше не был главой Союза, его выдвинули в качестве кандидата от новой Рабочей Партии, которая выступала против импорта дешевой рабочей силы, преимущественно канаков. Импорт рабочей силы был самым наболевшим вопросом, натертым мозолем для Союза рабочих.

В любом случае Дэн был против этой демонстрации, явившейся следствием ареста одного из членов Союза. Арестованный, Генри Бентон, в состоянии подпития вышел на площадь и на чем свет стоит крыл официальные власти. Вызвали полицию, которая после изрядной потасовки уволокла бунтовщика в кутузку, надавав предварительно по шее, чтобы привести его в чувство.

Сегодня же имя Генри Бентона звучало у всех на устах вроде военного гимна. В то время, как бедно одетые рабочие собирались беспорядочными кучками чуть в стороне, один рабочий взобрался на стоявшую рядом повозку и стал призывать людей к восстанию.

Дэн узнал его. Крокетт. Значит и старейший член Союза Крысолов должен быть где-то поблизости. Дэн осмотрел толпу и вскоре заметил Крысолова, раздающего листовки людям, которые стояли вокруг вагона.

— Нам нечего терять, кроме своих цепей! — выкрикивал Крокетт, потрясая сжатым кулаком над головой.

Дэн подумал, что им все-таки есть что терять, по крайней мере, жизнь. Для того, чтобы чего-нибудь добиться, нужно подчиняться не только эмоциям, но и разуму. В прошлом этот человек отличался достаточно здравым мышлениям, но тогда Крысолов, а не Крокетт был самым буйным из лидеров Союза.

Шевонна дернула Дэна за рукав; — Папа, почему они такие злые?

Он посмотрел на свою дочь. В ее глазах, еще более поголубевших из-за отражавшегося от воды солнечного света, светился живой ум.

— Они злы, потому что неимущи.

— Неимущи?

— Люди, у которых не осталось даже надежды, — вмешался Фрэнк.

Дэн вспомнил все эти годы, когда он был таким же бушрэнджером, как и Фрэнк, который больше раздавал денег нуждающимся, чем оставлял их себе. Подобно Робин Гуду, хотя сам говорил, что это не так.

Эти дни были лучшими в жизни Дэна. Азарт, приключения, опасности. Даже когда они жили, питаясь только чаем, бараниной и плохо испеченными лепешками, замешанными на муке и воде, даже когда они за один день уходили от своего лагеря на пятьдесят и более миль…

— Нет надежды на лучшую работу, — разъяснял Фрэнк. — Нет надежды, что они завтра будут сыты. Нет надежды на то, что у них будет теплая сухая постель.

— А мы имущие, папа? Мог ли он быть спокойным за свой завтрашний день? Дэн решил ответить честно.

— Сейчас да. Мы…

Крики, а затем и винтовочные выстрелы прервали его. Дэн посмотрел в направлении шума и увидел солдат, которые четким строем спускались к набережной и стреляли на ходу. Одна женщина, наблюдавшая за происходящим с тротуара, упала — кровь окрасила ее цветастое платье. Морской бриз подхватил ее шляпку и покатил вдоль улицы, как дети катают обруч.

Люди вокруг Дэна засуетились. Обезумев от страха, они опрокидывали тех, кто стоял у них на пути, мешая паническому бегству. Он сам ощутил неприятный холодок внезапного страха и обернулся к Шевонне, округлившей глаза. Но тотчас его за плечо схватила рука Фрэнка, большой человек закачался и рухнул на землю как подкошенный.

— Фрэнк! — закричал Дэн, выпустил дочь и опустился на колени.

Маленькая дырочка в куртке показывала место попадания пули. Дэн попытался стащить куртку с Фрэнка. Тот застонал. Его лицо приобрело тот же землисто-серый цвет, что и тогда в баре, когда Дэн нашел его полуживым с перепою.

— Держись! — прокричал Дэн. Под курткой на рубашке расплывалось алое пятно. И когда Дэн попытался приподнять тело друга, пятно стало быстро увеличиваться в размерах. — Ради Бога, Фрэнк! Держись, сейчас будет помощь!

Он едва дотащил Фрэнка волоком по земле до крытого фургона, брошенного во всеобщей свалке.

— Сюда, — сказал Дэн, пытаясь запихнуть одну из негнувшихся ног Фрэнка в повозку. — Сейчас мы отсюда уедем, парень.

И в следующую секунду страшная парализующая мысль пронзила его. Шевонна! Она пропала!

Его сердце перестало биться. Дэн застыл. Он не мог выдавить из себя ни звука, ни крика. Он не мог позвать дочку, кровь застыла у него в жилах. Он потерял дочь, единственное существо, о котором должен был заботиться больше всего на свете…

— Кто ты?

Брендон внимательно посмотрел на девочку. Плоская смешная шляпка на ее вьющихся светлых волосах съехала набекрень. Кружева на одном из плечиков желтого платья были оторваны. Это сделал он, иначе девочку раздавила бы эта бешено скачущая лошадь.