– Это что, значит, что я уволен?

Лерой стряхнул пушинку со своих черных брюк.

– Вовсе нет. Я уже сказал, ты способный парень. Тебе надо только понять, как распорядиться своим талантом. Сколько ты заработал сегодня? – спросил он, показав на банку у ног Коула.

Коулу было стыдно об этом говорить.

Лерой правильно понял его молчание.

– Да, ясно, что немного.

– Три доллара пятьдесят семь центов.

– Что же это за скряга кидал мелочь?

– Не знаю.

– Ладно, об этом не беспокойся. – Он полез в карман, достал пачку денег, несколько купюр протянул Коулу.

– Вы же не должны мне платить, – возразил Коул.

– Хочешь сказать, что готов работать даром? – ворчливо спросил Лерой. – Странно, Холли рекомендовала тебя вполне сообразительным парнем.

– Кто это тут обо мне говорит? – поинтересовалась Холли. Коул поднял голову и увидел, что она идет к ним. Вид у нее был измученный. Он удивлялся, как она вообще стоит на ногах после такого вечера.

– Не пора ли тебе домой? – сказал он.

– Поеду, как только закончу.

– Здесь не осталось ничего такого, с чем бы я сам не справился, – сказал ей Лерой. – Послушайся Нила и иди.

Холли уперла руки в бока и посмотрела сначала на Лероя, а потом на Коула. Она пыталась сказать свою реплику сердито, но в глазах ее бегали задорные искорки.

– Никто никогда не посмеет указывать Холли Мэри Мердок, что делать.

– Мне бы такое и в голову не пришло, – попытался обороняться Коул.

Она развязала фартук.

– Пожалуй, денек был действительно трудный. Я ухожу.

– Отличная мысль, – сказал Коул. – Как здорово, что она пришла тебе в голову!

Она улыбнулась в ответ так мило, так ласково. Коулу было приятно, что эта улыбка обращена к нему.

– Спокойной ночи, Лерой, – сказала она.

– Веди машину осторожно, Холли. – Лерой встал и протянул руку Коулу. – Завтра вечером увидимся?

– Обязательно, – ответил Коул.

Коул отступил на шаг назад и окинул шкафчик критическим взглядом. Дверца все-таки перекошена. Хуже того, он вставил штырь, чтобы укрепить ее, но не был уверен, что он выдержит нагрузку. Наверное, все-таки придется перевешивать петли. Значит, и на соседнем шкафчике надо будет перевесить, иначе получится некрасиво. С обоих к тому же придется отодрать старую краску и покрасить их заново, лучше дважды. Да, тут дел вагон и маленькая тележка. Хотел починить дверцу, а получается – затеял реставрацию.

Холли сунула голову в дверь, утерла со лба пот и спросила:

– Ты можешь отвлечься на минутку?

– Что тебе нужно?

– Твоя помощь. Я сама не могу поднять туалетный столик в фургон.

– Какой столик? И в какой фургон?

– А ты сам как думаешь? – И, не дав ему ответить, продолжала: – Пару дней назад в ресторан зашел парень, который держит в Алкоа магазин подержанных вещей. Он сказал, что его интересует моя мебель. Я решила, что, раз уж у нас обоих выходной, мы можем кое-что ему отвезти и узнать, сколько он за это предложит. Я понимаю, что если буду продавать сама, могу выручить побольше, но я небольшой мастер этого дела. Как-то продала свою коллекцию компакт-дисков, а потом узнала, что в магазине мне бы за нее дали в два раза больше.

Он хотел было прочесть ей лекцию о том, как подрывает музыкальную индустрию перепродажа компакт-дисков, но потом решил, что сейчас неподходящий момент.

– Наверняка будет проще разделаться со всем одним махом.

– И, самое главное, я смогу заплатить за свое пребывание в больнице все сразу.

Коул сунул отвертку в карман джинсов и вышел следом за ней из дома. Во дворе он тут же вспомнил об адском пламени и огромных сковородках. Уже несколько дней он объяснял себе, что страдает не от жары, а от влажности. Пожалуй, в сауне чувствуешь себя гораздо комфортнее.

Холли подошла к двери гаража и открыла ее. Он не успел сказать ей, что если она не перестанет таскать тяжести, то заболеет. Но, даже если бы и успел, она бы все равно его не послушалась.

