- Господа, тащите их от стола!
- Эй, человек, подай, братец, ведро воды, мы их водой разольем. Одно средство.
- Ха, ха, ха!
- Нет, серьезно, господа. Ну, что это за гадость! Все есть хотят. Кого вы хотите удивить?
- Что тут еще разговаривать с ними! Господа, вставайте! Заседание кончилось. Дела к черту! Гоните мужиков! Эй, вы, пошли вон!
Таким образом кончилось заседание. Посредники, с озабоченными и утомленными лицами, складывали дела, снимали цепи, потягивались и уходили в буфет.
- Александр Васильич, голубчик, давно ли вы здесь? - говорил один из них, подходя к Щетинину. - Позвольте вас поцеловать, душа моя. Et, madame votre epouse, comment ce porte't'elle? 5
- Благодарю вас. Мой товарищ, Яков Васильич Рязанов; мировой посредник нашего участка, Семен Семеныч, - познакомьтесь, - говорил Щетинин.
- Очень рад, очень рад, - говорил посредник, расшаркиваясь и пожимая руку Рязанову. - Ах, позвольте, ваша фамилия мне знакома - Рязанов. - Да. Теперь я помню. Мы с вашим батюшкой вместе служили.
- Что же вы с ним, всенощную или обедню служили? - спросил Рязанов.
- То есть как?..
- Я не знаю, как. Должно быть, соборне. А то как же еще?
Посредник с недоумением смотрел на Рязанова.
- Да разве ваш батюшка не служил в гродненских гусарах?
- Нет; он больше в селах пресвитером служил.
- То есть...
- Попом-с.
- Да. Ну, так это не тот Рязанов, которого я знал, - конфузясь, говорил посредник.
- Я думаю, что не тот.
Стали стол накрывать. В ожидании обеда дворяне прохаживались по зале, закусывали и разговаривали.
- Господа, послушайте-ка!
- Ну!
- Не слыхал ли, или не читал ли кто, - земство 6, что за штука такая?
- Ну, вот еще что выдумал? Давай я тебя за это поцелую.
- Да нет, постой, братец, нельзя же.
- Чего тут нельзя! Иди-ка, брат, лучше водку пить. Разговаривать тут еще... Земство! Тебе какое дело?
- Как какое дело? Это вы отчаянные головы, вам все нипочем, а у меня, брат, дети. Господа, нет, серьезно, скажите, коли кто знает!
- Вот пристал!
- Пристанешь, брат. Ты небось за меня не заплатишь.
- Изволь, душка, заплачу, только пойдем вместе выпьем по рюмочке.
- Уйди ты от меня, сделай милость! Иван Павлыч, вы, батюшка, не знаете ли? Вы, кажется, журналами-то занимаетесь.
- Что такое?
- О земстве не читали ли чего?
- Как же, читал.
- Ну, что же?
- А ей-богу не знаю, голубчик.
- Да нет ли газет каких-нибудь?
- Какие тут газеты? Вон поди в буфете спроси! Эй, человек, подай ему порцию газет!
- Черти! Всю водку вылакали. Налей мне хоть рому, что ли!
- Так как же насчет земства-то? А? Так никто и не знает?
- Спроси у предводителя.
- Предводитель, скажи, братец, на милость, никак я толку не добьюсь, какая такая штука это земство? Что за зверь? Пoдать, что ли, это какая? А?
- А это, вот видишь ты, какая вещь...
- Да ты сам-то знаешь ли?
- Ну, вот еще. Мне нельзя не знать.
- То-то. Смотри не ври. Ну!
- Это дело, как бы тебе сказать? Государственное.
- Ну, да ладно. Об этом ты нам не рассказывай; а вот суть-то, главная суть-то в чем?
- Тут, брат, вся сила в выборах.
- Вот что. Кого же выбирать-то?
- Выборных.
- Да. Опять-таки выборных же и выбирать. Ну, а за коим же чертом их выбирать-то станут?
- А они там это будут рассуждать.
- Да, да, да. О чем же это они будут рассуждать?
- Об разных там предметах: об дорогах, о снабжении мостов и так далее.
- Да. Это, значит, по дорожной части. Ну, и за это мы им будем деньги платить? Так, что ли?
- Так.
- Ну, брат предводитель, спасибо, что рассказал. Теперь пойдем по рюмочке дернем.
За несколько минут до обеда на улице загремели бубенчики, и у крыльца остановилась взмыленная тройка отличных серых коней. В залу вошел полный, румяный молодой помещик в английском пиджаке, с пледом на руке.
