– Нет, позже. Но сначала скажи… Тебе что-нибудь известно о наставнике Лучана?

– О наставнике? Нет, – ответил он озадаченно.

– Это был не ты?

– Нет, Кейт. Она провела рукой по головке ребенка. Волосики у него

отросли. Во сне малыш пускал пузыри. «Новое средство от колик. Прокатить ребенка на вертолете», – мелькнула у нее неуместная мысль.

– Я имею в виду… А не могла церковь поддерживать Лучана в борьбе со стригоями?

О’Рурк на некоторое время задумался.

– Не думаю. Скорее всего, я бы об этом слышал, если бы что-то было. Максимум, что могла делать церковь все эти годы, – оказывать помощь жертвам. Извини, Кейт… А что, этот наставник так уж важен?

– Может быть, и нет.

Теперь они летели сквозь разорванные облака, по-прежнему набирая высоту. Приборная панель светилась красными огоньками. О’Рурк что-то покрутил, и включился обогреватель. Ровный шум двигателя и поток теплого воздуха действовали на Кейт успокаивающе: ей вспомнилось детство, ночные поездки с отцом на машине. Несмотря на все еще владевшее ею возбуждение, Кейт ощущала сонливость.

– Нам надо поговорить еще кое о чем важном, – после паузы сказала она, но не стала добавлять: «о нас».

Джошуа захныкал во сне, и она тихонько покачала его. Внезапно вертолет вынырнул из облаков, и ей почудилось, что раскинувшаяся под ними белая пелена – это море, а их «Джет Рейнджер» – подводная лодка, поднявшаяся из глубины на его поверхность, а потом с легкостью воспарившая над ней. Исчезло ощущение границ, государств, континентов – они остались где-то внизу. Кейт с удовольствием задержалась бы подольше в этой сказочной стране.

– Я поймал попутный ветер, – сообщил О’Рурк. – Почти уверен, что навигационная система функционирует нормально. Часть пути мы пролетим вдоль Дуная.

Кейт рассеянно кивнула. Она только что обратила внимание, как ярко светят звезды в безлунном небе. Наклонившись, она нежно коснулась руки О’Рурка.

Так, молча держась за руки, они летели на запад под покровом звезд.

Когда вскрыли мою могилу на острове Снагов, она оказалась пустой. Было это в 1932 году. Зимой 1476 года мне ненадолго удалось вновь завладеть престолом Трансиль-вании, но имя моим врагам было легион, и до самой смерти они не оставляли попыток свергнуть меня.

В ту зиму, окруженный бесчисленными недругами, я был загнан в топи возле Снагова теми, кто хотел заполучить мою голову. Вместо этого они нашли на болотах мое обезглавленное, изуродованное тело. Они опознали меня по царственным одеждам и перстню с печатью, на которой был знак ордена Дракона.

Спасаясь бегством, я взял с собой лишь одного верного мне боярина. Несмотря на свою преданность, особым умом он не отличался. Он был примерно моего роста и сложения.

Так я впервые покинул Трансильванию с одним из моих сыновей. Но не в последний раз.

Признаю, что я не был до конца уверен, стоит ли оставаться в крепости до самой развязки. В то утро, когда меня обрядили в неудобные одеяния и вертолет взял курс на юг, я решил остаться. Я чувствовал великую усталость.

Если тело мое отказывается умереть по собственному желанию, я принесу ему покой другим способом.

Но когда появилась эта женщина, до меня дошла вся ирония ситуации. Я предположил, что этот славный юноша, Лучан, нарушил приказ и вмешался, чтобы спасти ее. Я почти не сомневался, что он именно так и сделает. Иногда лучше всего предоставить возможность самой судьбе сыграть заключительную партию.

Я видел Лучана лишь дважды, когда приглашал его в Штаты за получением распоряжений, но никогда не забуду. Поначалу мальчик отказался поверить, что он один из моих сыновей, но я показал ему фотографии его матери, сделанные перед тем, как она сбежала от меня на свою родину. Я позволил Лучану прочесть документы, неопровержимо доказывавшие, что его мать убил Раду Фортуна и он же поместил мальчика в приют. Я сказал, что ему повезло, поскольку большинство чисто стригойских семей обрекает свое «нормальное» потомство на гибель.

