***

Император видел, как встретила свой конец эта цивилизация. Технические средства, имевшиеся в его распоряжении, позволяли вести наблюдение за самыми удаленными уголками Вселенной. Расстояние от Города до планеты для систем слежения было пустяком. Мутанты заселили не только свою прародину, они давно обжили систему своей звезды, колонизировали окрестные созвездия. И все это должно было исчезнуть.

Сидя перед экраном в обсерватории, Император положил на колени матовый черный Шар. Закрыл глаза, представив себе, что вся облюбованная мутантами зона превращается в пустыню. Хотя там насчитывались десятки планет, его локаторы были нацелены только на одну - на планету чудовищ и спасителей, планету-родину мутантов, проклятую когда-то за неизвестные никому, кроме Богов, грехи. Он плотно прижал ладони к поверхности Шара.

Странное это было чувство - будто высвобождается нечто запретное, нечто чуждое, веками живущее в душе человека и замурованное древними инстинктами так надежно, что даже сам человек не догадывается о тьме, носимой в себе. И эта тьма вырвалась из него, раскинула зловещие крылья, взлетела, одержимая только одной страстью - страстью разрушения. Все цепи и замки, наложенные на нее, распались, оболочка, в которую она была заключена, лопнула, как скорлупа яйца. Птенец... Это было ужасно - эта ненормальная радость, этот восторг, охватившие Императора.

Испугавшись в первую минуту, когда тень вышла из него, он почти мгновенно превратился в одержимого. Он ликовал, осознавая все черное величие этой силы, его глаза светились кровавым блеском.

Он видел свет без тени, добро без зла, но не сталкивался с оборотной стороной. Оружие являлось тьмой без света. И не Шар был средоточием убийственной энергии - это он сам породил кошмар. Зло жило в нем самом, жило с рождения, ожидая лишь часа, чтобы вырваться на волю. Не было абсолютного оружия - только Каратель, пришедший в этот мир, чтобы казнить. Этот мир слишком долго жил беспечно, и он должен умереть.

Пришел последний час, час расплаты, и Каратель был властен привести мир к концу.

Всего несколько минут жила раса мутантов после того, как тьма окутала звезды. Им никто не объяснял, что это смерть, они все поняли сами. Не было сигнала тревоги извне, он прозвучал в сердце каждого. Они выходили из домов, глядя на вспыхнувшее призрачным фиолетовым свечением небо. Они молчали. Они держали друг друга за руки, по щекам многих текли слезы.

Как много детей там было - они жались к матерям, но смотрели на небо, с которого медленно опускалась смерть. И во всех глазах был один вопрос - за что?!

Они не шевелились. Они встретили гибель так же гордо, как и жили. Фантастическими синими свечами вспыхивали здания и деревья, становясь лучами ослепительного света. А затем и люди... В долю секунды они превратились в прозрачные силуэты, а потом... Экран затопило сиреневое пламя. Оно бушевало; казалось, еще немного, и оно выхлестнет за границы экрана, заполонит обсерваторию. Но этого не случилось.

Синие отблески плясали в неосвещенном зале, выхватывая из тьмы то лицо Императора, превратившееся в застывшую маску, то фигуры техников, оцепеневших в немом ужасе. На экране был ад, там десятки звезд сливались в одну, а повелитель преисподней сидел в безопасном зале и наслаждался зрелищем гибели расы.

Но и этого ему показалось мало. Он хотел увидеть страх и боль в глазах Арьена. И вновь он вышел на связь с кораблем, но теперь на его коленях лежал черный Шар. Он увидел то, что хотел - боль, страшную боль, но вместо страха в глазах белокурого мутанта была ненависть, а губы его кривила презрительная усмешка. Он не кричал, не проклинал Императора, не рвал на себе волосы в отчаянии. Он молчал. Молчала и команда, собравшаяся у пульта управления за спиной капитана. Они были слишком сильны, чтобы снизойти до разговора с чудовищем, и слишком горды, чтобы умолять палача о помиловании. И во всех взглядах Император видел ледяное презрение.

