— «Киров» совсем близко. Поднимаю перископ. Прежний курс, прежняя скорость, расстояние теперь две тысячи метров. Я даю команду — пустить торпеды! Первая! Вторая! Третья! Четвертая! Перезаряжаю торпедные аппараты и ухожу на глубину.

— Значит, ты тот самый парень, который все мне испортил! — воскликнул Макафферти.

На мгновение норвежец почти протрезвел.

— А ты кто такой?

— Дэн Макафферти, командир подлодки «Чикаго».

— Ты тоже был там?

— Да.

— И это ты пустил ракеты?

— Да.

— Герой! — Командир норвежской подводной лодки вскочил, едва не опрокинув стол, обнял Макафферти и чуть не задушил в объятиях. — Ты спас мою команду! Ты спас мой корабль!

— О чем идет речь, черт побери? — недоуменно спросил Симмс.

— А-а, я еще не представил вас друг другу, — произнес капитан Королевского военно-морского флота. — Это капитан третьего ранга Бьерн Юханнсен, командир подводной лодки Его Королевского Beличества «Коббен». А вы, Бьерн, будьте знакомы с капитаном третьего ранга Даниелом Макафферти, командиром американской подводной лодки «Чикаго».

— После того как мы произвели торпедный залп в «Кирова», они набросились на нас, словно волчья стая. «Киров» взорвался и затонул…

— После попадания четырех торпед? Еще бы! — согласился Симмс.

— Русские атаковали нас силами крейсера, двух эсминцев, — продолжал совершенно протрезвевший Юханнсен. — Мы начали маневры уклонения, ушли на глубину, однако они нашли нас и принялись обстреливать из своих реактивных бомбометных установок — рядом с нами взорвалось много, очень много глубинных бомб, причем некоторые совсем близко. Мы перезаряжаем торпедные аппараты, и я выпускаю торпеды в крейсер…

— Ты попал в него?

— Одной торпедой. Он поврежден, но не затонул. Все это заняло — не знаю точно — десять, может быть, пятнадцать минут. Я был тогда очень занят, понимаете?

— Я тоже, — согласился Макафферти. — Мы быстро приблизились, подняли радиолокатор. Там, где, нам казалось, должен находиться «Киров», увидели три корабля.

— «Киров» потонул — взорвался! Вы увидели на экране радиолокатора крейсер и два эсминца. И тогда вы пустили ракеты — верно? — Глаза Юханнсена сверкали.

— Да, три «гарпуна». Русский вертолет увидел пуск ракет и начал преследование. Мы стали уклоняться от атак надводных кораблей, и так и не увидели, попали наши ракеты в цель или нет.

— Попали или нет? Ха! Сейчас я расскажу вам. — Юханнсен энергично взмахнул рукой. — У нас все вышло из строя, аккумуляторы сели, разрядились полностью. Получили повреждения, и мы потеряли ход. Нам уже удалось уклониться от четырех торпед, но теперь нас засекли окончательно гидролокаторами. Эсминец сбрасывает на нас глубинные бомбы из RBU. Первые три не попали в цель, но мы знаем, что нам конец, мы у них на крючке. И вдруг — Бум! Бум! Бум! И много других взрывов. Один эсминец взрывается и идет ко дну. Второй поврежден, но, похоже, остался на плаву. И нам удалось спастись. — Юханнсен снова сжал Макафферти в своих медвежьих объятьях, и пиво полилось на пол. Американцу еще никогда не доводилось видеть, чтобы норвежец проявлял столь бурные эмоции, даже по отношению к собственной жене. — Моя команда осталась в живых благодаря тебе, «Чикаго»! Я ставлю выпивку. Ставлю выпивку всей твоей команде.

— Ты уверен, что мы потопили эсминец?

— Если бы ты не потопил его, — произнес Юханнсен, — мой корабль погиб бы, а вместе с ним мои люди и я сам. Разумеется, потопил.

Эсминец, конечно, не такая привлекательная добыча, как атомный линейный крейсер, но все-таки намного лучше чем ничего. И кто знает, может быть, и второй эсминец затонул на обратном пути.

— Выходит, Дан, судьба была все-таки благосклонна к тебе, — заметил Симмс.