Усердие Лучана сослужило нам добрую службу. Он вступил в орден Дракона и ни разу не усомнился в истинности моего намерения очистить Семью от загнивших отростков. Он понял, что я искренне желаю найти научное решение проблемы нашего фамильного заболевания.

Возможно, в этом состоит другая причина моего нежелания участвовать в финальном акте драмы. Утром того дня, когда должна была состояться Церемония, я ввел себе сыворотку, которую та женщина привезла с собой лишь для того, чтобы лишиться ее в Сигишоаре. Уже к вечеру я ощутил наступившие изменения. Это напоминало Причастие, но без тех гормональных осложнений, что изматывали меня на протяжении столетий. К тому времени, когда эта нелепая женщина перевалилась через парапет, я чувствовал себя на несколько веков моложе. Давнее отвращение к тому, что Раду Фортуна и ему подобные сделали с Семьей – не говоря уже о моем народе, – разгорелось во мне с невероятной силой. Ничего подобного я не испытывал уже многие годы.

Итак, в конце концов я решил не дожидаться финала.

Добринцы вытащили меня из толпы и проводили к потайному ходу в подвале замка. Немецкий лифт, установленный здесь по моему приказу, работал исправно, как, впрочем, и все вещи, сделанные немцами. Должен признаться, что я думал о тоннах взрывчатки, заложенных в толщу скалы, по которой мы спускались. Я вспоминал тех чешских, венгерских и немецких инженеров, которых доставляли сюда на протяжении последних двух лет для закладки этих зарядов, и о том, что вскоре их кости смешаются с костями новых жертв. Поводов для размышлений было немало, но мы ушли поздно, и явная озабоченность добринцев не позволяла мне в полной мере дать волю своей иронии.

На этот раз в пещере нас ждали не лошади, а лишь электромобиль для гольфа и третий из добринских братьев. Меньше минуты ушло, чтобы по мощеному тоннелю добраться до выхода к реке, но у нас и оставалось всего одна-две минуты.

Черный вертолет ожидал там, где я и распорядился его оставить. Мотор у него был разогрет, лопасти вращались, а четвертый добринский брат сидел за рычагами управления. В воздух мы поднялись через тридцать секунд. Еще немного – и было бы поздно. Когда мы уже летели вдоль каньона в сторону Сигишоары, вся гора развалилась под нами на куски. Должен признаться, что мне всегда было приятно смотреть на пожары, но лучше этого зрелища видеть еще не приходилось.

По прошествии многих недель и месяцев я обнаружил, что заменитель гемоглобина не только вернул мне способность наслаждаться жизнью. Он почти полностью лишил меня потребности в сне. Не могу сказать, чтобы это было некстати.

Я думал о своем ребенке, которого забрали в ту ночь. Поначалу я хотел вернуть его и воспитать так же, как в давние времена Влада и Михню. Но потом я вспомнил, какие в нем скрыты возможности, и решил не мешать той женщине растить его и получать от него знания.

Много раз на протяжении своей долгой жизни я был источником страха для моих подданных и слуг. Теперь я знаю, что меня будут почитать как народного избавителя. Может быть, именно благодаря этому ребенку… может быть.

А пока я подумываю о возвращении в Штаты или, по крайней мере, в цивилизованную часть Европы, поближе к лабораториям, где изготавливают заменитель гемоглобина. Недавно мне пришло в голову, что я еще никогда не жил в Японии. Это удивительное место, наполненное энергией и деловой активностью – теми жизненными соками, которые сейчас меня питают.

Между прочим, я оставил мысли о скорой смерти. Мысли эти возникали вследствие болезни, старости, дурных снов. Мне больше не снятся дурные сны.

Не исключено, что я буду жить вечно.