– О, да, я ужасно рад, что тебе дали сценарий.
Пронырливый, худощавый, лет пятидесяти с гаком, он говорил с шикарным британским акцентом, таким отрывистым и идеально точным, что это придавало шарм даже самым грубым скабрезностям. Когда же он бывал пьян, то, похоже, в любой момент был готов разразиться хохотом, и ему стоило немалых усилий сохранять серьезность.
– А теперь скажи мне, детка. В чем дело? Что случилось?
По сценарию в сцене, которая имелась в виду, декан мифического колледжа должен был обратиться к собравшимся студентам и попытаться отговорить их от сидячей забастовки. Тогда Крис должна была взбежать по ступенькам эспланады, вырвать из рук декана мегафон, указать на главное административное здание и прокричать: «Давайте снесем его!»
– Это полная бессмыслица, – сказала ему Крис.
– Неправда, – солгал Деннингс.
– Неужели? Тогда объясни мне, Берки-Верки, какого черта им понадобилось сносить здание? Зачем? Какова тут твоя идея?
– Ты дразнишь меня?
– Нет, я спрашиваю «зачем?».
– Потому что там так написано, киска.
– В сценарии?
– Нет, на земле!
– Ой, ну ладно, Бёрк, это же не она. Это не в ее характере. Совсем не в ее. Она бы так не поступила.
– Поступила бы.
– Нет, не поступила бы.
– Вызовем сценариста? По-моему, он сейчас в Париже.
– Прячется?
– Трахает девок!
Бёрк произнес это с безупречной дикцией, и в его лисьих глазках на похожем на тесто лице блеснул лукавый огонек. Выпущенная же им реплика взмыла ввысь, к готическим шпилям. Крис повисла на его плечах. Ноги подкашивались от смеха.
– О Бёрк, ты просто невозможен, черт побери!
– Да, – согласился он, словно цезарь, скромно подтверждающий, что трижды отказался от короны. – Ну так что, теперь мы поладим?
Крис его не слышала. Мысли ее были заняты другим. Интересно, кто-то услышал непристойность? Она тайком бросила взгляд на иезуита лет сорока, стоявшего в толпе зевак. Смуглый, с грубыми чертами лица. Похож на боксера. В глазах что-то печальное, даже страдальческое и вместе с тем теплое и ободряющее. Встретившись с ней взглядом, он еле заметно кивнул. Он услышал. Затем посмотрел на часы и отошел.
– Так я спрашиваю – мы поладим?
Крис обернулась, думая о своем.
– Да, конечно, Бёрк. Будем работать.
– Слава богу.
– Нет, погоди!
– О господи!
Она пожаловалась на концовку сцены. Ей казалось, что кульминацией была ее реплика, а вовсе не то, что она сразу после нее выбегает в дверь.
– Это ничего не добавляет, – пояснила Крис. – Это глупо.
– Да, киска, все правильно, – искренне согласился Бёрк. – Но вот монтажер настаивает, чтобы мы это сняли, – продолжил он. – Так что будем снимать. Ты понимаешь?
– Нет. Не понимаю.
– Конечно, ты не понимаешь, дорогая, потому что ты абсолютно права. Это чушь собачья. Просто поскольку следующий эпизод… – Деннингс хихикнул. – Поскольку эпизод начинается с того, как Джед входит в дверь, монтажер уверен в номинации, если предыдущий эпизод закончится тем, что ты в эту дверь выйдешь.
– Шутишь?
– Согласен, киска. Это просто гребаный позор. Поэтому давай, так и быть, его снимем, и потом, во время окончательного монтажа, я втихаря его вырежу. Думаю, это будет лакомый кусочек.
Крис рассмеялась. И согласилась. Бёрк посмотрел на монтажера. Тот слыл вспыльчивым эгоистом, склонным к долгим, отнимающим массу времени спорам. Монтажер был занят разговором с кинооператором. Режиссер облегченно вздохнул.
Ожидая на лужайке перед ступеньками, пока нагревалась осветительная аппаратура, Крис наблюдала за Деннингсом: тот с руганью набросился на одного из рабочих сцены, после чего просиял от удовольствия. Похоже, он наслаждался своей эксцентричностью. Но Крис знала: в какой-то момент попойки он мог внезапно вспылить, и, если такое случалось в три или четыре часа утра, чаще всего звонил сильным мира сего и злобно оскорблял их из-за не сто́ящих и выеденного яйца поводов.