До сих пор он заглядывал в гараж, только когда они разгружали вещи, привезенные из Ашвилла, и когда он искал там инструменты. Теперь, оглядевшись по сторонам, он понял, что среди кучи хлама могут таиться настоящие сокровища.

Рядом с каким-то садовым инвентарем стоял остов старинной железной кровати, на стене висела конская упряжь, в углу теснилась мебель, которую ее дед с бабкой сочли устаревшей. Она была в целости и сохранности, вся покрытая толстенным слоем пыли.

– Похоже, твой дедушка сюда нечасто заглядывал, – сказал Коул. – Здесь как в гробнице.

– Когда была жива бабушка, он все время сюда что-то приносил или что-то ей доставал. – Холли обошла штабель заборных столбов, чтобы добраться до груды коробок. – Когда она умерла, он сказал мне, что ему проще будет отнести все ее вещи в гараж, а разберет он их потом, когда боль утихнет. Он их так и не разобрал.

Коул сунул руки в карманы и медленно покрутился на одном месте.

– А что он собирается делать с остальным барахлом?

Холли весело рассмеялась.

– Он уже сделал. Отдал мне.

– Все?

– Он сказал, что у него теперь будут новые воспоминания, он хочет оставить прошлое здесь, а сам начнет новую жизнь с новыми людьми и новыми вещами.

– Наверное, он тяжело переживал смерть бабушки.

– Дедушка говорил, что по утрам просыпался только из-за нее. Думаю, он бы со временем оправился, но тут погибли мои мама и папа. Все случилось слишком быстро. На их похоронах он сказал, что со смертью бабушки смирился бы, потому что это в природе вещей, но то, что сын умирает раньше отца, – несправедливо, и этого ему не преодолеть. Он не хотел идти домой, вообще был в ужасном состоянии. Я даже сейчас не понимаю, как все это удалось пережить.

– Он знает о ребенке?

– Еще нет. – Холли наклонилась и смахнула пыль с какой-то коробки. – Я решила немного подождать.

– Как, ты думаешь, он к этому отнесется? Она отодрала скотч, которым была запечатана коробка.

– Год назад у него, несомненно, был бы нервный срыв. Он бы бесконечно уговаривал меня переехать к нему и, в случае согласия, свел бы с ума чрезмерной заботой.

– А теперь?

– Он в Аризоне строит новую жизнь. Я даже не знаю, насколько я в нее вписываюсь.

Голос ее дрожал, и Коул понял, что это ее по-настоящему волнует.

– Значит, все это богатство – твое, – сказал он, снова оглядываясь по сторонам.

– Ага. Мне кажется, что я оказалась в джунглях без проводника. Даже не знаю, что здесь связано с семейной историей, а что просто куплено на очередной гаражной распродаже.

– Может, напишешь дедушке, спросишь? Она покачала головой:

– Ни за что.

– Хорошо. А как насчет остальных родственников?

– Мой папа был единственным ребенком.

– Ну, тогда все просто. Оставь то, что тебе нравится, а остальное продавай. – Он развел руки в стороны. – Здесь достаточно, чтобы прокормить двух детей.

Она серьезно посмотрела на него:

– Ты правда так думаешь?

– Я никогда ничем подобным не занимался, – признался он, – но мне кажется...

– Я не могу, – вдруг мрачно сказала она. – А что, если он передумает?

– Ты ему скажешь, что все продала, и объяснишь, что сделала с деньгами. Готов поспорить, в этом гараже нет ничего такого, что было бы ему дороже, чем тебе.

– Но я пока что не голодаю. Коул опустил руки:

– Никогда не мог понять, как вы, женщины, думаете.

Она бросила на него злобный взгляд:

– Если будешь продолжать в том же духе, я начну удивляться тому, что ты мне поначалу нравился.

– Ух ты! Если хочешь выглядеть особенно свирепо, советую вытереть пыль с носа.

Она утерлась рукавом и задержала руку у лица, стараясь скрыть улыбку, отблеск которой уже сиял в ее глазах.

– Пожалуй, мы можем взять эту кухонную мебель. Думаю, романтического ничего в ней нет. Дедушка считал, что более уродливых вещей в своей жизни он не встречал. – Она пожала плечами. – Если поискать, наверное, найдем еще пару вещичек.