Он поднял стакан и залпом влил в себя его содержимое. Со стуком поставив стакан на стойку, уставился в него, свесив голову, и пробормотал:

– Забывчивая стерва!

Крис с тревогой посмотрела на него. Похоже, его начинает заносить. Она сменила тему: от священников перешла к недавно полученному предложению попробовать силы в качестве режиссера.

– Это надо же! – проворчал Деннингс, все так же глядя в стакан. – Браво!

– По правде говоря, это немного меня пугает.

Деннингс моментально поднял голову и посмотрел на нее, на этот раз добрым, отеческим взглядом.

– Ерунда! – воскликнул он. – Понимаешь, детка, самое трудное в режиссерском деле – это убедить окружающих, будто это чертовски нелегкое занятие. В первый мой раз я понятия об этом не имел, но теперь вот он я, как ты видишь. Тут нет никакого волшебства, любовь моя, – лишь упорный труд плюс понимание того, что в тот день, когда начинаются съемки, считай, что ты держишь за хвост сибирского тигра.

– Я знаю, Бёрк. Но теперь это реально, теперь они дали мне шанс. Я же не уверена, что смогу даже собственную бабушку перевести через дорогу. Я имею в виду техническую сторону.

– Только без истерик! Предоставь всю эту чушь своему редактору, своему кинооператору и своему сценаристу. Подбери себе хороших спецов, и, я обещаю тебе, все пойдет как по маслу. Самое главное – руководить съемочной группой и всем процессом, а я уверен, что у тебя это получится, моя хорошая. Ты не только сумеешь донести до них то, что тебе нужно, но и показать им, как это делается.

Крис с сомнением посмотрела на Деннингса.

– Ну, хорошо, и все же… – пробормотала она.

– Что «все же»?

– Техническая сторона. Я хочу сказать, что должна разбираться и в ней, понимать ее.

– Например? Приведи своему гуру пример.

После этого Крис почти целый час выпытывала у прославленного режиссера даже самые мелкие мелочи. Технические тонкости режиссерского ремесла можно найти во множестве текстов, но на чтение у Крис никогда не хватало терпения. Поэтому вместо книг она «читала» людей. От природы любознательная, она обычно «выжимала» из них все, что ей было нужно. С книгами такое невозможно. Книги хитрили. Они говорили «таким образом» и «ясно», хотя ничего ясно не было. Их иносказательность невозможно было разоблачить, их велеречивость – оспорить. Им не скажешь: «Эй, погоди. Я туплю. Можно еще раз?» Книги было невозможно поймать на слове, выжать из них что вам нужно или рассечь, чтобы взглянуть, что там внутри. Книги были подобны Карлу.

– Дорогая, все, что тебе нужно, – это первоклассный монтажер, – усмехнулся под конец Деннингс. – Я имею в виду монтажера, который знает, в какие двери можно входить.

Деннингс вновь был само обаяние. Похоже, опасная стадия опьянения миновала. Пока не раздался голос Карла:

– Прошу прощения. Желаете что-нибудь, мадам?

Он терпеливо стоял на пороге кабинета.

– О, привет, Торндайк! – хихикая, воскликнул Деннингс. – Или все-таки Генрих? Все никак не могу запомнить его имя…

– Я Карл, сэр.

– Да, конечно. Забыл. Скажи мне, Карл, ты в гестапо отвечал за связи с общественностью или за что-то другое? Например, за связь с населением? Сдается мне, тут есть разница, и немалая.

– Ни тем, ни другим, сэр. Я швейцарец, – вежливо ответил Карл.

– О, да, конечно, Карл, – ухмыльнулся режиссер. – Верно, ты швейцарец! И наверняка никогда не ходил играть в кегли с Геббельсом!

– Перестань, Бёрк! – возмутилась Крис.

– И не летал вместе с Рудольфом Гессом, да? – продолжал глумиться режиссер.

Карл даже бровью не повел. Сохраняя невозмутимость, он посмотрел на Крис и хладнокровно спросил:

– Мадам желает что-то еще?

– Бёрк, как насчет кофе? Будешь?

– К черту кофе! – воинственно заявил режиссер. Он резко встал и, сжав кулаки и набычившись, вышел вон.

Через пару секунд громко хлопнула входная дверь. Крис повернулась к домоправителю и, как будто ничего не произошло, ровным тоном сказала:

– Отключите все телефоны.

– Да, мадам. Что-то еще?

– Может быть, кофе без кофеина.

– Я принесу.

– Где Рэгз?