Крис вспомнился директор студии, чье прегрешение состояло лишь в том, что на просмотре он беззлобно заметил, что, дескать, у Деннингса слегка потрепаны манжеты рубашки. В отместку тот разбудил его в три часа утра и обозвал «гребаным хамом», добавив, что его отец, основатель студии, «был явный психопат» и во время съемок фильма «Волшебник страны Оз» постоянно «лапал Джуди Гарленд». Затем, на следующий день, он притворился, будто ничего не помнит, хотя и светился удовольствием, когда те, кого он оскорбил, в мельчайших подробностях описывали ему, что он натворил.
Хотя, если было нужно, он помнил. Крис с улыбкой покачала головой, вспомнив, как Деннингс, напившись джина, крушил в ярости свои апартаменты на киностудии, как позднее, когда его припер к стенке глава кинопроизводства с подробным счетом и полароидными снимками устроенного им разгрома, Бёрк насмешливо отверг эти обвинения как «явную фальшивку», заявив, что «ущерб был гораздо, гораздо большим!». Крис не верила, что Бёрк алкоголик или запойный пьяница. Скорее он пил и буйствовал, потому что этого от него ожидали. Он должен был соответствовать стандартам легенды. Своего рода бессмертие, подумала она.
Крис обернулась через плечо, выискивая взглядом иезуита, который улыбнулся, когда Бёрк ляпнул непристойность. Он прогуливался вдалеке, печально опустив голову, одинокое черное облачко в поисках дождя. Она никогда не любила священников. Такие уверенные. Такие самонадеянные. И все же этот…
– Все готово, Крис?
– Готово.
– Отлично. Полная тишина! – выкрикнул ассистент режиссера.
– Начали! – скомандовал Бёрк.
– Начали!
– Быстрее!
– Мотор!
Крис взбежала по ступенькам. Статисты разразились одобрительными возгласами. Деннингс же не сводил с нее глаз, гадая, что с ней такое. Она слишком быстро уступала в спорах. Он многозначительно посмотрел на ассистента, отвечающего за диалоги. Тот моментально подскочил к нему и предложил свой открытый экземпляр сценария, словно этакий престарелый церковный служка, передающий на мессе священнику свой служебник.
Они работали лишь при переменной облачности, а в четыре часа небо затянуло плотными, темными тучами.
– Бёрк, свет уходит, – обеспокоенно заметил ассистент режиссера.
– Да он уходит во всем этом гребаном мире.
По распоряжению Деннингса ассистент режиссера отпустил всю съемочную группу, сказав, что на сегодня работа закончена. Крис пешком отправилась домой. Она шла, опустив голову и чувствуя себя совершенно разбитой. На углу Тридцать шестой улицы и О-стрит остановилась, чтобы дать автограф пожилому итальянцу из бакалейной лавки, который поздоровался с ней, стоя в дверях своего заведения. На коричневом бумажном пакете Крис написала его имя и добавила «с теплыми пожеланиями». Пропустив машину, прежде чем перейти улицу, посмотрела на католическую церковь на другой стороне. Церковь какого-то там святого. Служили в ней иезуиты.
Она слышала, что здесь Джон Ф. Кеннеди сочетался браком с Джеки. Сюда же он ходил исповедоваться. Крис попыталась представить Кеннеди среди свечей и набожных морщинистых женщин. Кеннеди, под щелканье перебираемых четок склонивший голову в молитве. Я верую… разрядка в отношениях с русскими, я верую, я верую… «Аполлон-4»… Я верую в воскресение и жизнь вечную…
Ага. Вот он. Главный крючок.
Мимо Крис по брусчатке мостовой продребезжал своим теплым, дрожащим грузом фургон с логотипом пива «Гюнтер».
Она перешла улицу, и, когда шагала по О-стрит мимо здания начальной школы Святой Троицы, из-за ее спины выскочил священник. Сунув руки в карманы нейлоновой ветровки, он явно куда-то спешил. Молодой. Сосредоточенный. Небритый. Обогнав ее, свернул направо, в проход, который вел во двор позади церкви.
Крис остановилась в проходе, с любопытством глядя ему в спину. Судя по всему, священник направлялся к белому домику. Старая дверь с экраном-сеткой со скрипом распахнулась. Из дома вышел еще один священник. Коротко кивнув молодому коллеге, он опустил глаза и быстро зашагал ко входу в церковь. И вновь дверь белого домика открылась изнутри. На пороге вырос еще один священник. Ой, да ведь это же тот самый, который улыбнулся, когда Бёрк произнес слово «трахается». Только теперь он был мрачен. Он молча поприветствовал новоприбывшего, нежно и даже как будто по-отечески обняв за плечи, после чего повел его внутрь. Дверь с тихим скрипом закрылась. Крис посмотрела на свои туфли. Она была озадачена. Что же будет дальше?