"Ты хотел очень многого, - сказал Император. - Ты смеялся. Но твоей расы больше нет, скоро умрешь и ты. Мы не встретимся с тобой больше, даже в загробном мире - я бессмертен. Прощай, капитан".

Знал бы, понимал бы он тогда, насколько справедливы его слова о собственном бессмертии...

Арьен встал рядом с командой, развернулся лицом к экрану, скрестив руки на груди. Так они и стояли - неподвижно, плечом к плечу, и выражение их лиц не изменилось даже тогда, когда рубку корабля залил синий свет. Император отнял ладони от Шара.

***

Сабин прилетела через неделю. Ее взгляд был пустым, движения - вялыми, она неохотно разговаривала. Но ей никто еще не сказал, что во Вселенной их осталось только двое - она и Император... И никто не посмел бы выдать тайну Императора.

Они вновь замкнулись друг на друге, как в те далекие-далекие времена, когда раса мутантов существовала в недостижимо удаленном углу мира, когда Сабин и Император одинаково нуждались друг в друге, когда они были соратниками и вместе ставили Вселенную на колени. Казалось, все вернулось на круги своя, только он знал, что расы мутантов больше нет. И капитан никогда не вернется домой из своей последней, гибельной экспедиции.

Император не стал говорить Сабин о печальном конце их цивилизации. Так же, как не сказал, благодаря чему они встретились. Он получил ее слишком дорогой ценой.

Чтобы владеть ею безраздельно, он убивал своих соотечественников, пока не убил всех. Отныне нарушить их союз не могли даже Боги.

Он продолжал притворяться, что размолвки между ними не было, в Городе сохранялся привычный распорядок. Но больше не осталось искренности, все пропиталось фальшью. Он ясно видел и тщету своих усилий, и отвратительность праздника после беды. Празднуя победу, он пировал на тлеющих углях костра, в котором сгорели миллиарды людей. И Сабин не любила его. Он владел ее телом, но ее душа ускользнула из его рук. Он посадил птицу в клетку, но птица не пела. И даже лететь ей было некуда.

***

Сабин узнала сама. Она всегда с техникой справлялась лучше него. Улучив момент, она решила тайно связаться с Арьеном - и нашла записи. Те самые, что запечатлели гибель расы и которые техники не уничтожили вопреки его приказу.

Когда Император, разыскивая ее, зашел в зал, она сидела, опустив голову на пульт управления и запустив сведенные судорогой пальцы в волосы цвета грозового неба. А на экране полыхало пламя, сжегшее корабль.

Он положил ей руку на плечо - она не двинулась. Окликнул ее - не отозвалась. Думая, что она в обмороке, он поднял ее голову, заглянул в глаза. Сабин не потеряла сознания, но губы ее были крепко сжаты, а прекрасное лицо окаменело.

Она смотрела сквозь него, как в пустоту. Император для нее более не существовал. Глядя на него, она его не видела, слушая его голос - не слышала. И почти до самой смерти не проронила ни слова.

Этого не видел никто, но в его памяти осталось все. Он часами стоял перед ней на коленях, умоляя не о прощении. Он просил сказать хоть одно слово. Это было худшей из пыток. Взгляд ее был опустошенным, она погрузилась в раздумья, секрет которых он не мог раскрыть. Сабин стала более недоступна, чем если бы находилась на планете. И Император был бессилен что-либо изменить.

Иногда он приходил в ярость от ее упорства, но его бешенство натыкалось на тот же холод, что и мольбы. Целовал ее - но ни разу ее губы не разомкнулись, а глаза оставались безразличными и сухими. Брал ее силой она игнорировала насилие. Он мог делать с ней все, но в его присутствии она не совершала ни единого движения по собственной воле. Как кукла... Сабин презирала его так сильно, что не считала нужным сопротивляться.

Он был слишком низок, чтобы его действия могли оскорбить ее достоинство. Да, Император покорил Вселенную - но не получил власти над Сабин. Он был готов на любое унижение. Пожелай она - он стал бы ее рабом, игрушкой, не имеющим собственной воли орудием, тряпкой, о которую можно вытереть ноги, в конце концов! Все, что угодно - лишь бы услышать ее голос. Но она молчала - как все мутанты, встретившие смерть.