– В игровой, внизу. Позвать ее?

– Да, позовите. Ей пора спать… О, нет, подождите секунду, Карл. Впрочем, нет, не надо. Я сама спущусь вниз. – Вспомнив про поделку, глиняную птичку, она направилась вниз по лестнице в подвал. – Я заберу кофе, когда вернусь сюда.

– Да, мадам. Как пожелаете.

– Я в очередной раз приношу извинения за мистера Деннингса.

– Я не обращаю внимания.

Крис посмотрела на него вполоборота:

– Да, я знаю. Именно это его и бесит.

Актриса вновь повернулась к Карлу спиной, прошла в прихожую, открыла ведущую в подвал дверь и стала спускаться по лестнице.

– Эй, вонючка! – крикнула она. – Где ты там? Чем занимаешься? Еще не сделала для меня птичку?

– Да, мам! Спускайся. Заходи и увидишь! Все готово!

Игровая комната со стенами, обшитыми панелями, была обставлена ярко и весело. Мольберты. Картины. Фонограф. Столы для игр и стол для лепки. Оставшиеся после дня рождения сына предыдущего жильца декоративные красно-белые полотнища.

– Какая прелесть! – воскликнула Крис, когда дочь торжественно вручила ей глиняную птичку. Та еще даже не вполне высохла. Риган выкрасила ее в оранжевой цвет и лишь клюв разрисовала бело-зелеными полосками. К голове был приклеен пучок перьев.

– Она тебе на самом деле понравилась? – спросила дочь, широко улыбаясь.

– Да, дорогая, на самом деле. Ты придумала для нее имя?

Риган отрицательно покачала головой:

– Пока нет.

– А как бы ты хотела ее назвать?

– Не знаю, – ответила девочка, пожимая плечами.

Легонько постукивая ногтями по зубам, Крис задумчиво нахмурила брови, как будто и впрямь ломала голову.

– Дай подумать, дай подумать, – сказала она и внезапно улыбнулась. – Как тебе Пташка-дурашка? А? Что скажешь? Просто Пташка-дурашка.

Машинально прижав ладонь к губам, чтобы скрыть зубы в брекетах, Риган радостно прыснула и энергично закивала.

– Итак, всеобщее согласие получено. Перед нами Пташка-дурашка! – торжественно заявила Крис, подняв руку с птичкой. Затем, опустив ее, добавила: – Оставлю ее здесь, пусть досушится. Потом заберу в свою комнату.

Поставив птичку на стол для игр, Крис обратила внимание, что на нем лежит доска Уиджа[5]. Она совсем забыла, что та имеется у них в доме. Любопытная по отношению к самой себе не меньше, чем к окружающим, она купила эту штуку для того, чтобы получить доступ к собственному подсознанию. Это не слишком помогло, хотя она раз-другой пользовалась ею на пару с Шэрон и еще один раз с Деннингсом. Бёрк сознательно двигал пластмассовую дощечку так («Ты двигаешь ее, прелесть моя? Точно?»), что все ответы духов оказывались скабрезностями, и тогда режиссер сыпал гневными тирадами в адрес «сраных злобных привидений».

– Рэгз, дорогая, ты играешь с доской Уиджа?

– Да.

– Ты знаешь, как это делать?

– Конечно, мам. Вот, смотри. Я покажу тебе.

Риган подошла ближе и села за стол.

– Мне кажется, тебе понадобятся два человека, моя милая.

– Не обязательно, мам. Я все время играю одна.

Крис пододвинула стул ближе.

– Ну, давай, попробуем разок. Ты не против?

Секундная нерешительность. Затем – «ну, давай». Едва касаясь кончиками пальцев, дочь положила руки на планшет. Когда же Крис потянулась чтобы сделать то же самое, доска резко сдвинулась в ту ее часть, что была помечена словом «нет».

Крис лукаво улыбнулась.

– «Мама, я лучше сама», так, что ли? Ты не хочешь, чтобы я играла?

– Нет, я хочу! Это капитан Хауди сказал «нет».

– Какой капитан?

– Капитан Хауди.

– Дорогая, кто такой капитан Хауди?

– Ну, это так: я задаю вопросы, а он отвечает.

– Вот как?

– Он очень милый.

Крис попыталась не хмурить бровей, хотя и чувствовала, что ее охватывает смутная и вместе с тем навязчивая тревога. Риган обожала отца, но, как ни странно, внешне никак не реагировала на развод родителей. Может, она даже плакала в своей спальне, кто знает?