— Есть люди, — проворчал командир подводной лодки Ее Королевского Величества «Оберон», — которым всегда везет!

— Знаешь, Тодд, — сказал ему командир американского подводного ракетоносца «Чикаго», — а ведь здесь очень хорошее пиво.

Только два тела пришлось предать морю. Еще четырнадцать членов экипажа пропали без вести и считались мертвыми, но Моррис пришел к выводу, что ему повезло, несмотря ни на что. Двадцать матросов пострадали в той или иной степени. Сломанное предплечье у Кларка, несколько поврежденных лодыжек — следствие мощного взрыва торпеды, полдюжины сильных ожогов от пара, вырвавшегося из разорванных труб. Вот и все, если не считать мелких порезов осколками стекла.

Моррис провел траурную церемонию согласно уставу, бесстрастным голосом прочитал казенные слова о том, что наступит час, когда море отдаст людям тела своих жертв… По команде матросы наклонили обеденные столы, на которых лежали трупы, завернутые в пластмассовые мешки. Тела выскользнули из-под американских флагов и исчезли в море, увлекаемые вниз тяжелым грузом стальных обломков. Глубина здесь превышала десять тысяч футов — старшему помощнику и артиллеристу третьего класса из Детройта предстояло пройти долгий путь до места последнего упокоения. Прогремел ружейный салют, но траурного звука горна не было — никто из команды не умел делать это, а магнитофон вышел из строя. Моррис закрыл книгу.

— Убрать все и продолжить несение службы.

Флаги свернули должным образом и уложили в кладовую. Столы отнесли вниз, стойки веерного ограждения поставили на место. Моррис знал, что его фрегат является теперь всего лишь половиной корабля и пригоден только на металлолом.

Океанский буксир «Папаго» вел «Фаррис» за корму со скоростью, едва превышающей четыре узла. Им предстоял трехсуточный путь до порта. Корабли направлялись в Бостон — ближайший порт, хотя и не являвшийся военно-морской базой. Причина была очевидной — на ремонт корабля уйдет больше года и военно-морской флот не хотел выделять один из своих ремонтных доков для столь длительных работ. Лишь те корабли, которые еще можно было использовать для боевых действий, удостаивались немедленного внимания.

Даже то, что он продолжал числиться командиром «Фарриса», походило на шутку. Команда буксира была укомплектована моряками, призванными из резерва, причем многие из них являлись специалистами по спасательным работам. Трое из команды буксира находились сейчас на борту «Фарриса», чтобы следить за буксирным тросом и «давать советы» Моррису, как тому следует поступать. Эти советы фактически были приказами, хотя и облекались в вежливую форму.

А вот у команды фрегата работы было выше головы. Требовалось постоянно следить за водонепроницаемостью носовых переборок. Велся ремонт машин. Действовал только один котел, который снабжал паром турбогенераторы, вырабатывавшие электроэнергию. Для ремонта второго котла требовались по меньшей мере еще сутки. Техники сообщили, что главный поисковый радиолокатор, предупреждающий о нападении с воздуха, будет задействован через четыре часа. Спутниковая антенна, уже исправленная, функционировала нормально. К тому моменту, когда корабль войдет в гавань — если он туда войдет, — все, что можно было исправить силами команды, будет исправлено. Вообще-то на флоте любили говорить, что команда, занятая работой — счастливая команда. Это означало, что у членов экипажа, в отличие от капитана, не оставалось времени на то, чтобы думать о допущенных промахах, о том, сколько жизней потеряно из-за этих промахов и кто несет ответственность за них.

Моррис спустился в боевую рубку. Офицеры из группы тактических действий просматривали пленки с записями и другие материалы, анализируя столкновение с «Виктором» и пытаясь выяснить, как все произошло.

— Не знаю, — пожал плечами старший акустик. — Может быть, все дело в том, что там были две подлодки. Вот смотрите, она здесь, правильно? Яркий след — а пару минут спустя гидролокатор, действующий в активном режиме, обнаружил ее уже вон там.

— Там была только одна подводная лодка, — заявил Моррис. — Для перехода от этой точки на той на скорости двадцать пять узлов требуется всего четыре минуты.