Духовенство встретило депрессии в городах проповедями, высмеивающими нуждавшихся и пострадавших, упрекая их в безалаберности и обвиняя в том, что они сами послужили причиной собственных несчастий из-за увлечения спиртным и азартными играми. Но только не кардинал Ралей. Он был выдвинут на этот пост Союзом рабочих. И Дэн Варвик, радикально настроенный лидер этого Союза, поддерживал кардинала.

Финансовый крах Аргентины, которая была мировым центром спекуляций, ударил и по Австралии настолько сильно, что в австралийских колониях в Квинсленде, Виктории и Новом Южном Уэльсе были закрыты тринадцать банков.

Энни Трэмейн, одна из богатейших женщин-предпринимателей Австралии, стала мишенью для многочисленных нападок со всех сторон. Даже несмотря на ее усилия, чтобы банк Нью-Саут-Уэлс выдавал всем желающим их вклады.

Когда же банки, которые еще оставались открытыми, не снизили процентных ставок на кредиты, наибольший урон понесли скваттеры и фермеры. И тогда же Энни снизила собственные процентные ставки и даже выделила дополнительные суммы для займов.

Сильно встревоженные падением цен на землю, ранчеро стали нанимать только работников, не состоящих в Союзе. В отместку рабочие Сиднея и Мельбурна отказались обрабатывать и грузить на корабли шерсть, снятую не членами Союза.

В то же самое время рабочие серебряных, свинцовых и цинковых рудников Брокен-Хилл забастовали. Энни выполнила все их требования, даже самые нелепые. Неужели они не понимали, что, низвергнув капиталистический уклад экономики, к которому так привыкли, они бы убили золотую несушку?

Энни подняла с пола сложенный экземпляр «Сидней Диспетч» и вновь прочитала последнюю статью Райана.

«…Глядя в завтрашний день, когда, наконец, будут нормальные отношения между нанимателями и рабочими, когда судовладельцы прекратят разрушительное соперничество между собой…»

Пустые слова. Но сейчас они рассердили ее не на шутку. В самом ли деле Шеридан ей друг?

Она решила пригласить его к себе нынче же вечером. Райан жил в Вулумулу — одном из старейших районов Сиднея с многочисленными тесными улочками и несколькими великолепными домами, выстроенными в стиле эпохи Регентства. Энни приказала кучеру подождать и уже почти выбралась из ландо, когда увидела Райана, который появился в дверях своего дома. Он был одет в вечерний костюм из тальмы, цилиндр и в руках держал неизменную трость.

Энни собиралась уже окликнуть его, как из вестибюля вышла женщина. В наступающих сумерках Энни не смогла хорошо разглядеть ее, кроме, пожалуй, что одежда была весьма изысканна. Край шляпки заслонял лицо женщины. Она взяла Шеридана под руку и, глядя только на него, тихонько смеялась в ответ на его слова.

Озадаченная Энни наблюдала, как парочка проследовала вдоль улицы. Куда же они могли направляться пешком в такое время суток, ради чего?

— Следуйте за ними, — приказала она кучеру.

Энни почувствовала укол ревности и негодования. Почему же она до сих пор ничего не слышала о его любовных интрижках?

Разумеется, мужчине его склада несвойственно воздержание, но ведь они были друзьями, и Энни ничего не скрывала от Райана. Он же знал все о ней и Рэгги, разве нет?

Досада грызла ее.

Вскоре Райан со спутницей пересекли Квинс-Сквер с северной стороны Гайд-Парка и подошли к двери. Задохнувшись от волнения, Энни прочла: «Церковь Сент Джеймса». Они направлялись на мессу!

Почему она раньше никогда не думала, что Райан может быть религиозен? Энни всегда считала прихожан лицемерными и слабыми. Хотя эти эпитеты вряд ли применимы к Райану. Упрямый, чересчур самоуверенный, даже иногда невыносимый, но никогда не лицемерный или слабый.

А кто эта женщина?

Временами Энни сожалела, что у нее нет подруги-женщины, с кем можно было поделиться секретами и тайнами. Род занятий определил круг ее знакомых — все они были преимущественно мужского пола. А после того, как Энни заканчивала работу, у нее не оставалось ни сил, ни желания, чтобы видеть кого-то еще.