- Петя! Душка! Вот он, урод! Мамочка! Давно ли?..
- Что у вас тут такое? Сословия сближаются? Ах, вы, шуты гороховые! Где же мужики-то?
- Какие мужики? Они там, на крыльце.
- А как же сословия-то?
- Ну, вот еще, сословия!
- Зачем же вы наврали?
- Кто тебе наврал? Вон, гляди, видишь, Лаков сидит. Чего же тебе еще?
На диване действительно сидел купец с красным носом и бессмысленно водил глазами.
- Да он, скотина, и теперь уж пьян. Лаков, что, брат, ты уж успел?
- Успел, - кивая головой и улыбаясь, отвечал купец.
- Экое животное!
- Нельзя... Ярмонка.
Из буфета выглядывал другой купец и, стоя в дверях, подобострастно кланялся, не решаясь войти в залу.
- А! И ты здесь, чертова перечница! Что же ты сюда нейдешь?
- Он не смеет.
- Я не смею-с.
- Ну, хорошо, братец; стой там, стой! мы тебя после обеда посвятим.
- Посвятим, посвятим...
Купец кланялся.
Подали суп. Стали садиться за стол. Купец лаков тоже взялся за стул.
- Что ж, господа, мне-то можно?
- Садись, чучело, садись, ничего.
Купец сел.
- Эй, половой, подай графин водки!
- За стол водку не подают. Что ты? Разве здесь кабак? - говорили купцу соседи.
- Ну, шампанского. Черт те дери!
- Много ли-с?
- Полбутылки.
- Эх ты! Полбутылки! Мужик! Где ты сидишь, вспомни!
- Что ж такое? Ну, мы полдюжину спросим. Подай полдюжины!
- Слушаю-с.
- Да закусить чего-нибудь, солененького. Проворней! Эх, в рот те шило...
- Лаков, веди себя скромней, - кричали ему с другого конца.
- Я и так скромно.
- Господа, слышали, в Саратове какой случай был?
- Какой?
- Поджигателей поймали 7. Теперь там такое дело... Оказывается, что тут замешаны разные лица...
- Эка штука! У нас мужики двоих поймали; взяли, дурачье, и отпустили.
- А что, позвольте вас спросить, - спросил Рязанова его сосед, уездный учитель, - телеграмму посылать будут 8?
- Я не знаю.
- Что он такое говорит?
- Я говорю-с насчет телеграммы.
- Какой телеграммы?
- То есть от всех сословий, вот теперь, во время обеда. Разве не будут?
- Нет; телеграммы не будет, а вот речь Петр Михайлович произнесет - на латинском языке.
- Ах, в самом деле! Петя, - кричал один посредник, - речь, брат, непременно сегодня речь!
- Уж это после обеда, - отвечал Петя.
- Нет, он на прошлой неделе, - мы с ним на охоте были, - уморил: собрал мужиков и им латинскую речь сказал.
- Ха, ха, ха!
После супа захлопали пробки и стали разносить шампанское.
- Господа, за соединение сословий! Лаков, слышишь, чучело?
- А, дуй вас горой!
- Ха, ха, ха! Однако ты, чертов сын, не ругайся!
- "Устюшкина мать собиралась умирать..." - затянул Лаков.
- Этих свиней никогда не надо пускать, - рассуждали дворяне.
- Вот посадили его за стол, а он и ноги на стол.
- "Умереть не умерла, только время провела". Что ж такое? Я за свои деньги... Ай у нас денег нет?
- Иван Павлыч, ваше здоровье, - чокались через стол помещики.
- Эх, драть-то вас на шест, - кричал между тем Лаков.
- Господа, что же это такое?
- Mais, mon cher, que voulez-vous donc? C'est un paysan 9.
- Эй, послушай, ты, мужик, - говорил Лакову один помещик. - Если ты, скотина, еще будешь неприлично себя вести, тебя сейчас выведут.
- Ты недостоин сидеть с порядочными людьми за столом.
Лаков струсил.
- Будешь смирно сидеть?
- Я смирно. Истинный бог... Подлец хочу быть, - смирно.
- Ну, так молчи же, не ругайся!
- В тринклятии провалиться - не ругался.
- Господа, за процветание клуба, - провозгласил предводитель.
- "Устюшкина мать..." - заревел Лаков. - Ай у нас денег нет? Всех вас куплю, продам и опять выкуплю.