Все случайные расспросы в последующие дни не добавили информации о спутнице Райана. Скорее всего эта женщина не входила в то общество, где вращались Райан и Энни. Наконец она решилась сама спросить об этом Райана.

— Ну и наглая же ты, Энни — сказала она зеркалу, поправляя сбившиеся пряди красновато-коричневых волос перед тем, как отправиться в редакцию «Сидней Диспетч».

Райан находился в типографии: он был с закатанными рукавами и в фартуке наборщика. На левой руке кожа и волоски запачканы краской. — Энни, что заставило вас нарушить наш покой и проникнуть в святая святых мужчин.

Его улыбка была столь же язвительной, как и вопрос. — Хм. У меня есть кое-что для вас. Не найдется ли у вас немного времени, чтобы пригласить меня на ланч?

— У меня сенсация. Двое лидеров Союза арестованы во время вооруженной стычки.

— И наверняка один из них этот хулиган Варвик?

— Нет, но два его помощника схвачены полицией. Вы недооцениваете Варвика. Он не позволит своим последователям запятнать его репутацию.

Последователи. Потом она вспомнила, почему сказала затем Райану:

— Может быть, позже?

Он взял перемазанную краской тряпку и вытер руки:

— Если это возможно, Энни, то я найду время пообедать с вами сегодня же вечером.

Она собиралась возразить, но вместо этого сказала:

— Хорошо. Я буду ждать вас в восемь часов у издательства.

В назначенный час Энни начала волноваться. Она мерила шагами пол гостиной и обдумывала дюжину вопросов, которые должна была обсудить с Райаном, чтобы хоть как-то оправдать свою назойливость. Это должно выглядеть как сугубо деловое свидание. Если бы Энни призналась Райану, что затеяла обед лишь ради того, чтобы поинтересоваться его личной жизнью, то это было бы равносильно признанию в собственной слабости и сделало бы ее слишком уязвимой. Она и так зашла дальше, чем следовало.

Наконец Энни оделась и уселась в экипаж. Был нежный осенний вечер первого марта, крыша ландо опущена. Когда Энни подъехала к редакции, Райан как раз выходил из дверей, на ходу натягивая сюртук. Котелок был надвинут на самые глаза.

— Я вижу, что до последней минуты вы работали, — сказала она, стараясь сохранить голос спокойным пока Райан взбирался в экипаж.

С извиняющимся выражением он вытянул длинные пальцы.

— Всю краску так и не удалось смыть, — Райан раскинул руки на спинке сиденья. — Ну-с, и из-за чего весь сыр-бор? Что-то беспокоит вас, Энни, не так ли? — Он слишком хорошо ее знал.

— Как насчет кафе под открытым небом с видом на залив?

— Пойдет после дня у печатного станка, где запах типографской краски вызывает головную боль. Не мешало бы проветриться, а то у меня глаза съехались в кучку.

Он улыбнулся Энни краешками губ.

— Я чувствую, что старею и тело заявляет свой протест в один и тот же день дюжиной разных способов.

Райан знал Энни достаточно хорошо, чтобы не торопить события. Кафе, выбранное ею, находилось поблизости от строящегося железнодорожного склада с прекрасным видом на бухту. Закатное солнце освещало мириады кораблей и мелких суденышек с мачтами, реями и путаницей снастей. Рядом со всем этим великолепием приютилось кафе, оплетенное вьющимися растениями с ярко-оранжевыми цветами. Наряду с посетителями равными правами в кафе пользовались и ручные кукабурры (Кукабурры — разновидность попугаев.).

Они выбрали ближайший к воде столик под зонтом. Заказали красное вино, изучили меню и поговорили о ничего не значащих пустяках — политике и погоде.

Райан спокойно ждал, пока Энни скажет ему о цели встречи. Она сидела чуть сбоку и украдкой изучала его точеный профиль. Любила ли она его? Нет. Он был просто хорошим другом и все.

Наконец она вкрадчиво спросила:

— Кто та женщина, с которой вы встречаетесь?

Брови удивленно полезли вверх, губы под угольно-черными усами дернулись. — И это все для того, чтобы меня об этом спросить?

Она не пошевелилась даже, чтобы взять стакан, наполненный официантом. — Да.